Алексей Меняйлов - Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

Знание о «догадке», как говорится, не бог весть какое, и использовали его на протяжении веков не только жена Пилата и раввинат не только той эпохи.

Требуемый плод подсознательной догадки в веках всплывал в виде различных логических учений.

Примерам несть числа.

Можно вспомнить манихеев (последователей Мани, гностиков, в своё время ещё более популярных, чем сейчас) — они утверждали, что Христос был фантомом, не имеющим плоти, и потому убит на кресте быть не мог. Всем только казалось, что на кресте человек.

Можно вспомнить Коран (слова его вполне могут не принадлежать Махаммаду), в котором утверждается, что апостолам казнь всего лишь привиделась — Христос убит не был. «Они не убили его (Иисуса)и не распяли, но это только представилось им; и поистине, те, которые разногласят об этом (т. е. не согласные с кораническим свидетельством), — в сомнении о нём; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предположением. Они не убили его — наверное (в переводе Саблукова „это верно известно”), нет, Бог вознёс его к Себе: ведь Бог могущественен, мудр!» (Коран, Сура 4:156, 157). Дескать, апостолам всё происшедшее после несостоявшейся молитвы в Гефсимании привиделось, потому что исполнилось предсказание Иисуса, что они впадут в искушение, если не будут с Ним бодрствовать и молиться (Матф. 26). И «впадение» было именно в этом.

Можно вспомнить и ныне самый читаемый на планете роман «Мастер и Маргарита» (самый извращённо понимаемый, потому и читаемый) — всю последнюю, заключительную его страницу.

После укола всё меняется перед спящим. От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идёт какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чём-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чём-то договориться.

— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?

— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось.

— И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще.

— Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.

— Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается всё выше к луне, увлекая своего спутника…

М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог П режде чем продолжить цитату, надо остановиться и попытаться осмыслить: кто видит эту картинку, и кому она на самом деле принадлежит. Ивану Николаевичу Поныреву (Бездомному)? Да. Но которому? Ведь у него в эпилоге две ипостаси — Иванушка и Иван — они по разные стороны одной важной в жизни границы.

Понырев в мечте о себе самом — Иванушка, мечта может ожить в нём в любой из 364 дней в году. Сам Понырев — историк, то есть может получать жалование только при извращении событий, но в ипостаси Иванушки Понырев становится аналитиком, счастливым обладателем критического мышления; он если и не видит Солнце, то пытается его угадать. Второй Иван Николаевич — Иван, он до конца побеждает Иванушку лишь раз в году, весной, в полнолуние, в день Великого шабаша.

Мысль о Пилате беспокоит именно Ивана, Иванушку же, напротив, мысль о Пилате, как станет понятно из дальнейшего, ободряет.

В полнолуние Ивану Николаевичу вводят наркотик шприцем, то есть приёмом ныне более модным, чем тот, которым пользовались менады и ведьмы (через влагалище с поверхности фаллоимитатора). Вводит Ивану Николаевичу наркотик достаточно случайная в жизни Иванушки женщина (жена, но не половинка). Таким образом, и она соучаствует в шабаше, впрочем, как и абсолютное большинство женщин, не осознавая себя и происходящее вокруг.

В результате луна поглощает Ивана полностью, и он начинает галлюцинировать — невысказанными мечтами главного некрофила стаи! Ибо поглощает на самом деле не луна, а некрофилическая воля королевы стаи, усиленная самой стаей, полная луна — лишь своеобразный «знак могущества».

Вожак не всегда в состоянии высказать своё сокровенное — и потому всякого его озвучившего награждает. Если вожак — Королева красоты, то, кроме смерти и транса, — ещё и поцелуем. В её поцелуе — небытие, смерть, забвение; ложная вечность.

…Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны. Луна властвует и играет, луна танцует и шалит. Тогда в потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнаёт его. Это — тот номер сто восемнадцатый, его ночной гость. Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:

— Так, стало быть, этим и кончилось?

— Этим и кончилось, мой ученик, — отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану ‹не Иванушке!!! — А.М. › и говорит:

— Конечно, этим. Всё кончилось и всё кончается… И я вас поцелую в лоб, и всё у вас будет так, как надо.

Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в её глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне.

Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом.

Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто. Ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтийский Пилат.

М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог В сё это видит не Иванушка, и даже не Иван в Иване Николаевиче, а целовавшая его в лоб королева стаи.

— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?

— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось.

— И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще.

— Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.

— Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается всё выше к луне, увлекая своего спутника.

М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог Э то не Пилат говорит — о нём чуть раньше сказано, что он прощён (понимающий смысл Евангелия знает, что хронологически он прощён ещё прежде дня Распятия). «Казнь… ведь её не было!» — это внушение от Царицы лупанария, великой блудницы, которая, как говорится о ней в «Апокалипсисе», напоит все народы. Распятия, а значит, и Воскресения не было, даже «Пилат» мастера в него не верит — вот вера для всякого причастного Великому шабашу.

Жажда небытия величайшего из преступлений неизбывна — гностики, исламисты, ведьмы, евреи, — и это не случайно.

Пилат оклеветан (ведь Христос воскрес! воистину воскрес!), и плоды этой лжи не абстрактны, в порабощении участвуют конкретные люди. Нас вовлекают в иерархию. А в перспективе — и в предречённую всепланетную стаю.

Знание истины о Пилате важно настолько, что древние пророки предсказывали: Спаситель примет смерть на древе. Пророчествовал и патриарх Иаков, и его пророчество о Пилате — центральное (см. главу «Тайна неразгаданного пророчества патриарха Иакова»).

Предсказание о «древе» многогранно — оно не только предсказание способа смерти Спасителя, а ещё и указание на то, что Провидение создаст условия человеку-писателю, мантису, власти чуждому, ради спасения которого Провидение допустило ослепление иудейских первосвященников настолько, что они вопреки своей выгоде повели Царя в преторию.

Истина о Пилате очень важна, не случайно наше подсознание его выделяет — у столь многих в России одно только упоминание имени пятого прокуратора Иудеи заставляет учащённо биться сердце!

Подобно тому как учащённо начинает биться сердце от Великой Истины: Христос — воскрес!

глава восемнадцатая

Тайное Знание, открываемое через спиру

Кроме того, арест осуществлял отряд римских солдат, который Иоанн называет спирою, с трибуном или капитаном во главе (Иоан. 18:3).

«Взял когорту Иуда и повёл её туда, в Гефсиманию». Это кажется совершенно неправдоподобным. Кто мог дать Иуде полтысячи римских солдат? Ведь их надо было снять с охраны Антониевой крепости! Конечно, не Пилат, — он сам узнал об этом аресте на другой день. А если не он, то кто ещё? Не синедрион же — он такой власти никогда не имел.