Кевин Брокмейер - Краткая история смерти
Лука понятия не имел, где слепой жил до сих пор. Казалось, он не относился к числу людей, у которых есть домашние животные или ценное имущество, за которым нужно приглядывать. Лука не удивился бы, узнав, что слепой каждую ночь проводил в разных местах: на кушетке, на ковре или на полу в зависимости от того, где посчастливилось обрести ночлег.
Он проснулся рано на следующее утро, почуяв запах еды, и пошел на кухню.
Слепой, найдя в холодильнике банку масла, укладывал тесто в снабженную шарнирами металлическую вафельницу. Масло шипело и темнело, вытекая через край.
— Между прочим, вы разговариваете во сне, — заметил слепой.
Луке казалось, что он вошел совершенно бесшумно.
— Правда? И что я говорил?
— «Они еще здесь». «Это лучшее, что я когда-либо делал». Ну и все такое.
Лука ненадолго задумался.
— Понятия не имею, что это значит.
Он съел целую тарелку вафель, на диво хорошо приготовленных, — хрустящая коричневая кромка и мягкая середина — а потом они снова отправились в город и обошли те же места, что и накануне, но на сей раз по прямой, а не по спирали, чтобы убедиться, что они никого не пропустили. Пришлось укрыться под навесом винного магазина, чтобы переждать очередную внезапную грозу, но дождь продолжался всего несколько минут, а потом они опять пустились в путь.
Лишь вечером они нашли третьего.
* * *Ее звали Минни Ригс, и они заметили, как она мерила перчатки за окном дешевого магазина. Она испугалась и схватилась за сердце, когда Лука постучал в стекло, но тут же выбежала на улицу, восклицая:
— Слава Богу! Слава Богу!
Она как будто хотела обнять обоих, но вместо этого, впрочем, лишь на мгновение коснулась их рукавов. Минни сказала, что провела в городе всего неделю, когда ее единственные соседи по дому, русская старушка и ее сын, даже старше Минни, словно провалились в тартарары. С тех пор она не видела ни души. Последние несколько дней она блуждала по своему району, наблюдала, как птицы перепархивают с крыши на крышу, и стучала в чужие двери в надежде найти незапертую. Она побывала в десятках пустых магазинов и квартир, изучила груды одежды, стопки старинных карт и витрины, полные украшений. В чьем-то крашеном деревянном сундуке Минни нашла целую библиотеку старых книг и последние две ночи читала одну из них.
— Что именно? — спросил Лука.
— «Мастер и Маргарита».
— А, Булгаков. Очень люблю.
— И я, — ответила Минни. Она поднесла большой и указательный пальцы к уголкам губ, как будто пытаясь стереть с них улыбку и нахмуриться. Наверное, нервный тик, подумал Лука, наблюдая за ней.
Слепой, который стоял, привалившись к стене, снял ботинок и постучал по нему, вытряхивая камушек, потом снова надел.
— Холодает, — вдруг сказал он. Ну конечно, ведь солнце садилось. Свет еще озарял верхушки деревьев, но стволы и нижние ветки, похожие на строительные леса, были словно отсечены от них густыми тенями. У Луки помутилось в глазах, он мог разглядеть лишь самые верхние ветви. Они казались узорами, плывущими в небе.
Минни тронула его за руку и спросила:
— С вами все в порядке?
— А что?
— Вы так выглядите, как будто сейчас упадете в обморок.
— Правда? Я просто устал ходить, наверное. Устал и проголодался. Мы ничего не ели с утра.
— Хм. Слушайте, а пойдемте ко мне, — предложила она. — Не хочу… как это… навязываться. Торопить события. Но сейчас мне лучше не терять вас из виду. Я живу тут рядом, за углом, — с надеждой сказала Минни, указывая пальцем.
Лука и слепой зашли в крошечную квартирку на первом этаже бывшей школы, где из мебели были только складные стулья и кофейный столик. Минни сварила кофе, а потом, когда они поели и сложили посуду отмокать в раковине, хозяйка постепенно подвела их к разговору о переходе и о мире живущих. Она хотела знать, как они умерли.
— Автокатастрофа, — сказал Лука. — Я всегда знал, что погибну в аварии. Именно так и произошло. Я ехал по скоростному шоссе и врезался в бетонный разделитель, так что машина разлетелась на кусочки. Как будто мое тело остановилось, а остальная часть меня продолжала двигаться. Почти как во сне. Даже дождя не было. Я просто потерял управление.
— А вы? — спросила Минни у слепого.
— Я умер от старости, — ответил тот после короткого молчания, вызванного, как и все его паузы, то ли задумчивостью, то ли забывчивостью (Лука не мог понять). — От старости и пренебрежения.
