Андре Бринк - Сухой белый сезон
— Надо будет поспрашивать. А как насчет этих парней?
— Знаешь ли, — обиженно сказал я, — при каждом удобном случае ты называешь меня поганым буром и расистской свиньей. Но стоит мне понадобиться, ты мной не брезгуешь.
— Не то чтобы не брезгую, — сказала она, все еще поддразнивая меня, — я просто даю тебе возможность стать лучше.
— Спасибо огромное. А в благодарность я должен найти работу для этих типов.
— Я уверена, что ты это сделаешь. Заранее спасибо, Мартин.
Она поднялась, собираясь уйти.
— Погоди немного, — сказал я.
— Ты собираешься сначала переспать со мной на кушетке?
— А как насчет стола? Тогда мне не придется прерывать работу. Я смогу читать через твое плечо. Послушай, Беа, мне нужно обсудить с тобой кое-что поважнее этих парней.
— Что же?
— У меня есть для тебя работа.
— Какая?
— Я думаю нанять юрисконсульта, а ему понадобится помощник. Это очень ответственный пост.
Она некоторое время изучающе смотрела на меня, потом спросила:
— А при чем здесь я?
— Я знаю, что ты хочешь работать. И ты превосходно справишься.
— Думаешь, став моим боссом, ты скорее добьешься своего?
— Одно с другим совершенно не связано.
— Не обманывай себя. И ради бога, оставь свои попытки захватить меня. Вы, африканеры, во всем империалисты. Вам всегда нужно быть хозяевами, даже в любви.
(Чарли однажды выразился куда грубее: «По сути, ваша философия, Мартин, крайне проста: то, чего мне не заполучить и не купить, я пошлю к чертовой матери или разнесу ко всем чертям».)
— Ты не желаешь понять, что я просто хочу помочь тебе.
— Я приму эту должность при одном условии, — сказала она неожиданно.
— При каком?
— Что с настоящей минуты наши отношения переходят на чисто деловую основу.
— Но ты…
— Я многому научилась у своего профессора. — Подойдя ближе, она погладила меня по щеке. — Мне очень жаль, Мартин. Но ты сам понимаешь, что я не могу согласиться.
Это предложение было задумано как решающий удар. Теперь же я стоял совершенно обескураженный, глядя на нее растерянно и смущенно. Она пошла к двери. Уже взявшись за ручку, она обернулась, чтобы попрощаться.
— А как насчет того, чтобы поужинать сегодня? — неуверенно спросил я.
— Отказать.
Больше я ничего не ждал. Я снова сел за стол.
— У меня есть другое предложение, — сказала она мне в спину.
— Какое? — спросил я не оборачиваясь.
— Ты не поедешь после работы к себе на квартиру?
— Нет, не собирался. — Я посмотрел на нее. — А что?
— Да так, я просто подумала, что окажись ты там, я, вероятно, зашла бы и провела с тобой ночь.
И прежде чем, я успел ответить, она вышла и закрыла за собой дверь.
За Блумфонтейном у развилки Луи сбавил скорость.
— Поедем через Винбург? — спросил он.
Этой дорогой я обычно ездил на ферму, по ней поехал бы и два дня назад, не сверни случайно к Вестонарии. Но сейчас у меня не было сомнений.
— Нет, поедем тем же путем, что и сюда.
Само по себе это ничего не значило, но почему-то казалось важным решением. Не поверил ли я в какие-то тайные силы, как Беа в свою астрологию? Какой вздор! Смеркалось, впереди был Брандфорт, где мы останавливались, чтобы смыть комаров с ветрового стекла, и где на пыльной мостовой скакала девчушка; и где-то впереди мы неизбежно должны были натолкнуться на самих себя. Место встречи не могло быть слишком далеко И что тогда? Наступит момент прозрения или светопреставление? Ни то, ни другое. Я не был столь наивен. И все же почему-то не поехал другой дорогой. Я решил ехать навстречу тому, что меня ожидало, ни от чего не отказываясь и не уклоняясь, ничего не избегая.
(Думал ли я так в самом деле по пути домой или просто проецирую на прошлое мои нынешние мысли? Не знаю. Вся история постепенно становится вымыслом, и ничем иным. История, суженная до границ исторической прозы. И давно уже не документальная. И все же она кажется мне теперь более достоверной, нежели раньше. Остается только довести ее до конца.)
* * *— Вчера я познакомилась с одним из твоих служащих, — заметила Беа как бы невзначай. — С Чарли Мофокенгом. Очень интересный человек.
— Что же в нем интересного?
— Так далеко пойти, начав с самых низов. Учеба за границей и все прочее.
— Я прошел тот же путь.
— Да, но все преимущества были на твоей стороне. А Чарли черный.
— Зато на его стороне был Бернард.
— Он очень помог мне в Соуэто, — сказала она, не ответив на мое замечание. — Он там как рыба в воде. Тебе бы стоило как-нибудь поехать туда с нами.
— Нет уж, спасибо. Не имею ни малейшего желания.
(Я и не знал, что против меня что-то замышляется.)
— Чарли столько о тебе рассказывал.
— Могу себе представить. Мы все время ссоримся.
— А мне показалось, что он испытывает к тебе почти отеческие чувства.
— Отеческие? — Я невольно рассмеялся, — Ко мне?
— Да. Он считает, что тебе предстоит еще многому научиться. И в этом я с ним согласна.
— А как это ты с ним повстречалась?
— Я все время встречаю новых людей.
Мне было неприятно, что они познакомились. Возможно, в этом замешан Бернард. Но Беа не захотела ничего объяснять. Когда спустя несколько дней я стал расспрашивать Чарли, он отвечал столь же уклончиво. Я едва сдержался, чтобы не нагрубить ему.
— Предупреждаю вас, Чарли, не пытайтесь влиять на Беа. Вы сами не понимаете, что делаете.
— Беа в состоянии решать все сама.
— Но она склонна к излишним эмоциям и чрезмерным реакциям.
— Слава богу, что есть еще люди, способные так реагировать, — вырвалось у него. — Посмотрите, какой бардак творится в стране только потому, что всем на все наплевать.
— Я не несу ответственность за то, что творится во всей стране.
— Разумеется, вы несете ответственность. Вы и любой белый.
— Вы несправедливы, Чарли. Я, так же как и вы, лишь унаследовал определенный порядок вещей. Нельзя же упрекать человека за то, что делали его предки.
— Я упрекаю вас не за это. А за то, что история вас ничему не научила.
— История научила меня, как выжить в этой стране.
— Вы полагаете? История научила вас никому не Доверять, вот и все. — (И так далее.)
— Это вопрос выживания, Чарли. Я не собираюсь защищать методы. Но что еще было делать моему народу, если он хотел выжить?
— Вы ждете, чтобы я признал ваше право на выживание за счет других?
— Вы, как всегда, все чересчур обобщаете.
— Господи, Мартин, ваш народ был первопроходцем. Я уважаю его за это. Но потом вы оказались не в силах отказаться от завоевательской психологии, вот в чем загвоздка.
— Что именно вы столь гневно называете «завоевательской психологией»?
— Ваш тотальный инстинкт самосохранения. О боже, даже от самих этих слов у меня в заду свербит. Вы выживаете, уничтожая мой народ.
— Но ведь положение все время улучшается. Взгляните на самого себя: еще десять лет назад вы не могли бы занимать тот пост, что занимаете сейчас.
— Ну и что? — Он поглядел на меня сквозь толстые стекла очков. — Знаете, когда я сегодня ехал на работу по Зауер-стрит, рядом со мной остановился полицейский фургон. «Черномазый, покажи пропуск». Я молча дал ему пропуск. Я не разговариваю с людьми, которые не читают ничего, кроме похабных надписей на стенах. Он поглядел мой пропуск, а потом швырнул его на мостовую. «Поднимай», — сказал он смеясь, — Чарли непроизвольно сунул руку в нагрудный карман, словно хотел проверить, на месте ли пропуск. — И какой толк мне от моей должности, о которой вы говорите? Для этого я надрывался и здесь, и в Лондоне? Для этого я сюда вернулся? Извините, дружище, я уже говорил вам и повторю снова: в моем пропуске Сизиф — понятие не метафизическое, а социальное. И в моей бездне мне грозит не самоубийство, а убийство. Вот так-то.
зулусы, силы тьмы грозят нам с наших границ. Вновь встает вопрос о нашем будущем. Но как и в тот великий день, когда господь предал врагов наших в руки наших отцов, он укажет нам путь к спасению».
Она потребовала, чтобы после окончания церемонии мы осмотрели весь мемориал сверху донизу: мраморные фризы, гобелены, гранитные саркофаги — Мы за тебя. Южная Африка! — бесконечные ступени в пустые глубины этого мрачного сооружения.
— Боюсь что-нибудь упустить, — сказала она со злой усмешкой, упрямо сжав губы. — Это ведь святая святых вашего африканерства. Может быть, это поможет мне лучше понять вас. — И когда мы наконец вышли, тихо добавила: — Знаешь, наверно, ад похож на этот монумент, и там такие же празднества.
— Ну, а Беатриче, конечно, попадет в рай, — раздраженно ответил я, — Ладно, куда мы теперь? Домой?
— Нет, сперва в зоопарк. В другой, в настоящий.
