Алексей Смирнов - Записки из клизменной
Ну, допустим, что сумел бы. Не это главное. Во-первых, неизвестно, заразилась ли она. Можно ведь и не заразиться. А во-вторых – и это уже главное – как узнать, вылечилась она или нет? Тут же специальные анализы нужны, их просто так вообще никто не делает. Без них этот чертов сифилис запросто получится приглушенным и тайным. Потом, через несколько лет, нос провалится – и привет, да еще уйма людей пострадает.
В общем, надо отказывать.
С другой стороны, заполучив такую информацию, я не имею права не отреагировать на сифилис в отделении. Это чревато. И тетке сказать нельзя. То есть можно, но свиньей быть не хочется.
«Безвыходная ситуация», – говорит уролог-хирург.
Я выбрал самый безопасный вариант. Велел мужику идти к заведующей отделением. Я буду чист, если поставлю в известность формальное руководство. Я надеялся на ее слабоумие. И не напрасно, как оказалось.
О чем они беседовали, не знаю. Видел только, как они прощались. Заведующая с ответственным, тупым и серьезным видом пожимала ему руку.
«Лечитесь! – сказала она тоном взволнованной княгини Марьи Алексевны. – Я никому не скажу».
И он ушел. А она назначила тетке кровь на RW. И результат никак еще не мог быть положительным, даже если та заразилась. Он и не был положительным. И заведующая успокоилась.
Я-то, конечно, не успокоился.
Нарисовал на истории болезни черный треугольничек, знак гепатита. На свой страх и риск. Чтобы ей все отдельно делали. И хватит.
А дальше пусть облонские разбираются сами.
Ангелы и демоны
В больнице, где завершился мой медицинский путь, случались тягостные утренние недомогания. У многих. И я, конечно, не был исключением.
Для поправки здоровья можно было посетить либо демонов, либо ангелов.
Ярким представителем первых был заведующий лечебной физкультурой. Он всегда был готов удружить, но, поправив здоровье, всегда стремился погубить его снова с причинением ущерба окружающим. Вел себя вызывающе и всех подавлял своим неугомонным характером.
У него довольно долго хранился коньяк, литров десять. Кто-то поблагодарил за лечение аппаратом, который у физкультурника считался ноу-хау. Аппарат представлял собой фрагмент самоходной дорожки, на который надо было лечь животом и приготовиться к массажу. Физкультурник наступал на какую-то педаль, и дорожка начинала отчаянно вибрировать.
– Попробуй, – приглашал физкультурник. – Через десять минут – изумительный стул, непрерывный.
И вот я стучался в дверь, а физкультурник приотворял ее и коротко говорил: «Погоди». В щелочку я видел клиента, сотрясаемого аппаратом. Потом дверь отворялась со словами: «Заходи».
Коньяк был приличный, но физкультурника я побаивался. Совсем другое дело – доктор С., заведующий содружественным нервным отделением. Добрый, миролюбивый, переполненный философией благожелательного цинизма. Он относился к ангелам. У него хранились напитки, отобранные у больных накануне вечером, перед сном.
Утром, когда больные извинялись, доктор С. морщился и отмахивался:
– Только не говорите мне, что полоскали рот настойкой овса.
Однажды я пришел к нему, чувствуя себя исключительно плохо.
– У меня есть, – нерешительно признался доктор С. – Но я вам не советую.
И показал трофей. Это была густоватая жидкость с зеленоватым отливом, в початой водочной бутылке. Было так страшно, что я пересилил себя и отказался.
Но через полчаса вернулся.
Оказалось, опоздал. Жидкость уже выпил физкультурник, у которого кончился коньяк.
Скафандр
Однажды наша больница послала делегацию на медицинскую выставку в Гавани.
В числе прочего там показывали чудо-скафандр. Это было устройство для виртуализации реальности. Внутри можно сколько угодно воображать себя стоячим, ходячим, веселючим и вообще сверхчеловеком.
Наш начмед, академик реабилитации, аж задохнулся возле этого скафандра. Его сразу перестало интересовать все прочее, нужное больнице позарез: термошкаф, утятница, градусники. Он хотел только одного: скафандр.
– Нам бы такой, – шептал он, ходя кругами.
Скафандр стоил сорок тысяч долларов. Или двадцать. Неважно.
Академика тронули за рукав.
– Пойдемте, – сказали ему соболезнующе.
– Пойдемте-пойдемте, – повторили ему еще раз, уводя от греха подальше, под руку.
Потому как ясно, что если бы он даже выбил грант под скафандр, больше одной штуки ему бы никто не разрешил купить.
И на скафандр образовалась бы очередь.
Все доктора поседели бы вмиг и полысели, потому что в скафандр захотели бы решительно все – особенно те, кому он ни к чему. Женщины с неустроенным личным климаксом, ветераны партии, родственники вспомогательного персонала и сам вспомогательный персонал.
Посыпались бы жалобы, начались бы обиды.
Направление в скафандр выдавал бы главврач, за тремя печатями от заместителей.
Фантазии в скафандре приводили бы к дальнейшей инвалидизации по возвращении в реальность.
Наконец, в скафандр залез бы с пьяных глаз наш лечебный физкультурник и уехал в нем на родную планету.
Вообще, сломали бы сразу. Чего я тут разоряюсь.
Солнцеворот
Я очень люблю магнитные бури, я благодарен им.
Мне приятны разнообразные возмущения на Солнце и выброс протуберанцев.
В работе я бывал близок к тому, чтобы поклоняться Солнцу – с оттенком уважительной благодарности, в отличие от моих пациентов, которые больше склонялись к смиренному трепету.
Я ни разу в жизни не ощутил на себе ни одной солнечной бури.
Зато многие люди, которых я пользовал – почему-то преимущественно женщины зрелого возраста, – ощущали их все до последней. Мужчин беспокоили другие, внутренние бури, рядом с которыми любой электромагнитный импульс покажется далеким бибиканьем.
Когда население оповещали о солнечной угрозе – по радио, телевизору, разве что не воем сирен, – я знал, что вся палата будет сетовать на магнитную бурю. И что особенно приятно, не искать от нее спасения, потому что она же солнечная, а на Солнце анальгин не пошлешь. Просто мимоходом извещать:
– Я сегодня себя ужасно чувствую. Передавали, что будет сильнейшая магнитная буря.
И я сочувственно кивал, разводя руками. Ничего не поделаешь.
Иногда самочувствие бывало хреновое, а бури не было. Тогда приходилось вызывать ее самостоятельно:
– Доктор, у меня тяжелая голова.
Я начинал беспокоиться:
– Наверное, это магнитная буря. Вы разве не слышали?
Нет, не слышала. Но непременно услышит – не по радио, так на лавочке.
Летуны и ползуны
Рожденный ползать летать не только не может, но и не должен.
Ехали мы как-то на работу, в больницу. Электричкой. Унылая и постылая дорога. Мы с урологом сидели напротив добрейшего невропатолога С. и его жены.
Уролог порхал, уролог плескал руками. Он подпрыгивал демоническим бесом – обольщал жену товарища уже без желания, без надежды, понарошку, по причине глубоко въевшегося порока. Жена С. смотрела на него с брезгливой жалостью. Но тот не унимался и не умолкал ни на секунду.
С., сдержанно улыбаясь в бороду, помалкивал. Ему было не угнаться за урологом.
Так продолжалось довольно долго. Но вдруг С. ожил, он надумал ввернуть словцо. Как маленький мальчик из интеллигентной семьи, который впервые в жизни, набравшись храбрости и умирая от страха, называет соседа по песочнице жопой.
Ему хотелось что-нибудь этакое отчебучить. Повисла недолгая пауза, и С. ей воспользовался. Он расплылся в улыбке и выпалил:
– Наши жены – ружья заряжёны!
И замолчал.
А до этого уролог рассказывал о чем-то крайне непристойном.
Жена посмотрела на С. с отвращением. Уролог восхищенно захохотал, колотя себя ладонями по коленям.
Вот и правильно говорят: не садись не в свои сани. С. так и молчал, а уролог никак не мог успокоиться.
Он и на работе продолжал в том же духе: ухватил нашу медсестру за задницу и вкрадчиво спросил:
– Галина Николаевна, вы ведь возьмете у меня минет?
Та смеялась и кокетливо уворачивалась:
– Перестаньте, перестаньте!
Эпидемиологический прецедент
Однажды наш уролог загремел из-за беляшей в инфекционную больницу. Его угостил верный товарищ, хирург Кумаринсон, с которым они изображали специальных мусульмано-иудейских врачей и промышляли обрезанием.
Тумаринсон купил беляши и подарил урологу.
У того разразился понос длиною в жизнь. Выйдя из больницы, он не переставал восхищаться персональным ночным горшком, который ему выдали – с личным номером и даже, по-моему, с фамилией.
Но до того все недоумевали, куда вдруг подевался уролог.
Я рассказал сестрам, и они захохотали:
