Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк
По причине, так до сих пор и не выясненной, Рамон не захотел перейти брод прямо перед финишем. Тот самый, по которому перед этим он уже раз сто прошлепал…
Что произошло? Никто не знает. Может, ряска выплыла, может, лягушка-хохотушка нос показала… В общем за несколько метров до пьедестала осел встал, пропустил всех вперед и только тогда соблаговолил последовать за ними.
А ведь как они его обхаживали… Девочки его все утро чистили, причесывали, наводили блеск и лоск, ласкали, «ну хватит там… пробурчал Самюэль, это вам не игрушка…».
Транспарант не доставали, фотографироваться не стали, даже солнечные очки не надевали, чтобы никаких там бликов, подбадривали осторожно и болели за него до дрожи, но увы… Предпочел преподать урок хозяину… Тебе бы в школе хорошо учиться, а ты все в машинки играешь, преодолеваешь какие-то дурацкие препятствия.
Его хозяин, по случаю облачишийся в прадедушкин фрак, единственный из всех управлял без хлыста.
Он ведь самый сильный, не так ли?
Единственное, что он смог сказать, когда все, страшно расстроенные, собрались вокруг него:
– Я так и знал. Он такой впечатлительный… Да, сокровище мое? Ладно, пошли отсюда…
– А как же награда за участие? – забеспокоился Ясин.
– Ха… Сходи за ней сам… Кейт?
– Да.
– Thanks for the great support. I appreciate.
– You are welcome, darling.
– And it was a fantastic evening, right?
– Yes really fantastic. Today I feel like we're all champions, you know…
– We surely are.[346]
– Что они говорят? – спросил Ясин.
– Что мы чемпионы, – ответила ему Алис.
– Чемпионы него?
– Ну, ослов, конечно, чего же еще?
Шарль предложил ему вместе с ним вернуться домой. Очень мило, но ты ведь такой тяжелый… И потом, ему хотелось немного побыть одному…
Он обожал этого парня. Если бы у него был сын, хотел бы, чтоб он был точно таким же…
Следующий рисунок – единственный, оставшийся не завершенным.
А в сгибе блокнота застряли волоски…
Укладывая блокнот в портфель, после того как собрал свои вещи, чуть было не сдул их машинально, но передумал, оставил их там навсегда.
В качестве закладки.
Той страницы, которую он перевернул.
Накануне все утро и день провел с Ясином, носился как одержимый, собирая «Картофелемет». Пришлось в который уж раз наведаться в стройтовары, труба из ПВХ не годилась. Нужна была металлическая.
Их «Картофелемет» будет работать на химической реакции… Из него можно будет запустить картофелину прямо на Сатурн, конечно, если правильно провести реакцию «Кока-Колы» с «Ментосом» (на уксусе с содой дальше Луны не полетит, а это совсем не так интересно…).
Боже мой, ну и набегались же они с этой своей затеей… Пришлось втихоря накопать картошки в огороде Рене, стащить у Кейт уксус, моденский, и тут же его вернуть, еще и нагоняй получить за это, хотя уксусу грош цена, смотаться в булочную, потому что дуры-девчонки слопали все леденцы «Ментос», а Сэм чуть было не выпил «Колу», уговаривать Фрики выплюнуть уже малость пожеванный им затвор, производить серию опытов, снова нестись в поселок, покупать банку «Колы», потому что в большой бутылке ниже концентрация газа, отгонять любопытных, бегать на речку мыть руки, потому что липкими пальцами не получалось плотно вкрутить затычку, в четвертый раз возвращаться к бакалейщице, которая уже заподозрила что-то неладное (хотя… уже давно не сомневалась, что в этом доме живут одни психи…), потому что, мол, с «Coca light» должно сработать лучше, чем с обычной…
– Знаешь, Ясин, мне проще с Павловичем построить в России торговый центр… – со вздохом признался Шарль.
И вот они сконфуженные возвращаются домой. Эх, сколько картошки «фри» – килограммов десять, не меньше, – получилось бы из той, что ухлопали впустую… И ведь снова придется лезть в Интернет…
Кейт во дворе стригла Сэма.
– Ясин, ты следующий…
- Но… Мы еще не закончили наш «Картофелемет»…[347]
– Правильно, – ответила она, выпрямляясь, – длинный волос – короткий ум, гриву тебе подрежу, в голове-то и прояснится… И вообще, дай Шарлю передохнуть…
Он улыбнулся. Никогда бы не признался, но уже и впрямь сто раз пожалел, что ввязался в это дело… Сходил за блокнотом, принес себе стул, расположился рядом с ними, хотел их порисовать.
Ясина обкорнали, девчонкам кудри подровняли, состригли покороче и «лесенкой», по настроению и последней моде Ле Веспери, пряди разной длины и цвета падали прямо в пыль.
– Все-то вы умеете, – восхитился Шарль.
– Почти…
Когда Недра встала, парикмахерша встряхнула накидку и повернулась к рисовальщику:
– А вы?
– Что я? – спросил он, не поднимая головы.
– Хотите, я и вас постригу?
Больная тема. Изменился в лице.
– Послушайте, Шарль, – продолжала она, – в нашем грешном мире для меня не существует особых принципов и правил… Сами знаете… видели, как мы живем… А уж тем более в отношении мужчин… Но в одном я абсолютно уверена…
Нервно щелкал автоматическим карандашом.
– Если у мужчины редеют волосы, лучше ему с ними расстаться…
– Гм… что, простите? – поперхнулся он.
– Сбрейте все! – засмеялась она. – Избавьтесь вы от этой проблемы раз и навсегда!
– Вы так думаете?
– Уверена.
– Эээ… А как же это, как его, мужественность… Когда Далила остригла Самсона, он потерял свою силу…
– Come on, Charlie.[348] Вы станете в тысячу раз сексуальнее!
– Ну хорошо… Раз вы так говорите…
Кошмар… Двадцать лет он холил и лелеял свою чахлую растительность, берег ее аки зеницу ока, и вот сейчас эта девушка за пару минут собирается все это погубить…
Уже шел на плаху, когда она сказала, как отрезала:
– Сэм, машинку.
На помощь!
– Кейт, позвольте я повернусь лицом к фавну… Хоть порисую его прекрасные кудри себе в утешение…
Ее сообщник вернулся с орудием пытки, и дети отвели душу, обсуждая детали:
– Сколько ты ему оставишь? Пять миллиметров?
– Нее, это длинновато. Давай, два…
– Сдурел ты что ли, зачем нам бритоголовый! Три, Кейт.
Осужденный молчал, как рыба, но без труда воспроизвел лукавую улыбку сатира напротив.
Потом провел линию шеи, дошел до покрытых лишайником плеч… Закрыл глаза.
Ее живот касался его лопаток, как можно осторожнее прислонился к нему, склонив голову к груди, голову, которой касались ее руки, скользили по ней, щупали, гладили, дотрагивались, смахивали с нее волосы, разглаживали, сжимали. Выл так взволнован, что подтянул блокнот повыше к животу и так и сидел с закрытыми глазами, уже не обращая внимания на жужжание машинки.
Ему хотелось, чтобы голова его была необъятной, и не жалко было отдать любую мужественность на свете, лишь бы сладкое возбуждение длилось вечно.
Она отложила машинку и взяла ножницы, наводя марафет. Теперь она стояла перед ним, занимаясь его бакенбардами и, наклоняясь, обдавала своим теплом и ароматом, и его рука невольно потянулась к ее бедру…
– Я сделала вам больно? – заволновалась она, отступив на шаг.
Открыл глаза, увидел, что зрители, по крайней мере, младшие, все еще здесь, им не терпится посмотреть на его реакцию, когда он встретится с собой преображенным, решил, что настало время окончательно закрепиться, и набросил последнюю петлю:
– Кейт?
– Не волнуйтесь, я почти закончила…
– Нет. Не заканчивайте никогда. Простите, я не то хотел сказать… Знаете, мне тут пришла в голову одна идея…
Она снова стояла у него за спиной и брила затылок.
– Я вас слушаю…
– Эээ… Вы не прерветесь на пару минут?
– Боитесь, что я вас зарежу?
– Да.
– Oh God… Так что вы хотите мне сказать?
– Так вот… С начала учебного года я буду жить вдвоем с Матильдой, и я подумал, что…
– Что?
