М. Моррис - Современная вест-индская новелла
В этот раз Руби хотела рассказать мисс Элли, как тяжело больна Джейни, и хотела отпроситься на часок-другой, чтобы сбегать вниз, к хижине. Она пообещала бы вернуться вовремя и приготовить чай, но во время обеда так и не осмелилась заговорить. Мисс Элли любила есть сосредоточенно и терпеть не могла, чтобы ее беспокоили посторонними делами до окончания трапезы. «Когда мисс Элли ест, — думала Руби, — она похожа на старую свинью, зарывшуюся пятачком в корыто».
Руби вернулась в столовую. Она смахнула щеткой крошки со стола на старый жестяной поднос и провела тряпкой по полированной поверхности. Потом аккуратно расставила вдоль стены стулья и закрыла жалюзи, чтобы в комнату не проникали лучи палящего солнца.
Посуда была уже вымыта и расставлена на полках. Оставалось только убрать остатки ростбифа в холодильник. Она поставила блюдо на подоконник остывать, а сама принялась за другие дела. Мисс Элли внимательно следила за тем, чтобы Руби ставила в холодильник остатки обеда только остывшими. Ведь держать горячую еду в холодильнике — значит зря расходовать электричество.
Руби в задумчивости рассматривала говядину. Она перевернула ростбиф и увидела, что мякоть осталась нетронутой. Эту часть жаркого мисс Элли любила больше всего и обычно съедала ее сразу, как только мясо подавалось на стол. Она вечно ворчала, что мясник мошенничает и, если не схватить его за руку, непременно даст жесткое мясо. Но в то утро мисс Элли уронила очки и разбила стекло. Может быть, поэтому она и не заметила самый лучший кусок.
Руби взяла нож с буфетной полки и срезала большую часть мякоти, бормоча: «Сам бог, должно быть, расколол ее очки сегодня утром».
Нет, Руби хотела припасти это сочное мясо не для Джейни. Целую неделю бедняжка была не в состоянии взять в рот ни крошки. Она не ела ничего, разве только немного разведенного сгущенного молока, но даже оно долго не держалось у нее в желудке. Ни одно из лекарств, купленных в лавке у доктора, не помогало девочке. И вот вчера Старая Мэм открыла свой железный сундучок, в котором хранила одежду и деньги себе на похороны. Она дала Руби пять шиллингов и велела сходить за доктором.
— Не говори, что у тебя денег меньше, чем он берет. Потом отдашь ему, сколько есть, — предупредила она Руби.
Руби вытерла слезы уголком рваного фартука. Старая Мэм, должно быть, думает, что Джейни совсем плоха, иначе она не отдала бы припрятанные деньги. Она всегда говорила, что стыдно и неприлично не отложить денег на собственные похороны.
Старая Мэм была тощая и высохшая, как курица. У нее и о себе позаботиться не хватало сил, где уж там ухаживать за больным ребенком! Ей-то и был нужен кусок хорошего мяса, а просить у мисс Элли совершенно бесполезно. «Может быть, бог накажет меня за воровство», — говорила Руби сама себе. Но ей казалось, что она пережила все горести, какие могут выпасть на долю человека, и больше с ней ничего уже не случится.
Руби не была в церкви с тех пор, как родилась Джейни. Священник сказал ей, что рождение ребенка — тяжкий грех. Он объявил, что Руби не может больше оставаться в церковной общине. Может быть, священник прав и теперь бог хочет наказать ее, забрав Джейни. Худенькую, маленькую Джейни с невинными глазками. Джейни, которая так любит сияние солнца, яркие цветы и светлячков, сверкающих по ночам в ветвях деревьев, словно драгоценные камни, отколовшиеся от звезд. Руби почувствовала, как кровь отхлынула у нее от сердца и небо померкло в глазах. Она должна бежать в хижину к Старой Мэм. Старушка утешит ее.
Мисс Элли не любила, когда ее слуги отпрашивались по своим делам. Но, может быть, на этот раз, если Руби расскажет хозяйке, как тяжело больна Джейни, она отпустит? Руби на цыпочках снова подошла к двери гостиной. Мисс Элли не шевелилась, хотя перестала храпеть. Она спала крепче, чем прежде. «До трех или четырех она не проснется. Если всю дорогу бегом, я успею вернуться, прежде чем она хватится», — подумала Руби. И она, развязывая на ходу фартук, вернулась в кухню. Вошел Энди — мальчишка, служивший у мисс Элли. Прислонившись к двери, он глядел на Руби и ухмылялся.
— Эй ты, я голодный! Правда! Дай кусок хлеба.
Руби кинула на него неприязненный взгляд. Не нравится ей, как он ухмыляется. Будто знает какую-то тайну. Она открыла бумажный пакет и вытащила буханку черствого хлеба, покрытую пятнами зеленой плесени. Этим хлебом мисс Элли велела кормить кур. Руби счистила плесень и намазала ломоть тонким слоем патоки.
— Слушай, Энди, — сказала она, — я сбегаю к Старой Мэм, посмотрю, как там Джейни. Она очень больна. Если ты проболтаешься мисс Элли, я переломаю тебе все кости. Понял?
— А если она спросит, что сказать? — Рот Энди был набит хлебом и патокой. Мальчуган выглядел так забавно, что Руби невольно улыбнулась.
— Скажешь, что я пошла в прачечную.
— Ладно-о. — Энди затолкал в рот остатки хлеба и исчез.
Руби завернула говядину в газету, пришпилила соломенную шляпу поверх платка и вышла через черный ход. Тихонько закрыв за собой дверь, она побежала вниз с холма.
До хижины было меньше мили, но послеполуденное солнце жарило изо всех сил, заставляя бежать медленнее. Твердая, высохшая дорога была раскалена, как печь. От зноя все плыло перед глазами. Даже солнце было безжалостным к Руби. «Должно быть, мне так плохо от страха», — думала она. Она боялась, что Джейни станет хуже. Боялась, что мисс Элли уволит ее, если узнает, что она ушла без разрешения. Боялась, что у Старой Мэм не хватит сил ухаживать за Джейни.
Фэнси, старая рыжая сука, заметив Руби, поднялась ей навстречу. Она неуклюже ковыляла за Руби до самых дверей. Фэнси скоро собиралась ощениться, ее длинные соски волочились по земле. Она слегка виляла хвостом и смотрела на Руби печальными глазами. Руби погладила старую собаку по голове, угадывая мольбу в ее глазах.
— Не беспокойся, Фэнси, — бормотала она. — Я знаю, ты не ела со вчерашнего вечера. Я покормлю тебя, прежде чем уйду. Бедная старая Фэнси, думала Руби, у нее тоже хватает забот. Едва она успевает разделаться с одним выводком, как все начинается сначала. Фэнси… Она ведь тоже слишком стара, чтобы растить щенков. Соображать бы ей надо.
Руби заглянула в приоткрытую дверь хижины. Старая Мэм крепко спала, сидя в плетеной качалке. Ее руки были сложены под передником. Платок на голове сполз набок. Из-под него выбились спутанные пряди седых волос. В углу маленькой комнаты — железная кровать, которую Старая Мэм делила с Джейни. Девочка лежала на спине, и Руби увидела, что она тоже спокойно спит, а не мечется во сне, как всю последнюю неделю. Влажные жесткие черные кудри закрывали лоб. В тоненьких ручках Джейни сжимала куклу, которую Старая Мэм сделала для нее из кукурузного початка. Руби зарыдала. Джейни становится лучше. Должно быть, доктор дал ей хорошее лекарство, оно так быстро сбило жар. Если бы Старая Мэм догадалась послать кого-нибудь сказать ей, что жар прошел, она бы не терзалась так целый день. Руби прикусила краешек рукава, чтобы заглушить рыдания. Старая Мэм открыла глаза. Старики спят чутко.
— Жар прошел, — прошептала Руби.
— Я знала, что она не умрет, — заявила Старая Мэм торжествующе.
Руби подумала, что Старая Мэм говорит неправду. Если бы она знала, что Джейни выздоровеет без помощи доктора, сна бы не отдала деньги, отложенные на похороны. Старая Мэм забыла, как она перепугалась. Старики все забывают.
— Как поживает мисс Элли? — спросила Старая Мэм.
Руби презрительно фыркнула:
— Что с ней делается? Жрет изо всех сил. А брюхо еще и еще просит. А когда не ест, так льет слезы.
— Э-э! Бедная мисс Элли.
— У тебя ведь тоже хватает горя, Старая Мэм. Почему же ты не плачешь?
— Плачут только белые. Черным плакать некогда. Им работать надо.
«Видит бог, это правда», — подумала Руби. Даже если бы Джейни умерла, у нее не было бы времени плакать. Во всяком случае, она плакала бы недолго.
— Мисс Элли отпустила тебя проведать Джейни? — спросила Старая Мэм.
— Нет. Она никому ничего не разрешает. Если узнает, что я ушла, она выгонит меня. Что мы будем тогда делать?
Старая Мэм повела плечами:
— Не бойся, детка. Бог не даст нам умереть с голоду.
Руби взглянула на нее. Удивительно, как Старая Мэм умеет успокаивать. Она развернула сверток и протянула ей мясо.
— Это тебе, — сказала она. — У мисс Элли сегодня говядина к обеду.
Старая Мэм взяла мясо и принялась жадно есть. У нее не осталось ни одного зуба, но она неплохо управлялась и деснами. Покончив с едой, она ласково улыбнулась Руби.
— Слава богу, — сказала она. — Не помню, когда я ела такое мясо в последний раз.
Старая Мэм приободрилась. Она заковыляла на кухню, пристроенную к хижине. В закопченном горшке над тлеющими поленьями кипела вода. Она наполнила кружку, добавила ложку патоки, размешала и протянула кружку Руби.
