Франц Фюман - Избранное
— Сестра, — перебил ее Посейдон, слушавший вначале с недоверием, но потом все более внимательно и со все более мрачным выражением, — сестра, я тоже нахожу это происшествие неслыханным, но прими во внимание, что не злая воля, а ужасающая головная боль делает иногда нашего брата таким бешеным. Я знаю с давних пор, что во время таких приступов он теряет всякое соображение, но потом об этом жалеет, берет себя в руки и ведет себя лучше. Не следует ли тебе великодушно простить ему и этот случай? Впоследствии он, несомненно, будет тебе за это благодарен.
Снисходительность брата разозлила Геру. Того, что ее слова уже разожгли его, она не замечала. «Он мужчина, — думала она, — и тоже влюблен в эту бесстыжую, как Зевс, Арей или Аполлон! Если я стану и дальше ее хулить, он еще примется ее защищать!» И она нерешительно проговорила:
— А то, что Зевс все время кричит, будто Кронос правильно поступил со своими родичами, отстранив их от власти, это мы тоже ему простим?
— Он в самом деле это сказал? — воскликнул Посейдон, и, хотя в его вопросе сквозило неверие, в нем слышалось уже и возмущение.
Зевс никогда этого не говорил, но Гера кивнула.
— Он мне за это ответит! — вскричал Посейдон. — Я тотчас же пойду к нему.
— Это было бы глупо, — поспешно возразила Гера, — разумеется, он станет все отрицать. Выйдет лишь бесполезная ссора, а он будет предупрежден. — Вдруг она зарыдала и, рыдая, бросилась на грудь к Посейдону. — Ах, братец, — рыдала она, — ты себе не представляешь, что там у нас творится! Зевс поступает как ему вздумается, от раза к разу безумнее, и в один прекрасный день он еще напустит на нас Сторуких. Это уже не головные боли, а чистое безумие, и эта морская корова, которая по-настоящему должна быть твоей собственностью, алчно использует его нам во вред.
Рыдания Геры перешли в тихий плач, а ее мокрое лицо беспомощно приникло к груди брата. Посейдон был потрясен этим взрывом горя. У него теперь и в мыслях не было насмехаться над Герой, и в мыслях не было, что она способна солгать или преувеличить. Он прижал сестру к себе и подумал: «Ну, второй сын Геи, готовься! Близок твой час! Если Зевс и в самом деле безумен и лелеет такие планы, его надо сместить, и кто же иной, как не ты, должен тогда стать предводителем!» Но при этой мысли он снова увидел лица Кратоса и Бии. Он снял руки Геры со своей шеи, медленно обошел грот, заглядывая в каждый угол, поднимая завесы из водорослей, всматривался даже в черную манящую пучину. Потом снова повернулся к сестре, которая уже справилась со слезами.
— Сказывай, — тихо потребовал он, — поведай, что тебе известно! Говори все, но не кричи.
— У нашего предводителя неладно с головой, — повторила Гера, тоже перейдя на шепот. — Там что-то стучит и гремит, а бывает, что зовет его и стрекочет, и тогда я даже слышу слова: «Выпусти меня, батюшка, я хочу на волю, отец Зевс, я хочу выйти на свет!» Тогда он вскакивает и бежит куда глаза глядят, а всякий, кто ему встретится, бывает бит, конечно, кроме этой чужачки.
— Постой, — перебил ее Посейдон. — Кто это стрекочет и разговаривает у него в голове?
— Впору подумать, будто ребенок, только это невозможно, — отвечала Гера. — Голос женский, а звучит по-мужски.
— Как бы мог в черепе у него оказаться ребенок?
Гера пожала плечами.
— Право, я не знаю, — сказала она. И прибавила: — Знаю только, что дальше так продолжаться не может.
Посейдон принялся размышлять вслух.
— Ребенок, но не ребенок, голос женский, но мужской — нет, это в нем говорит безумие! Безумие, и ничто иное! — решил он наконец. Он задумчиво сосал свою толстую губу.
Гера внимательно за ним наблюдала. Она была уверена, что Посейдон ненавидит брата, хотя и не подает виду. Но у нее хватило ума понять и то, что ее Посейдон не любит тоже, по крайней мере, с тех пор, как она стала супругой Зевса, а недоверчивость и осторожность среднего брата были ей известны. Тем не менее иной возможности отомстить Зевсу, как с помощью Посейдона, она не видела. Со дня рождения Гефеста жажда отмщения неугасимо горела в ее сердце, и захоти она даже простить Зевса, то уж простить Афродиту, даже самое ее существование, она не могла. Врагиню следовало уничтожить, а это было бы возможно лишь в том случае, если бы Зевс лишился власти. Если же для этого требовался Посейдон, то опять-таки надо было вступить с ним в союз и по мере необходимости сносить от него унижения. Унижения более тяжкого, чем претерпела она недавно от собственного супруга, быть все равно не могло, а со временем она как-нибудь сумеет избавиться от союзника.
