Александр Грог - Время своих войн 3-4
И показать всем шиш
Я могумогу–могу — Моя профессия — латыш
Мне плевать на все,
Что не связано со мною
Я куплю и все продам
Вот такой я крутой
Мой дед, он славный немалый -
Он ветеран СС,
Отец большая шишка в КПСС.
И я под стать родне
И всем показываю шиш -
До чего же славная профессия — латыш…
Песня в Латвии — это культ, но никогда, не одна из них не была песней протеста, и уж куда им до частушек России! Времена меняются, и Сергей отметил это, впрочем, как и то, что пел не латыш — латгалец.
Русские своими песнями от бед городятся. Но это было до попсы, когда люди пели сами. Попса отняла право на песню, и песни тоже отняла.
Не много гостил, да много видел. У кого глаз «не замылился» повседневностью, тому легче примечать… Заходил в муниципальные службы, которым положено быть добрым по спущенному инструкциями образцу — ни больше, ни меньше, и банки, чей добрый оскал видишь и в момент, когда он тебя сжирает, рылся средь буклетов, брал бланки, не делал вид, а в самом деле заполнял, спрашивал совета у соседей и служащих, незаметно переводя разговор на иное — присматривался к государственной системе, и к частой, и общественной, которая не являлась ни честной, ни государственной. Немалую часть интереса составляли театры, музеи, костелы и церкви, существующие на дотации, пытался разглядеть людей при них, что они из себя представляют, чему служат, и словно заранее грустил по городу, который собирался уничтожить. Всматривался в людей, в объекты, что, как считал Федя, ничем не отличаются — у каждого свой запас прочности и собственные болевые точки. Люди огорчали, объекты радовали. Впрочем, был один замечательный эпизод, когда Сергей человеку порадовался и даже, не упустив случая, рассказал своим, весьма воодушевив этим Сашку — Снайпера…
В той же Риге уморенный фильмами тинейджер, уже в том человечьем воспитании, когда не человек разумный, не задумывается над смыслом слов, что проходят мимо, да и нет их более, слов, несущих смысл, последним вывертом сознания которому послужил «Код Да Винчи» — очередная поделка бесконечной серии вбивания гвоздей в гроб католицизма — остановив и окружив компанией с такими же бледнодушими на улице батюшку, идущего по каким–то своим, не то духовным, не то мирским делам, взялся его упрекать в том, что христианство держится на ложных предпосылках, что все это многовековой обман–заговор церковников… Сергей с неподдельным интересом наблюдал сколь смиренно его выслушивал батюшка, глядя прямо в лоб недоумку, словно надеясь там что–то высмотреть, отчаянно борясь с желанием закатить очи к небу, но не вынес–таки, скорбно вздохнув, вздернутым пальцем остановив словоизвержение, и басисто изрек отнюдь не небесное, а личное предупреждение: «Отрок, я ведь не католик, я вполне могу и в хлебало дать!»
Настало время бить «в хлебало». Всегда настает подобное — таковы законы человеческого развития, а если нет… значит, оно не развивается. Значит, исчезли те, кто при любой политической погоде вправе себя назвать «дежурным по справедливости»…
----
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
Боливийские индейцы во вторник сожгли живьем мэра Бенджамина Альтамирано за его коррумпированность. Источники в правительстве сообщают, что Альтамирано был похищен в понедельник ночью в Ла — Пас и привезен в свой дом в Айо — Айо, городок в 90 км от столицы. Он был сожжен в доме, а затем его тело было извлечено, протащено по улицам и брошено на городской площади. Он был связан, подвешен к фонарному столбу и снова подожжен. Губернатор провинции Николас Квента заявил, что подобные акты недопустимы…
(конец вводных)
----
СЕДЬМОЙ — Петров Юрий Александрович (Казак)
/«Ч» минус — значение ИКС/
Директор Бюро защиты Конституции Латвии — отставной британский генерал Янис Куркулиньш, недавно переизбранный парламентским решением Сейма Латвии (согласно рекомендациям США) на второй пятилетний срок, был убит в ста метрах от главного памятника страны. (Памятника находящегося в самом центре города и какой–то странностью так не снесенного во времена «проклято–кровавого русского КГБ-империализма»). Главный особист страны (так еще называли эту должность) был убит на пешеходном переходе ведущем от этого памятника, на открытом пространстве, равном расстоянии между стеклянным предбанником «Парекс–банка» и зданием с прилепленным к углу большой буквой «М», каким–то недоразумением, если не затмением, указывающем не на метро (которого здесь не было), а на столовку называемую «рестораном», где студенты, вымученно улыбаясь, подавали газировку цвета торфяного болота, упакованный в булку кусок «чего–то светло–коричневого», в котором ни одна собака ни учует мяса, а только пропущенную через мясорубку туалетную бумагу, искупавшийся в полусинтетическом масле картофель — то, другое и третье — символ США, который форпостом внедрял свое лучшее по всему миру.
Мир повидал всяких вывертов: каменщиков, никогда в жизни не держащих кайла и скребка, «рабочие партии», в которых не было рабочих, или сравнительно недавнюю балтийскую новинку — «штаб русских школ» — где среди главных «штабистов» днем с лампой не найти было русских. Русские школы в Латвии существовали лишь в том смысле, что в них учились русские — «русскими школами» им было запрещено называться (в отличии от пары «еврейских», у которых это гордо красовалось на фасадах и даже «украинской»), но парадокс как раз заключался в том, что штаб этот — «русский штаб» (как всякий несведущий мог бы судить по названию), составляли еврейские подростки, руководимые взрослыми, имеющими в отличие от них кое–какой опыт, и считающих, что их детям тоже необходим практический опыт управления и стравливания масс — учась под наставлением своих взрослых с детства делать политические карьеры, как направлять этих русских лохов, противопоставляя их латышам. Более чем удобно, поскольку едва ли не вся «рускоголосящая» пресса сосредоточена в одних руках, и растут они из того места, что греется под солнцем Тель — Авива. Впрочем, то же самое происходило едва ли не во всех концах света. «Свободная» пресса Канады, 99 % которой принадлежало тем же владельцам, без устали разыгрывало разногласия франкоговорящих с англоговорящими, стараясь держать страну в постоянно–недовольном разодранном состоянии, схожее вызревало и все никак не могло вызреть в Бельгии, да и по России раскладывались собственные детские пасьянсы.
Право же, Прибалтика не менее странна, чем Россия — это их роднит.
Вот и еще одна, смущающая умы, «нестранность» в балтийскую копилку: назначению парламентом суверенной страны главного надзирателя над своими правами и свободами, одновременно (по своей должности) главного контрразведчика страны способствовал звонок из Вашингтона… И безоговорочно принятым решением Сейма им стал человек, получивший свое воинское звание в Британии, служащий США.
Парадокс парадоксы погоняет: именно директор Бюро Защиты Конституции решает, кто из депутатов Сейма, выбранных волеизлиянием народа Латвии, может быть допущен к материалам и сведениям, которые определяются как «государственная тайна».
Решал…
— Его два раза ударили! Два — не один! И что, никто так и не заметил?!
Главный контрразведчик Латвии, главный защитник ее Конституции и связанных с нею свобод был убит ножом. Прозаически пошлым образом, словно по какой–то «бытовухе». Один из охраны вспомнил, что какой–то подросток с роликовой доской в руках и козырьком, обернутым на затылок, споткнулся, роняя доску, потом подхватил ее и побежал дальше. Вот после этого директор Бюро господин Куркулиньш с удивлением взялся рукой за бок и стал оседать на мостовую.
Главный Прокурор Латвии, находясь средь прокуроров помельче и достаточно крупных следователей, чтобы им соответствовать, задумчиво вырисовывающих не относящиеся к делу каракули в своих блокнотах, держал результаты вскрытия с перечнем неудобных вопросов, которые ему предоставила спецгруппа следователей, срочно прилетевшая из США. Согласно сделанному вскрытию, следовало, что директор Бюро защиты Конституции Латвии был ударен ножом два раза, а согласно допросам охраны, постоянно находящейся при нем, никто этого не заметил. Более того, они утверждали, что никого в непосредственном контакте с «объектом» не находилось. Просто шел, потом взялся за бок, потом остановился, удивленно оглянулся, стал оседать и упал.
— Что еще не заметили?!
— Вообще–то у нас так свиней режут, — позволил себе догадку один из следователей.
— Что?! — взревел Прокурор.
Следователь торопливо неловко вскочил, роняя стул за спиной.
— Я в смысле, про удар с характерным дорезом в сторону. Здесь что–то вроде сдвоенного удара получается без полного вынимания ножа — прямо и в сторону, а иногда делается туда же, но с поворотом, чтобы сердце цветком разрезать — это за особый шик считается, потом свинью свежуешь, а там сердце на четыре части…
