Войцех Жукровский - Каменные скрижали
— А что актуально?
— Суэц. Пришли сообщения, что английские и французские части остановлены. Израиль тоже готов вывести войска. Растерялись, потеряли разгон. Хрущев выиграл, — индиец, казалось, сосредоточенно вспоминает, что слышал по радио. — Там думали, он завязнет в Венгрии, а он справился одним махом. И сразу поддержал Египет. Пригрозил послать оружие и добровольцев, а это значит — третья мировая война. Что осталось американцам? Поддержать арабов, потому что иначе все симпатии окажутся на стороне русских. Англичане и французы остались в одиночестве. Напал кот на мышку, оказался нос к носу с рычащей собакой и теперь ищет, на какое дерево залезть, чтобы шкуру спасти. Подперев голову руками, Иштван всмотрелся в мерцающий танец огоньков, прогоревшее дерево стрельнуло, горсточка искр метнулась в темный зев дымохода. И, словно чувствуя печаль человека, тяжко вздохнула собака.
„Если все, что Кадар сделал сейчас, он сделал ради захвата власти для сведения счетов, то и через сто лет толпа выроет его кости из могилы и утопит в Дунае… Если он и вправду стремится спасти Венгрию, принимая на себя ужасный груз ответственности, подозрений и ненависти, нация не только простит ему, но запишет в число героев, имена которых с благодарным уважением будут твердить грядущие поколения.
Это не просто правительственный кризис Кадар один, вокруг пустота. Он — и зорко следящие за ним русские. Кабы знать, к чему он в Действительности стремится.
Одно можно сказать уверенно: из-за нас третья мировая война не начнется“.
В дверях появился индиец и, склонив курчавую голову, объявил:
— Только что получено. Несмотря на то, что вдоль австрийской границы расположились советские войска, территорию Венгрии, по неполным данным, покинуло около двухсот тысяч человек. Соединенные Штаты образовали специальную комиссию, которая займется организацией лагерей для беженцев и облегчит им эмиграцию из Европы.
„Ну, вот и ответ, — стиснул кулаки Тереи. — Начинается исход… Кадар проиграл. Мы все проиграли“.
Он по-прежнему не сводил глаз с мерцающих огоньков, подсвечивающих красным жерло каминчика. Казалось, он из огромной дали распознает горящий Будапешт. Он всматривался до боли, с тупым напряжением. Наконец, отринул видения и вполголоса сказал:
— Нет. Не хочу.
Сука повернула к нему пятнистую голову, она ожидала приказа. Индиец, о котором Иштван забыл, стоял, опершись о дверной косяк.
— Я не буду больше ждать. Позвоню из дому. До свиданья.
— Господин Нагар будет очень огорчен тем, что я вас отпустил, — подал Иштвану индиец безвольную узкую ладонь.
Иштвана терзал страх. Он поднял с пола перекрученные ленты. Новости, которые перемалывались в телетайпах, касались уже других стран. Как только в Будапеште умолкли пушки, мир словно бы потерял интерес к Венгрии. Иштвану почудилось, что дело восставших рушится в бездну великого молчания, которое постепенно предает забвению их порыв, метания, кровь и кое-как сколоченные гробы.
Он даже не заметил, как снова оказался перед сияющими садами советского посольства. Прием шел к концу, начался отлив гостей. Громкая музыка по трансляции прерывалась, вызывали машины, и те послушно подкатывали к лестнице по хрустящему гравию.
Официального закрытия еще не было, иначе бы отбывающих провожал сам посол и в саду под навесом не играла бы музыка. Зеваки, сидя на корточках, дремотно взирали на зеленоватые искры драгоценных камней, блестящие змейки золотых цепочек и чудные костюмы европейских дипломатов, но зевак было немного. Иштван остановился по другую сторону улицы под раскидистым деревом во мраке, холодном, как мерзлые чернила.
Автомобили выезжали, выставляя режущие снопы света. Из тьмы на мгновение являлись кучка индийцев, белые перчатки полицейских и древесные стволы. Иштван предусмотрительно щурил глаза, прежде чем окунуться в свет. И как раз ничего не видел, когда выше локтя руку сжали холодные пальцы и знакомый голос поздоровался с ним.
— А я рассчитывал вас встретить. Но от вас никто не пришел. Бесполезная демонстрация. Уж коль скоро факт свершился…
— Как вы меня высмотрели?
Адвокат Чандра благоухал одеколоном „Ярдли“, смокинг скрадывал его азиатскую чуждость.
— Ничего особенного. Мне хотелось вас видеть, и вы явились мне в свете фар, как на сцене. Вы кого-нибудь ждете? Не прогуляемся ли? Я немножко выпил, у них хорошая водка, но когда стоишь на месте, холод пробирает.
— С удовольствием. Сам не знаю, зачем сюда пришел, — искренне признался Тереи.
— А затем, что я, — потер руки адвокат, — все время о вас думал.
Они шли в темноте, не столько видя, сколько слыша друг друга. Изредка на них падал свет фонарей, проникающий сквозь пышную листву. И тогда Тереи видел, как сжаты губы и как блестит гладкая прическа индийца.
— Скажите, советник, что у вас общего с женой раджи Кхатерпальи?
— Ничего. Просто мы знакомы, — удивился Иштван.
— „Ничего“ или „уже ничего“, поскольку это разные вещи? — настойчиво допытываясь, переспросил Чандра.
— По клубу я знаком с ее мужем, мы приятели, я, как вам известно, иногда бываю у них…
— Она вас ненавидит, — убежденно сказал адвокат. — Без причины такого не бывает. — Поройтесь-ка в памяти как следует.
— Нет. По-моему, они оба ко мне очень хорошо относятся.
— Нынче утром у меня была деловая встреча с вашим послом. Вы правы, это умный и опытный человек, так что мы, вероятно, столкуемся. А передо мной у посла была она…
— Госпожа Кхатерпалья?
— Я присутствовал при окончании их разговора. Она не чувствовала себя связанной, поскольку считает меня компаньоном своего мужа, он доверял мне сложные дела, и она знает, что я вполне способен скрыть их в тайниках сердца, как в колодце. Вас интересует, о чем они говорили?
— Интересует ли меня? Да, — приостановился Тереи, обернувшись в сторону Чандры. Оба были погружены во мрак и горьковатый запах увядающей листвы.
— Я сказал бы, она предупреждала посла, что вы задумали остаться по эту сторону, что вы не вернулись бы… Это правда? Мне вы можете сказать смело, я один могу вам помочь.
— Я? — возмущенно хмыкнул Тереи. — Выдумки! А вы не ослышались?
— Точнее сказать, это мои выводы. А жаль. Вы справились бы. Она что-то говорила о ваших планах на женитьбу и о тесных связях с англичанами.
— Упомянула чье-нибудь имя?
— Ага, однако, вы забеспокоились. — Иштвану показалось, что адвокат осклабился в беззвучной насмешливой улыбочке. — При мне речь шла только о майоре Стоуне… — Иштван вздохнул, напряжение в челюстях отступило.
— Несущественно. Отставник. Разумеется, мы с ним знакомы.
— Это бывший офицер „Интеллидженс сервис“. Такая служба никогда не кончается, это почти призвание, — скромно заметил Чандра.
— Я об этом не знал, — отрезал Иштван. — Стоун — молчун, хоть и любитель выпить.
— Не следует доверять внешнему впечатлению, — мягко возразил адвокат. — Мы уверенно ступаем по земле лишь постольку, поскольку не знаем, что за волчьи ямы подстерегают вокруг.
— А она не упомянула о… — начал было Тереи, и оборвал фразу. Нет! Чандре нельзя знать о Маргит.
— Ну, смелее…
Иштван спокойно зашагал вперед с видом человека, который после трудового дня хочет размяться, прополоснуть легкие прохладным ночным воздухом. А на самом деле — отсчитывая шагами затягивающееся молчание, напряженность которого все нарастала. Чандра выждал и, наконец, заговорил, как бы поощряя на откровенность:
— Не знаю, о чем шла речь до моего прихода, но вам она враг. Опасный враг. Это не кроткая индийская женщина. Английская кровь. Действует с расчетом. Так вы мне скажете? Нет?
„Двенадцать, тринадцать, четырнадцать“, — отсчитывал Тереи, Мимо пролетали автомобили, полные веселых гостей. Свет омывал газоны, мокрые от росы.
— Госпоже Кхатерпалья не следует выходить из дому, у нее скоро будет маленький гость, — продолжал Чандра. — Но, вероятно, ей очень важно причинить вам вред. В чем вы перед ней виноваты?
Иштван пожал плечами. Он стремился забыть тот эпизод в свадебную ночь, отдалял его, умалял, пока он не показался несущественным, хоть и чувствительным, как впившаяся заноза.
— Я вам рассказывал о чудесном спасении умершего брата нашего общего друга раджи… Вероятно, вы слышали, что дело благополучно завершилось. Для всех, в том числе и для воскресшего. Несколько месяцев он прожил жизнью, которой прежде не испытал, которой не дали и не дадут ему боги… Жаль, вы не слышали, как шла торговля. Тесть и родной брат требовали от меня заверения, что он никогда не вернется, ибо он уже готов был отказаться от своей нелюдимости. Вы понимаете, что они понимали под словом заверение, что могло их успокоить раз и навсегда? Прелестная сделка, — тихо засмеялся Чандра, — и все ради блага этого еще не родившегося ребенка. И как тут не поверить в предназначение? Он придет на свет, обремененный грехом, ибо рани Грейс выслушала все это без единого слова протеста. Она любит этого малыша и хочет, чтобы ему ни с кем не пришлось делиться богатством.
