Владимир Войнович - Жизнь и необычайные приключения писателя Войновича (рассказанные им самим)
Когда вечерами я выходил из дома, жена меня просила быть осторожным. Я отвечал: «Не бойся. Я вооружен и очень опасен». В те годы и доброжелатели, и мои гонители часто спрашивали: на что я рассчитываю, неужели думаю, что мне удастся сокрушить советскую власть? На это я всегда отвечал, что сокрушить такую власть был бы не против, но, боюсь, мне это все-таки не удастся. «Ну а тогда чего же вы добиваетесь?» Я повторял: «Хочу остаться тем, кто я есть». Спрашивавшие недоумевали: «И это все?» — «Да, — отвечал я, — это все, и это не так уж мало, как может показаться».
«Это не я, а вы самонадеянны…»
В последние четыре года моего пребывания в Союзе писателей мне часто приходилось общаться с незабвенной памяти Виктором Николаевичем Ильиным, секретарем Московского отделения Союза писателей и генерал-лейтенантом КГБ. Он был человек очень незаурядный, но все-таки ум у него был полицейский. Полицейский — не значит глупый, а это значит, что человек видит всему простые объяснения и находит простые решения. Я думаю, что Ильин по натуре и не злой был, но, как он сам считал, был солдат партии. Мне кажется, что эту роль он себе подсознательно придумал для оправдания всех своих поступков. Он сам, просидев десять лет в тюрьме, вышел оттуда, как ему казалось, несломленным большевиком, но разрушенной личностью. Сохраненную верность режиму сохранил, изобретя формулу: «На партию не обижаются». Эту фразу он повторял и мне, а я удивлялся: «Почему бы на нее хоть раз не обидеться?» По-моему, Ильин даже неплохо ко мне относился, но раз партия приказала, готов был вгрызться в печенку. Однако все-таки иногда его посещали сомнения, и Виктор Николаевич, зажав меня в углу своего кабинета и прикрываясь от возможных микрофонов, спрашивал шепотом:
— Ну, скажите, как говорится, не для протокола, а мне лично, неужели вы думаете, что ваш «Чонкин» когда-нибудь будет опубликован?
— Виктор Николаевич, — отвечал я ему громко, — я не только думаю, я знаю точно, что когда-нибудь «Чонкин» будет опубликован.
— Ну, вы и самонадеянный, — качал он головой.
— Нет, Виктор Николаевич, я вовсе не самонадеянный. Это вы и ваши единомышленники самонадеянны, потому что думаете, что вы управляете временем. А вы в нем только существуете. Если вы вспомните историю, вы увидите, что ни одна запрещенная книга не пропала. Все они доживали до отмены запретов и только после этого вступали в соревнование с другими книгами…
Я рад, что Виктор Николаевич Ильин дожил до времени, когда ему наглядно пришлось убедиться в моей правоте.
Мне рассказывали, что, уже старенький, пришел он по каким-то делам в журнал «Юность» и, скромно сидя в коридорчике, заметил, что сотрудники редакции бегают с какими-то бумагами и при этом особенно возбуждены.
— Что это вы носите? — поинтересовался Ильин.
— Верстку «Чонкина», — сказали ему.
Говорят, он обхватил голову руками и потряс ею так, как если бы ему сообщили о конце света.
