Роберт Стоун - Перейти грань
— П-п-п-п-п… поп? П-п-п-п… пооп? — Форки нависал над ним в темноте, опираясь на биту, и лопотал, как недоумок.
— Лучше не говори полиции, ты, козел. Ты собирался сказать полиция? Лучше не надо, ты…
— Ладно, — сказал Стрикланд, лежа на цементном полу. — Берите.
— В тебе совсем нет почтения, — бросил ему Донни Шакс. — В этом твоя беда.
Когда они ушли, он поднялся на ноги и обнаружил, что не может ни разогнуться, ни сжать руку в кулак. Боль была серьезной. Переступив через растоптанный пакет со своими покупками, он потащился вниз по наклонной плоскости, ведущей в гараж. Выбравшись из гаража и завидев прохожих на улице, он повис на дорожном ограждении и закричал:
— Я все равно сделаю его! Я сделаю! Все равно!
Как ни странно, никто не обратил на него ни малейшего внимания, хотя у гаража было полно людей, входивших и выходивших из него. С окровавленным лицом, согнутый пополам в пояснице, поддерживая изуродованную руку здоровой так, словно просил пощады, он брел с проклятиями на устах к своему автомобилю под невидящими взглядами прохожих. Чтобы открыть замок и распахнуть дверцу, потребовались неимоверные усилия. Оказавшись за рулем, он на короткое время потерял сознание.
Когда Стрикланд пришел в себя, ему вдруг стало страшно, что в таком виде он пойдет по улицам, а прохожие не будут замечать его. С трудом удерживая руль в разбитых руках, он вывел машину из гаража и подъехал к будке кассира.
Служащий в будке оказался тем же самым молодым латиносом, который дежурил в день его возвращения из Центральной Америки. Когда он вручил ему свой месячный билет, тот не вернул его обратно. Вместо этого он взял свои бумаги и вышел, чтобы посмотреть на номер автомобиля Стрикланда.
— Вы больше не можете ставить здесь свою машину, — заявил мальчишка.
— О чем вы говорите?
Юноша мгновенно вспыхнул и засверкал глазенками.
— Я говорю о том, что вы больше не можете оставлять здесь свою машину. Потому что здесь нет свободного места.
Какое-то время Стрикланд смотрел на него. Спорить было бесполезно.
— Понятно, — бросил он.
Тяжко и осторожно, все так же удерживая баранку краями ладоней, он проехал по Двенадцатой авеню и, свернув на Сорок шестую улицу, припарковался вопреки правилам перед своим зданием. Медленно передвигая ноги и не разгибая поясницы, вошел, сожалея, что тревожит своим видом спешащих мимо прохожих, и понимая их положение. Не далее чем в половине квартала отсюда три человека были застрелены за то, что они попытались помешать организованному убийству.
Наверху он нашел Памелу, болтавшую с Фреей. Разговор шел о мебели. Обе женщины подскочили при его появлении.
— Да что же это такое? — ужаснулась Фрея. Стрикланд прислонился к стене и проговорил:
— Думаю, что мне нужна ванна.
— Тебе нужен врач, — тихим от испуга голосом произнесла Фрея. — Что случилось с тобой?
— О Боже! — взвыла Памела.
— Мне нужна ванна, — повторил он. — Это все.
Но, оказавшись в ванной, где уже были открыты краны, он понял, что у него нет сил. Он вернулся в гостиную и, опустившись в скрипучее кресло, посмотрел за окно, где на землю опускался тихий весенний вечер. Спина у него по-прежнему не разгибалась.
— Я не могу бросить его, — обратился он к женщинам. Они все еще стояли и смотрели на него расширенными глазами. — Но я не знаю, смогу ли теперь закончить его. Но мне надо попытаться, понимаете?
— В госпиталь Рузвельта, — проговорила Фрея. — Это в Сент-Льюке. Мы отвезем его на такси.
— Я приехал на своей машине, — сообщил им Стрикланд.
— Приходили из лаборатории и забрали пленку, — сказала Памела. — Я впустила их.
— Кто приходил? Какую пленку?
— Ту, что с яхты Оуэна. Парни из Ю-пи-си. Они унесли ее в лабораторию.
— Я не обращался ни в какую лабораторию. Это была обычная видеопленка. Я собирался сделать с нее копию.
— Но те парни забрали ее. Она была на больших бобинах с пометкой «Браун». Они просто отобрали их и унесли. Все, что было с этой пометкой, они забрали.
Он встал, превозмогая боль, и, добравшись до монтажной, мгновенно обнаружил, что все пленки Брауна исчезли. Но было кое-что и похуже. Большую часть своего оригинального звукового материала к фильму он держал в отдельном ящике, собираясь озвучить фильм по-своему. На ящике было написано: "Звук Браунов". Теперь он стоял раскрытый и пустой.
— Мой звук. Они забрали мой звук.
— Звони в полицию, — посоветовала Фрея.
— Они забрали мой звук, — повторил он. — Они забрали у меня журналы. Они забрали пленку.
— Свяжись с адвокатом.
— Придется. — Вся пленка, на которой он снимал Браунов на берегу, была надежно спрятана в подвале его лаборатории. Большая часть отснятых на ней эпизодов была теперь немой, и отсутствовала пленка с яхты. И не было бортовых журналов. — Но я не думаю, что это поможет.
Создать фильм из этих жалких остатков почти наверняка будет ему не по силам. Для этого потребовались бы фантастическая изобретательность и неизмеримо огромный труд. В то же время он вовсе не был уверен, что удержится от того, чтобы попытаться сделать это. Ему придется сидеть в потемках и смотреть на немую и жалкую пародию утраченного фильма. И на утраченную женщину. На это может уйти его оставшаяся жизнь.
"Мне не удастся", — думал Стрикланд. Рука его уже никогда не будет такой бесстрастной и беспечной, как прежде.
— Пойдем, — звала Фрея. — Мы отвезем тебя.
— О Боже! — причитала Памела.
— Тебе надо позвонить в полицию сейчас, — говорила Фрея, когда они ковыляли к двери.
— Правильно, — согласился Стрикланд. — Страховка.
— Что дальше? — спросила она.
— Я не знаю, смогу ли я сделать его теперь. Но я должен попытаться.
— Ох, бедный, — воскликнула Памела. Во взгляде у нее промелькнуло что-то похожее на гордость.
— Я должен выбраться отсюда. Устроиться где-нибудь. Может быть, мне все же удастся сделать что-то.
Пронзенный болью, он остановился. Женщины держали его под руки.
— Господи, — прошептал он, — мои руки… — Одна из них сильно распухла. Он с трудом проглотил слюну. — Или, может быть… может быть, мне надо просто поискать что-то другое. Может быть, этот фильм у меня просто не задался. Злой рок.
— И правда, — согласилась Памела.
— Все равно я не могу оставаться здесь.
— А почему? — спросила Фрея.
Он стал хрипеть. Им показалось, что он смеется.
— Мне кажется, я лишился своего места парковки.
68
Когда рабочие вынесли последний ковер, Энн разложила пляжное кресло и села с сигаретой посреди голой гостиной. Неизвестно откуда взявшееся, но неодолимое желание вновь начать курить пришло к ней в самом начале лета. Ей было слышно, как наверху в своей ободранной спальне плакала Мэгги. Энн явственно представляла себе, как девочка сидит на полу, прислонившись к стене, и прижимает к себе медвежонка. Энн закрыла глаза и откинула прядь со лба. Волосы у нее наконец начали обретать свою прежнюю длину.
Она сняла дом для них возле Саут-Дартмута в Массачусетсе. Это был старый дом с видом на Баззардскую бухту, из тех, что она предпочитала: выстроенный в колониальном стиле. Там Мэгги сможет посещать дневную школу и жить дома. А сама Энн будет готовиться к гонке. Она планировала принять в ней участие, когда Мэгги будет учиться на первом курсе колледжа. Тем более что сейчас уже все оставили надежду отговорить Энн от этого.
Если не считать курения, образ жизни у нее был здоровый. Какое-то время она каждый вечер посещала общество анонимных алкоголиков при местной церкви. В нем состояли исключительно мужчины — умеренно пьющие провинциалы и несколько рабочих.
Мужчин, казалось, тяготило ее присутствие. Возможно, оттого, что слишком явными были ее раны, а может, просто потому, что они считали ее запойной. И это было не так уж далеко от истины. Чувство юмора приобретало у нее какой-то хулиганский и не совсем приличный оттенок. Горький и немного жестокий. Хорошие манеры, усвоенные в школе, понемногу забывались. И, что хуже всего, терпение ее почти иссякло.
Письмо, которое она забыла отдать Оуэну, обнаружилось в старом заброшенном портфеле, куда она сунула его по ошибке во время сборов. В нем она приводила строчки из "Ромео и Джульетты":
Моя любовь без дна, а доброта —Как ширь морская. Чем я больше трачу,Тем становлюсь безбрежней и богаче.
Она не могла представить себя переписывающей такие сантименты.
Слухи о том, что случилось с Оуэном, начинали просачиваться, несмотря на принятые ею предупредительные меры. Капитан Риггз-Бауэн, без конца лепетавший об осторожности, оказался болтливым выскочкой, которому не терпелось добиться дешевой популярности, рассказывая о том, что он предвидел все заранее. Это было смешно. Стрикланд в конечном итоге оказался прав, теперь она не сомневалась, что он все понимал. Кто бы мог подумать такое?
