Ким Мунзо - Самый обычный день. 86 рассказов
— Занято, — говорит он толстяку и одновременно пианистке. Совершенно очевидно, что она пианистка: посередине гостиной, занимая практически всю комнату, стоит огромный рояль. — Как это может быть, чтобы пожарный номер был занят?
Пианистка раздраженно смотрит на них и зябко ежится, обнимая себя за плечи. Худой пожарный объясняет ей:
— Если я расскажу вам все, что с нами произошло, вы ни за что не поверите.
Толстый пожарный думает, что, скорее всего, его товарищ неправильно набрал номер. Он берет трубку и набирает его заново. Там действительно занято. Толстяк опускает трубку и смотрит на товарища. Пианистка переводит взгляд с одного на другого. Вдруг с лестницы доносится громкий визг.
Визг повторяется. Слышно, как открывается дверь; кто-то снова визжит, на сей раз еще громче и пронзительней, после чего распахивается несколько дверей. Пианистка направляется к двери и открывает ее. На верхней площадке одна из соседок в стеганом халате объясняет прерывающимся от рыданий голосом, что только что обнаружила труп мужа в гостиной. Кто-то взломал дверь квартиры и убил его.
Пианистка поворачивается к пожарным и смотрит на них вопросительно. Прежде чем она успевает задать какой-либо вопрос, они одновременно отрицательно мотают головой и говорят хором:
— Мы здесь ни при чем.
Пианистка широко раскрывает рот (на губах нет помады, рот огромен, он полон зубов, и в нем отчетливо видны гланды) и визжит. Соседи сверху смотрят в пролет лестницы. Их сотни, они немедленно спускаются и окружают подозрительных пожарных, которые оправдываются, повторяя, что они здесь ни при чем.
— Какой позор для всей пожарной команды! — говорит сосед, который уже успел позвонить в полицию. Через несколько секунд слышится вой сирен, и скоро в квартиру заходят полицейские, ругая на чем свет стоит неисправные лифты. Они надевают на пожарных наручники, уводят их вниз по лестнице и оказываются сначала в холле, потом на улице, а потом в полицейском фургоне. Несмотря на вполне понятное раздражение, которое вызывает у пожарников то, что их приняли за убийц, оба (ошибочно думая, что их невиновность очень скоро подтвердится) испытывают облегчение, оказавшись наконец в холле.
Соседка, на которой раньше был стеганый халат, сейчас сидит в черном платье возле гроба, в котором покоятся останки ее мужа. Время от времени она прижимает к глазам платочек и утирает слезы. Рядом с ней располагаются родственники: деверь (брат мужа), две сестры, сын и невеста сына. На некотором расстоянии — соседи; среди них центральную позицию занимает пианистка, заслуга которой (по крайней мере, так считает сама женщина), состоящая в том, что она задержала пожарных в своей квартире, дает ей определенные права и выделяет ее среди прочих жильцов и даже отдельных родственников, особенно самых дальних. Вдова, разумеется, является центром всеобщего внимания, и все родственники в порядке строгой очередности подходят к ней и заключают ее в свои объятия.
Когда приезжают служащие погребальной конторы, все присутствующие отступают к стенам комнаты и оставляют вокруг гроба свободное пространство. Когда гроб накрывают крышкой, плач вдовы становится более громким и пронзительным: никогда больше не увидит она своего мужа — ни живым, ни мертвым. Сын обнимает ее, служащие погребальной конторы запечатывают гроб и, сопровождаемые нарастающей волной рыданий, поднимают его на своих плечах. Когда гроб выносят из дверей квартиры, вдова начинает рыдать еще громче. Все выходят на лестницу. Одна из сестер вдовы запирает дверь на ключ и кладет его в свой кошелек. Служащие погребальной конторы подходят к лестнице и начинают потихоньку спускать гроб. Ступенек очень много, и они идут медленно и осторожно, чтобы не уронить покойника. Наконец они добираются до холла, открывают дверь на улицу и выходят. День ветреный и прохладный. Прямо перед дверью их ожидает похоронный фургон, заваленный венками. Их так много, что некоторые пришлось положить на тротуар, чтобы они не слишком выступали за пределы автомобиля, нарушая тем самым правила дорожного движения. Сделав последнее усилие, носильщики засовывают гроб в кузов, отряхивают пыль с пиджаков и садятся в машину. Родственники рассаживаются в два других автомобиля, специально вымытых по такому случаю. Пианистка садится в последнюю машину. На кладбище едут только родственники, но ее тоже пригласили участвовать в церемонии, чем она очень гордится. Женщина смотрит на прочих соседей, которые остаются у дверей дома, с легкой улыбкой превосходства на губах. В руках у некоторых женщин — носовые платки, — они вытирают слезы и сморкаются.
Им предстоит пересечь весь город, чтобы добраться до шоссе, которое ведет к кладбищу. Траурный кортеж возглавляет фургон похоронной конторы. Прямо за ним следуют две машины с родственниками. Кортеж строго соблюдает указания светофоров и двигается очень медленно. Они выезжают на широкую улицу, ведущую к проспекту, по которому им предстоит ехать до шоссе. Движение в городе довольно оживленное, и пассажиры едущих рядом с кортежем машин оборачиваются, чтобы поглазеть на них. Если это ребятишки, то они испуганно раскрывают рты. Многие из них впервые видят, как везут гроб, и смотрят на него с ужасом: там внутри лежит мертвец. Наконец кортеж подъезжает к проспекту. Здесь можно ехать гораздо быстрее, и чем дальше от центра, тем меньше становится машин. Они несколько минут следуют по проспекту, и неожиданно им приходится свернуть с него из-за дорожных работ. Водитель похоронного фургона следует указателям, которыми обозначен маршрут объезда, но постепенно их становится все меньше и меньше, и наконец они совсем исчезают. Водителю приходится рассчитывать только на свою интуицию. Он решительно сворачивает в одну из улиц и заезжает в тупик. Ему надо бы дать задний ход, но остальные машины следуют за ним впритык, и фургон не может двинуться назад. Шофер выходит из кабины и просит остальных водителей сдать немного назад: надо вернуться на боковую улицу, с которой они только что свернули, и попытаться доехать до проспекта, ведущего к шоссе, или по крайней мере до указателей. Все дают задний ход: сначала последняя машина кортежа, потом — вторая и наконец похоронный фургон, который, вырвавшись из пробки, немедленно дает газ. Такое высокомерное поведение производит неприятное впечатление как на родственников, так и на пианистку. Однако остальные машины, взвизгнув тормозами, сейчас же бросаются за ним вдогонку. Они оказываются в районе городских складов. Вокруг простираются кварталы и кварталы промышленных зданий с припаркованными около них огромными грузовиками. Названия здешних улиц неизвестны большинству горожан и нашим героям тоже.
Отсутствие движения теперь им вовсе не на руку. Совсем наоборот: если бы на улицах были люди, то они могли бы спросить, как выехать отсюда. Неожиданно им приходится свернуть направо, и они оказываются на берегу моря, вдоль которого тянется набережная. По логике вещей, теперь следовало бы повернуть налево, но стоит водителю фургона включить указатель поворота, как шофер машины, которая следует прямо за ним, нажимает на клаксон. Он опускает стекло и кричит, что с той стороны проезда нет. Им надо повернуть направо или вернуться назад по той же улице, по которой они сюда приехали. Пусть даже им придется ехать в запрещенном направлении — это единственная возможность вернуться на улицы с указателями. Водитель похоронного фургона признается: он не имеет понятия, где они находятся, но предполагает, что раз городское кладбище находится более или менее к северу от города, за первым кольцом спальных районов, то им надо ехать по улице в северном направлении, а это означает — налево. Те немногие пассажиры машин, которые к этому моменту еще не успели выразить свое мнение, наконец высказываются и с досадой захлопывают дверцы. Сын покойника, невеста сына, деверь, отец, тесть, теща и пианистка прекрасно знают, как следует поступить, но при этом предложения одних не совпадают с предложениями других. Вдова снова принимается плакать. Наконец все решают последовать совету водителя похоронного фургона, в основном потому, что считают его профессионалом; из трех шоферов он — единственный человек, который находится при исполнении служебных обязанностей. Все рассаживаются по машинам. Как предлагал водитель похоронного фургона, они поворачивают налево по набережной, параллельной пляжу, и едут примерно километр или два, пока улица не заканчивается прямо перед клубом любителей плавания. Слева видна единственная асфальтированная улица, еще более узкая, чем та, по которой они ехали раньше. Они сворачивают на нее. Скоро узкая улица углубляется в сеть таких же узких улиц, образующих квадратные кварталы, — однако это, по крайней мере, населенный район. Все домики, которым не меньше ста лет, — скромные, двухэтажные, с побеленными стенами. На втором этаже — маленькие балконы с зелеными жалюзи. Внизу — входные двери из дерева и стекла. Внутри видны обитатели этих домов: мужчина смотрит телевизор, какая-то девушка учит уроки, другой мужчина чинит радиоприемник, еще одна девушка строчит на машинке. На улице мальчишки гоняют мяч. Водитель похоронного фургона останавливает машину, выходит из нее и обращается к двум женщинам, которые сидят на стульях у двери дома и что-то шьют. Он спрашивает, по какой улице они могут выехать из этого района и добраться до шоссе. Женщины поднимают руки с вытянутыми указательными пальцами и тычут ими в сторону той самой улицы, по которой они приехали. Водитель говорит им, что именно оттуда они и едут, но выезда на шоссе не обнаружили. Родственники покойного снова выходят из машин. Сын предлагает пересечь город еще раз в южном направлении и проехать по окружной дороге в северном направлении до городка, где расположено кладбище. Брат покойного с ним не согласен. Они уже и так находятся к северу от города. Довольно глупо снова проезжать через центр только для того, чтобы, объехав город по окружной, оказаться поблизости от того самого места, где они сейчас находятся. Нужно просто не нервничать и попробовать выехать на проспект, ведущий к шоссе. А проспект должен быть где-то здесь, совсем поблизости: какая-нибудь улица наверняка ведет к нему. Водитель возвращается в похоронный фургон, остальные следуют его примеру. Они проезжают до следующей улицы, поворачивают по ней налево, потом еще раз налево в попытке отыскать ту улицу пошире, которая ведет к клубу любителей плавания и к пляжу. Но это им никак не удается, и они неожиданно выезжают на квадратную площадь. Площадь носит имя генерала, жившего пару веков назад; прямо посередине ее растет огромное дерево с искривленным стволом, с которого двое мальчишек пытаются сбросить третьего. На площадь выходит только одна улица — по ней они и приехали сюда.
