Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО
Из раздела о религии: «Традиционные религии часто предлагают людям утешение, но часто и сдерживают людей от помощи самим себе или полного использования своих возможностей. Их институты, вероучения и обряды часто подавляют в людях стремление служить ближним. Слишком часто традиционные религии поощряют зависимость — нежели независимость, повиновение — нежели самоутверждение, страх — нежели мужество... Никакое божество нас не спасет. Мы сами должны себя спасти».
Из раздела «Демократическое общество»: «Следует децентрализовать принятие решений с целью участия в них огромного числа людей на всех уровнях — социальном, политическом, экономическом. Каждый должен иметь право голоса в выборе ценностей и целей, детерминирующих наши жизни».
И из «Заключения»: «В настоящий момент истории приверженность всему человечеству — высшая приверженность, на которую мы, люди, способны. Узкая приверженность церкви, государству, партии, классу, нации или расе должна уступить место более глубокому пониманию и видению мира и потенциальных возможностей человечества».
Пауль Куртц пригласил меня сотрудничать в его журнале, и я в Нью-Йорке написал для него статью «Новые левые в Советском Союзе», в которой изложил вкратце свои идеи о демократическом социализме. Это была моя первая публикация на Западе. Она появилась в ноябрьском номере «Гуманиста» за 1974г.
Глава 18 В Германии
Моя вторая эмиграция.
Общая картина Запада.
Я свергаю Вилли Брандта.
«Третий путь».
Отзыв Сахарова.
Первые сведения о «Мондрагоне».
Печальное сообщение из Москвы
В первых числах мая 1974 года я с семьей прилетел вновь в Европу, в Западную Германию. Во Франкфурте-на-Майне утром, после ночи полета, у нас была короткая промежуточная посадка. И когда в самолет ввезли тележки с завтраком, мы встрепенулись: запахло вкусной едой! Это были совсем другие продукты, чем в Америке: настоящий хлеб, колбаса, пахнущая колбасой, настоящий кофе.
Переезд из США в Германию я определил вскоре, немного в шутку и много всерьез, как мою вторую эмиграцию. Настолько выше был в Германии качественный уровень почти всего, чем живет человек, — квартир, продуктов, товаров, общественного транспорта, экологии, безопасности (от криминала). И никаких трущоб! Есть районы победнее, но трущоб нет нигде.
Особенно впечатляли возможности для отдыха и спорта. На каждом шагу стадионы и теннисные корты, содержащиеся в безукоризненном порядке, в каждом районе аквапарк. Вдоль шоссе в городах и за городом — асфальтовые дорожки для велосипедистов. В каждом большом лесу или горном районе — маркированные дорожки и тропы для туристов. Долгое время я не переставал поражаться такой детали: на всех горных дорожках через каждый десяток метров вкопаны поперек дорожек деревянные или цементные желоба, чтобы вода стекала по ним и не размывала дорожки. И это на любой высоте. Сколько труда стоит за этим! Горы усеяны подъемниками, лыжными трассами с ресторанами и пансионатами. В каждом сельском районе имеется поле для гольфа, конюшни c манежами для занятий конным спортом, прокат пони для детей — всего не перечислишь. Стоимость пользования всеми такими объектами и услугами доступна для большинства граждан, в отличие опять же от Америки.
И почти в любом селе вы можете остановиться на любое время в крестьянских домах или в маленьких пансионах, гостевые комнаты в которых чище и комфортабельнее, чем номера в американских отелях. Можно снять на отпуск и квартиру с кухней и полным набором посуды. И все это опять же за сравнительно небольшую плату.
В Америке, чтобы погулять в лесу, надо ехать в специальный лесопарк за сто-двести миль от города. В странах западнее Германии — на каждом шагу приватные, охраняемые территории. Пошли мы в Италии однажды гулять в поле и вскоре же увидели, что бежит за нами синьор «с ружжом» и кричит на всю округу: «Приват! Приват!».
Удивляло в Германии, пограничной стране, отсутствие каких-либо признаков готовности к войне, сугубо мирный характер всей жизни. Нигде не было видно никаких военных сооружений, на улицах очень редко можно было увидеть военнослужащих. Думалось иногда, что же будет, начнись вдруг война?! На что рассчитывают здешние власти? Ведь мы-то, бывшие советские люди, знали, как агрессивны советские правители, какая огромная армия содержится в СССР и как вдалбливают в головы советским людям, что Запад точит зубы на «лагерь мира и социализма».
Однажды в немецком городке, расположенном на границе с Чехословакией, мы с женой, гуляя по улицам, набрели на большой роскошный бассейн, «велленбад», т. е. бассейн с волнами, которые «гонит» специальная машина. Пройдя мимо бассейна, я увидел, что сразу за его задней стеной, примерно в трех метрах от нее, пролегает граница с Чехословакией! И на той стороне границы виднелись чудовищные укрепления: много рядов колючей проволоки, потом широкая вспаханная полоса, наверняка заминированная, потом еще полдюжины рядов колючки, а за ними — железобетонные доты и высоченная наблюдательная бетонная башня. С немецкой же стороны не было даже пограничников! Вот — стена бассейна, три метра земли, пограничный столб ФРГ и далее — ощетинившийся «лагерь мира и социализма».
Очень характерным был отклик в России на это мое наблюдение. Много лет спустя, уже в ельцинское время, я опубликовал в Москве статью против вновь вспыхнувшей в стране антизападной истерии с воплями по поводу «подползания» НАТО к «нашим границам» и т. п. и рассказал в ней о бассейне на границе Германии с социалистической Чехословакией. Потом заглянул в интернетовскую версию газеты и наткнулся на замечательный комментарий какого-то читателя. «Автор, — писал читатель, — заблуждается, чего-то не знает о том бассейне. Запад интенсивно готовился к войне. И как широкие автодороги строились в качестве запасных военных аэродромов, так и бассейн тот наверняка имел какое-то военное назначение.»
Вот так вот вдолбили в головы российских людей представление об агрессивности Запада. Мой сын, которому я показал этот отзыв, замечательно пошутил: «Читатель прав, папа. Ты не понял — на дне того бассейна скрывалась подводная лодка!».
Возможен вопрос, не коробило ли меня, еврея, жить в бывшей колыбели нацизма? Нет, нисколько! В первое время при виде пожилых и старомодных немцев изредка возникал вопрос, что они делали в «те времена»? Но в целом было ясно, что вокруг совершенно другие люди из других послевоенных поколений, даже внешне не похожие на немцев гитлеровского времени, судя по фото- и кинокадрам.
И россиянам, которые задают подобный вопрос, я люблю ставить встречный вопрос: а не коробит ли их жить в России, где еще полным-полно людей, которые при сталинизме и брежневизме творили жестокие преступления? Ведь таких людей в России неизмеримо больше, чем людей нацистского времени в Германии. Нацизм пал в 1945 году, причем тотально, а сталинизм только после 1985 и весьма номинально. Махровые деятели того времени до сих пор составляют большинство в правящем классе России.
Еще о послевоенных поколениях немцев. В 80-х годах в Германии стали поднимать голову группки неонацистов, которые на этот раз избрали главными врагами Германии турецких «гастарбайтеров» и прочих «черных», не забывая, конечно, и о своей старой «любви» — евреях. Несколько раз они поджигали общежития для эмигрантов, и однажды в подожженном ими общежитии сгорели три турчанки. Немцы пришли в ужас, и по всей стране прокатилась волна демонстраций протеста против «неонаци», в которых участвовало в общей сложности около полутора миллиона человек. (Я упоминал об этом в пятой главе.) Состоялась такая демонстрация и в Мюнхене, где на улицы вышло около 200 тысяч человек (население Мюнхена — 1,5 миллиона). Демонстрация эта, в которой и мы с женой участвовали, состоялась по призыву профсоюзов и ряда партий, левых и правых. Никаких специальных организационных усилий не предпринималось. О демонстрации было объявлено в СМИ — и все. Демонстрация была назначена на 5 часов вечера в субботу. Людей призывали приходить со свечами. Стоял декабрь — и в 5 часов уже темнело. Мы пришли на станцию метро за полчаса и впервые в Мюнхене не смогли сесть в три поезда подряд: поезда были переполнены людьми, спешившими на демонстрацию с окраин города. Наконец мы втиснулись в поезд, а когда подъезжали к центру, демонстрация уже началась. Наша линия метро проходила по эстакаде, над улицами, и мы сверху увидели сверкающие зажженными свечами улицы и услышали — этого мы не ожидали — звон колоколов во всех церквях города в знак солидарности с демонстрантами. Люди вышли на улицы семьями, с детьми, свечки горели в баночках, чтобы не гасил ветер. По обочинам стояли бело-зеленые полицейские машины. У всех — и у демонстрантов, и у полицейских — были взволнованные, просветленные лица. Удивляло обилие интеллигентных лиц! Видимо, на улицы вышли люди, которые в обычное время на них не концентрируются. Время от времени мимо двигались толпы турецких жителей Мюнхена со своими знаменами. Незабываемое было зрелище, незабываемый день! Горячее чувство уважения и благодарности испытывал я в тот вечер к немцам, я радовался за них, что они стали такими.