Она долго обдумывала, кого бы ей втянуть в свою игру — Посейдона или Прометея, — и в конце концов выбрала брата, просто потому, что, как ей казалось, она его лучше понимала. Прометей был для нее загадкой. У нее в голове не укладывалось, что можно довольствоваться поисками лесов и коз на дальних звездах, вместо того чтобы стремиться к господству в своих владениях. Так что все свои надежды она возлагала на Посейдона и сейчас с удовлетворением наблюдала, что они оправдываются.
Посейдон, чмокнув, поджал губы.
— Умалишенный предводитель — это опасно, это крайне опасно, — медленно, с большими паузами, бормотал он, словно разговаривая сам с собой. Размышлял он так напряженно, что у него раздулись ноздри. Гера остерегалась его торопить. Вдруг он сорвался с места, подбежал опять к стене и стал всматриваться в море.
Поблизости не было никого, даже малой корюшки.
— Но кто же… — начал Посейдон и замолчал, словно и так сказал уже слишком много.
Он ждал ответа, но Гера молчала.
Посейдон опять заглянул во все щели. На сей раз он обнаружил трех сардин. Они скользнули прочь, едва лишь их накрыла его тень.
— Но кто бы мог… — сказал он, — вместо него…
— Ты! — твердо ответила Гера.
Посейдон вздрогнул.
— Молчи! — зашипел он. — Прошу тебя, молчи! Я этого не слышал.
В нем забурлила кровь. Ему казалось, будто у него тысяча ушей и во всех гремит слово: «Ты! Ты! Ты!» Пошатываясь, с полуоткрытым ртом, он быстро заходил взад-вперед по своему покою и уже видел своих братьев и сестер на коленях перед собой. «Ты! Ты! Ты!» — кричали и они тоже. Слова их отзывались гулким эхом, но вдруг снаружи, на песчаной отмели, которая вела ко дворцу, послышались медленные шаги.
— Это шпионит Бия, — в бешенстве сказал Посейдон, разом очнувшись от всех своих грез. — Это шпионит Бия, мне и выглядывать незачем, я узнал его по походке! Послушай только, как он шаркает и волочит ноги, а вместе с тем приближается к нам с такой наглой уверенностью, будто он — властелин. Эк он топает, эк он шлепает! Какое оскорбление для всех нас — посадить этих двух мерзавцев нам на шею. Шарк, шарк, — подкрадываясь к нам, он небось скалит зубы, улыбается во весь рот: рисует себе наше бешенство! A-а, как бы я хотел проткнуть его трезубцем, и когда-нибудь я это сделаю!
Однако за трезубец он не схватился. Он постучал пальцами по одной из красных веток своего кораллового сиденья, покряхтел и промолвил, подавив волнение и злость:
— Да, горячо любимая сестра, эти необычайные деревья растут…
Тут занавес из водорослей раздвинулся, вошел Аид.
— Приветствую вас, дорогие сестра и брат, — проговорил он и по старинному обычаю скрестил на груди руки, медленно наклонил голову и медленно приблизился. В зеленом неверном свете растрепанный, побледневший во тьме подземного царства Аид выглядел как блуждающая сосна или сом на двух ногах.
Посейдон и Гера глазели на него, будто это невиданный зверь матери Геи. То был первый случай, когда Аид покинул свою подземную страну.
— Брат! — в один голос воскликнули Посейдон и Гера, преодолевая минутное замешательство. С облегчением, даже с удовольствием подбежали они к Аиду и обняли его.
— Мне весьма приятно, вельможная сестра, что я встретил тебя здесь, — сказал Аид и по старинному обычаю поцеловал кончики ее волос. — Все равно, нанеся визит брату Посейдону, я попытался бы затем встретиться и с тобой. А так я могу сразу посоветоваться с вами обоими.
— Что же тебя заботит? — спросила Гера. Спавшее напряжение, пережитый испуг, новые обстоятельства, а также радость от встречи с братом после столь долгой разлуки развязали ей язык. — Как у тебя с глазами? — спросила она и без остановки посыпала дальше: — Сдается мне, они у тебя совершенно выздоровели. Я этому рада, я рада за тебя и, конечно, за Кору. Что она поделывает, добрая, нежная Кора? А как, прежде всего, поживает наша матушка Рея? Мы ведь с тех пор ее больше не видели. Довелось тебе хоть раз с ней поговорить? Заботишься ли ты о ней хоть немного?
— Многовато вопросов зараз, — отвечал Аид, — позвольте мне ответить на них позже.
— Да, да, конечно, — согласилась Гера, смущенная непривычной церемонностью брата.