Снаружи сгущались сумерки, и лампа в квартире, которая всего час назад казалась такой тусклой, теперь сияла как миниатюрное солнце.
— А что случилось с вами? — спросил Лука у Минни.
— То же, что и с остальными, — ответила она. — «Мигалка».
Казалось, она не хотела пускаться в подробности, и Лука не стал настаивать.
Он, впрочем, и так знал большинство деталей. Быстро прогрессирующая болезнь, которая начиналась с зуда в глазах. Массовое бегство населения из городов и с побережий. Грабежи и вандализм. Отчаяние и жестокость. За последние несколько недель он опубликовал в газете не меньше сотни интервью, и суть всякий раз была одна и та же.
Разговор увял, и все трое сидели тихо, прислушиваясь, как капает вода из крана. С шелестящим гулким звуком капли падали на край металлической сковородки, пока та наконец не сдвинулась и не сползла в мыльную воду.
Через некоторое время Минни извинилась и сказала, что ненадолго приляжет. Она хотела дочитать книгу.
— Осталось всего двадцать страниц. Это быстро. Вы ведь не возражаете?
— Иди.
— Супер.
Она вернулась через полчаса, уже в пижаме, сунула книгу на маленькую деревянную полку, висевшую на стене гостиной, и постояла, уперев руки в бедра.
— Интересно, что я такое собиралась сделать, — сказала она. — Ну ладно. Рано или поздно вспомню.
Они еще с час обсуждали планы на завтра. Хотя Минни почти не знала города за пределами пары кварталов по соседству, она решила присоединиться к Луке и слепому в поисках других оставшихся. Они условились, что поутру, если все по-прежнему будут в сборе и никто не исчезнет, углубятся в район оранжерей. Лука чувствовал: где трое, там и четверо, а четверо просто обязаны стать пятью.
— Впрочем, насчет шести и семи не уверен, — признал он и попытался засмеяться над собственной неловкой шуткой, но от усталости вместо смешка получился зевок.
Слепой уже заснул в кресле. Лука подавил второй зевок, и Минни взяла его за руку.
— Кровать у меня всего одна, но половина — твоя.
— Ты уверена?
— Угу. Мне так будет лучше спаться.
— Хорошо, — ответил Лука. Он почистил зубы пальцем вместо щетки и вымылся мылом в форме ракушки, которое нашел в ванной. Когда он вошел в спальню, Минни уже выключила свет, но Лука еще достаточно хорошо видел, чтобы без проблем добраться до своей стороны постели. Мгновение он постоял над Минни, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что ему предстоит спать рядом с кем-то. Казалось, мир сделал оборот словно карусель и предоставил Луке второй шанс.
— Я хочу закончить, — сказала Минни.
— Булгакова? А я думал, ты дочитала.
— Нет. Закончить свой рассказ.
Он скользнул под одеяло.
— Говори.
— Я была далеко от дома, когда появился вирус. Это важная деталь. — Минни рассказывала медленно и обдуманно, как будто шла по запутанному лабиринту незнакомых комнат. — Я поехала на торговую конференцию по поставкам офисных принадлежностей в Тусон. Я продавала канцтовары в больницы и разные агентства. В отеле нас было человек пятьсот, все из разных штатов. Когда мы узнали новости, то бросились к машинам. Я думала лишь о том, что хочу еще разок увидеть папу. Так странно… Я не видела отца с детства, и он, в любом случае, наверняка умер, но почему-то я думала только о нем. Не о маме, не о своем парне, а об отце. Но в отеле объявили карантин, и никого не выпустили с парковки. Наверное, испугались, что кто-то из нас мог быть заражен. Не знаю. В автомате оставалось еще несколько банок колы, и я взяла одну, когда возвращалась в номер. Почти все телеканалы уже не работали, а по двум оставшимся передавали репортажи из Англии. Ужасно. Трупы лежали на траве и сидели, прислонившись к деревьям. Хорошо, что ты этого не видел… — Она содрогнулась. — Честное слово. Была одна фотография из Лондона. Сотни ботинок, которые валялись на шоссе. Ничего, кроме ботинок. Наверное, люди разувались, когда бежали… неизвестно от чего. Я то и дело включала телевизор, чтобы посмотреть, нет ли чего-нибудь новенького, но ничего не было. К вечеру остался только один канал, по которому показывали какие-то голливудские свадьбы. В записи, конечно. Какие уж там голливудские свадьбы. Кажется, наутро я почувствовала себя нехорошо. Я пошла в ванную за стаканом воды, а после этого уже ничего не помню.
Она помолчала, после чего заговорила обычным голосом, лишенным налета воспоминаний:
