Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
Мне хотелось кричать и топать ногами, раздолбить кулаком телевизор. Но устраивать демарши было некогда, потому что через двенадцать минут у меня начинался урок в школе. Я схватила портфель и пулей вылетела за дверь. Спустившись вниз, я подбежала к администратору:
— Мне бы хотелось продлить номер еще на один день, и можно ли попросить горничную собрать одежду с пола и отправить ее в химчистку?
Затем я села в машину и резко тронулась с места, не забыв нажать кнопку настройки радио в поисках станции WHLM. На часах было семь двадцать две. Как и предсказывала Марджи, передача вышла ровно через три минуты. До этого я лишь однажды слушала Росса Уоллеса и знала, что он бывший бостонский пожарный, а потом был диджеем утреннего эфира на какой-то крупной радиостанции, которая вещала из Вашингтона на самые северные окраины штата Мэн. Он рекламировал себя как «глашатая консерваторов из тишайшего либерального штата». Именно так его и объявили, когда закончился блок рекламы и он вернулся в эфир.
«Итак, новые шокирующие подробности в развитии не менее шокирующей бостонской истории о суперяппи, Элизабет Бакэн, которая так и не смогла принять «нет» в качестве ответа от своего женатого любовника-доктора.
Эта неприглядная история становится совсем уж неприличной. Потому что, как выясняется, мамочка этой мисс Бакэн в шестидесятых была левой радикалкой и помогла своему любовнику-революционеру сбежать за границу… притом что сама она была в то время замужем за другим».
Далее Росс Уоллес, в свойственной ему саркастической манере, принялся излагать суть событий. Закругляясь, он подытожил:
«Что ж, друзья, мораль всей этой истории банальна: яблоко от яблони… Похоже, романы с чужими мужьями и женами — в порядке вещей в семье Бакэнов. Но лично для меня куда больший интерес представляет Тоби Джадсон, который в те безумные, аморальные годы свободной любви и сжигания американского флага свято верил в насильственное ниспровержение нашего образа жизни. И что же происходит? Он бежит в Канаду, а через пару лет пребывания в этой франкоговорящей социалистической зоне, которая осмеливается называть себя нашим добрым северным соседом, начинает страдать от кризиса самосознания. С ним происходит то, что в Библии описано как преображение Павла по дороге в Дамаск, и он осознает не только то, что в корне ошибался в своей революционной политике, но и то, что причинил вред своей стране. Тогда он совершает правильный поступок. Он обращается в ФБР и говорит, что хочет сдаться, после чего возвращается в Соединенные Штаты Америки и предстает перед правосудием. Он арестован, ему предъявляют обвинение. И чтобы доказать свою честность, он изъявляет желание дать свидетельские показания против двух своих товарищей, которые убили невинных охранников, защищавших наш Образ Жизни.
Благодаря показаниям Тоби Джадсона — а фактически, исключительно благодаря ему, поскольку он был единственным свидетелем обвинения, — эти двое опасных преступников отбывают пожизненный срок в федеральной тюрьме.
Не знаю, как вам, друзья, а в моем понимании настоящий человек — это тот, кто может смело признать свои ошибки, кто может сказать: «Я был неправ!.. Я люблю свою страну, но я не понимал этого раньше!» Именно так поступил Тоби Джадсон. И после возвращения на нашу великую землю, приняв должное наказание, Тоби Джадсон возродился. Наши друзья из Чикаго слышат его голос каждое утро. Его братья по Церкви знают его как исключительно верного христианина, который проделал огромную работу во благо паствы. И Джордж Буш ценит его как преданного члена своей команды, которая выхватывает добрые дела из липких лап либеральных благотворителей и передает их Церкви… которой они принадлежат.
А теперь сравните и почувствуйте разницу между готовностью Тоби Джадсона отвечать за свои проступки и поведением Ханны Бакэн. Только вдумайтесь, друзья, — перед вами двадцатитрехлетняя жена доктора из маленького городка штата Мэн. Ее муж должен срочно уехать к своему умирающему отцу — и что же происходит дальше? Ультралевый отец миссис Бакэн — кстати, самый известный профессор-радикал шестидесятых — присылает к ней своего революционного соратника, которому надо отсидеться в Мэне. И она не только предлагает ему постель, она предлагает ему супружескую постель — и уже через два дня объявляет, что он, видите ли, любовь всей ее жизни. А потом — вот тут, друзья, история действительно становится отвратительной, — когда любовник признается, что он в бегах и замешан в политическом убийстве, что она делает? Она предлагает ему перебраться во франкоговорящий социалистический рай на севере — и, чтобы уж окончательно разрушить все самое дорогое, тащит с собой своего ребенка.
Если кому еще требуются доказательства того, что шестидесятые и семидесятые были годами упадка американской цивилизации, эта история как раз в тему. Ханна Бакэн не только нарушила супружескую клятву, она нарушила закон. И не какой-нибудь там закон. А закон федеральный. Мало того, она еще передала свою аморальную сущность дочери. Воспитывая своих детей, помните, друзья: дети часто повторяют ошибки взрослых. И это, конечно, случай Элизабет Бакэн. Даже если она никогда не знала о давнем приключении матери, что-то в процессе воспитания подсказало ей: «Такие авантюры в порядке вещей. Потому что так делала мама». И будь я сейчас на месте мужа Ханны Бакэн… скажем так, я чертовски рад, что я не муж Ханны Бакэн. Но вот что меня интересует: готовы ли вы, Ханна Бакэн, последовать примеру Тоби Джадсона и ответить за то, что совершили? Готовы ли вы повиниться? Повиниться не только перед своим мужем за предательство, но и повиниться перед страной? Потому что вы предали и ее тоже».
Он прервался на рекламу.
Я как раз заезжала на школьную парковку, когда Росс Уоллес закончил разглагольствовать. Это было сюрреалистическое ощущение — слушать, как кто-то разделывает тебя в эфире. Он как будто говорил о некоем абстрактном персонаже, не имеющем никакого отношения ко мне.
И все же к концу его монолога я поймала себя на том, что так крепко впилась в рулевое колесо, что костяшки пальцев готовы были прорвать кожу. Яблоко от яблони… Это в порядке вещей. Потому что так делала мама. Если Лиззи была рядом с радиоприемником, это могло стать для нее последней каплей.
Зазвонил мой сотовый. Марджи. Голос у нее срывался от волнения:
— Ты видела репортаж на «Фокс ньюс»?
— Да.
— А Росса Уоллеса слышала?
— Да.
— Ханна, сочувствовать некогда, потому что тут творится сплошное безумие, но знай одно: есть много вариантов, как мы можем ответить — и ответим. Сейчас куда важнее срочно спрятать тебя в безопасном месте…
— Не понимаю.
— Где ты находишься?
— У школы.
— Хорошо, тогда вот что от тебя требуется. Позвони сейчас директору по сотовому, скажи, что плохо себя чувствуешь и сегодня не выйдешь на работу. Потом возвращайся в отель, скажи администратору, что тебе нужна полная анонимность, чтобы никому не проболтались, что ты у них остановилась, и оставайся в номере, пока от меня не будет новых распоряжений…
— Марджи, у меня урок…
— Послушай меня, дорогая. Мне только что звонил Дэн. Сегодня утром он попытался попасть домой и обнаружил, что дом по-прежнему окружен. Он поехал в свой офис, а там его уже дожидались толпы телевизионщиков. Сейчас он в госпитале — и очень зол и расстроен, потому что кто-то из его руководства уже слышал комментарий Росса Уоллеса в шесть двадцать пять утра и требует объяснений…
Я машинально полезла в сумочку, нашла сигареты и закурила.
— Как бы то ни было, — продолжала Марджи, — Дэн хотел узнать, что ему делать с прессой. И я сказала ему то же, что говорю тебе: затаиться и не вступать ни с кем в контакт. С Дэном проще — сегодня утром у него три операции. Газетчики, конечно, стервятники, но они не станут штурмовать госпиталь. Однако твою школу вполне могут блокировать…
— У меня уроки, Марджи.
— Так, прежде чем ты начнешь строить из себя Жанну д’Арк, обещаю тебе, что через час та же толпа репортеров, что дежурит у твоего дома, вычислит, что тебя там нет, и ринется к школе. Так что сделай одолжение…
— Дэн говорил тебе, где провел ночь? — перебила я.
— Знаешь, у нас времени не было обсуждать такие подробности. Дорогая, я умоляю тебя…
— Я перезвоню тебе, когда закончу урок, — сказала я и отключила телефон.
Схватив пальто и портфель, я вышла из машины и поспешила к главному входу, нервно поглядывая на часы. Я опаздывала на пять минут.
В школьном коридоре было пусто. Я побежала, и мои каблуки громко зацокали по линолеуму. Когда я приблизилась к двери своего класса, то услышала, что мои ученики привычно беснуются. Они притихли, когда я ввалилась в класс, швырнула пальто на спинку стула, открыла портфель и начала рыться в поисках «Бэббита» Синклера Льюиса, который должен был стать темой урока. Среди учеников пронесся тихий гул. Я подняла голову:
