Бен Элтон - «Номер один»
— Эй, мам? — спросил отдаленно знакомый голос. Знакомый, но приглушенный, едва слышный. — У тебя рука дергается. Ты проснулась?
Голос принадлежал Присцилле, ее дочери. А Берилл лежала на кровати.
— У этого парня на все ушло пять минут. Круто. Представляешь? — продолжил тихий голос. — И он взял восемь тысяч. Фунтов, мам, не долларов. Восемь тысяч фунтов. Лиза Мари сказала, что, надень мы тебе мешок на голову, вышло бы намного дешевле.
Теперь Берилл все вспомнила. Ну, конечно. Она перенесла операцию. Они отработали финал шоу, принц Уэльский победил, а затем она сразу поехала в клинику «Порчестер» на операцию.
— Боже мой, — сказала она.
— Что? — услышала она ответ Присциллы.
— Родни сделал предложение Ионе! Я только что вспомнила. Боже мой, черт возьми!
— Здорово вышло, да? Отменный сюжет. В смысле, это было просто потрясающе. Газеты сошли с ума, некоторые из них ставят эту новость выше победы принца Уэльского.
— Ничего удивительно. Ну, Родни всегда хотел больше внимания со стороны прессы, и теперь он его получил и, надеюсь, доволен.
— Все говорят, что Кельвину придется убрать его из судейского совета.
— Говори погромче. Тебя плохо слышно.
— Это потому, что у тебя голова замотана. Я сказала, что Кельвин уберет Родни из шоу.
— Аллилуйя! Можешь себе представить, каково мне было сидеть рядом с этим маленьким куском дерьма? Когда мне снимут повязки?
— Врач сказал, что после одиннадцати можно снимать. Сейчас десять тридцать.
— И вообще, где я, черт возьми?
— Дома.
— В Лос-Анджелесе?
— Нет, дурочка. В лондонском доме. Сейчас утро после финала шоу «Номер один». Ты что, не помнишь? Ты приехала в клинику сразу после шоу, и в шесть утра тебя прооперировали. Затем я забрала тебя и привезла сюда. Это все твоя идея, мама, попытаться впихнуть косметическую операцию до начала нового сезона.
— Ладно, ладно. Я все помню, и не называй маму дурочкой.
— Ну, тогда не говори как дурочка, и ты мне не мама.
— Я твоя мама, Присцилла, и я буду говорить, как захочу, поскольку я только что очнулась после анестезии.
— Кстати, как ты себя чувствуешь?
— Как в тумане… руки и ноги онемели.
— Да, он сказал, что так и будет. Тебе нужно отдохнуть.
— Это хорошо. Чувствую себя как выжатый лимон. Только что отпахала десять недель, чтобы мы могли продолжать вести наш образ жизни. Господи, с каждым годом это становится все труднее.
— Зато шоу отличное. Последний вечер был потрясающий. Вот только мне пришлось болтать с этой ненормальной девкой.
— Какой ненормальной девкой?
— Ну, знаешь, ненормальной девкой, которую отсеяли на «поп-школе».
— Дорогая, они все ненормальные. Думаешь, я могу всех упомнить?
— Ты была очень мила с ней, велела ей учиться и расти.
— Присцилла, я со всеми мила, это моя роль. Я ведь мама.
— Та, со слезой. Ну, знаешь, ее показывали потом много недель подряд.
— А-а, эта. Шайана. Дура невменяемая.
— Это точно. От нее — мурашки по коже.
— Когда?
— Вчера. Я только что тебе сказала.
— Она была там?
— Да! Ты что, не слушаешь? Она подошла ко мне и заговорила.
— Ее не должно было быть там.
— Но она была, и ужасно зла на вас. Особенно на Кельвина.
— Господи, ненавижу, когда они начинают злиться и изображать праведный гнев. Кем, черт возьми, они себя возомнили? Как будто мир обязан кормить их. К черту их. Ну, есть у них мечта. У всех есть мечта. Чем они лучше остальных?
— Вы сказали ей, что она хорошо поет.
— Да, а потом мы сказали, что она поет плохо. Разве она не смотрела шоу? Мы всегда так поступаем.
— А она хорошо пела? Мне показалось, что хорошо.
— Присцилла, твою мать, да что ты знаешь? Конечно, она плохо пела.
Эмма медленно открыла глаза. В первый момент она не поняла, где находится. Однако уже через секунду на нее навалилось ни с чем не сравнимое ощущение счастья, когда она поняла, что лежит в постели Кельвина, с которым они всю ночь занимались любовью.
Она была одна, но слышала, что в душе льется вода. Эмма была даже рада, что у нее есть несколько секунд, чтобы прийти в себя, потянуться и расслабиться от осознания того, что она — это она. Чтобы взвизгнуть, зевнуть и потеряться в огромной кровати, лежа под самым легким, огромным покрывалом, какое она только видела.
Все получилось отлично. Он любит ее, он сказал, что любит ее, и доказал это. Он пытался завоевать ее доверие и победил. Она принадлежала ему, и ей хотелось принадлежать ему всегда.
Затем зазвонил телефон.
Кельвин не слышал звонка из-за шума льющейся воды. Он погрузился в воду и виноватые мысли. Он больше не любил ее. Нарыв был вскрыт, и он больше не любил Эмму. Он поверить не мог, насколько быстро переменилось его отношение к ней. Накануне вечером он просто обожал ее, когда привел к себе в дом и лег с ней в постель. Он продолжал обожать ее по крайней мере половину ночи и искренне верил много часов подряд, что нашел свою половинку, идеальную милую девушку, которая так отличалась от всех, кого он знал раньше. Но затем, около четырех утра, когда она задремала, а он лежал и курил, он начал раздумывать о том, правда ли любит ее, а после того, как она проснулась и они снова занялись любовью, до него начало доходить, что нет. К тому времени, как он встал с постели и пошел в душ, он был в этом уверен. Нарыв был вскрыт, высота взята, и он больше не любил ее. Она была трудновыполнимой задачей, проектом. Он победил, и все было кончено.
Эмма не сняла трубку. Звонили Кельвину, и ее это не касалось, поэтому она ничего не делала, пока не раздался щелчок автоответчика.
— Доброе утро, мистер Симмс, — произнес мягкий, знакомый голос со старомодной интонацией. — Говорит принц Уэльский.
Свет становился ярче. Звук ножниц, разрезающих ткань, вдруг на удивление громко зазвучал в ушах Берилл.
— Как ты себя чувствуешь? — услышала она голос Присциллы.
— Глаза, кажется, в порядке, но я не могу пошевелить руками.
— Они привязаны, чтобы ты не хваталась за бинты во сне. Я сейчас развяжу.
Свет был очень яркий, несмотря даже на то, что глаза Берилл по-прежнему были закрыты. Он бил сквозь закрытые веки.
— Черт! — воскликнула Берилл. — Детка, приглуши свет.
Берилл почувствовала, что свет за веками гаснет, и снова попыталась открыть глаза.
— Знаешь, я серьезно думаю, что вы не должны были говорить ей, что она хорошо поет, если думали, что она поет плохо.
— Что?
— А если вы думали, что она хорошо поет, ее нужно было пропустить в следующий тур.
Повязки уже не закрывали уши Берилл, и она слышала все более четко. Голос ее дочери изменился.
— О чем ты говоришь? — сказала Берилл, вглядываясь в темноту, страстно, но тщетно мечтая потереть глаза, потому что ее руки были привязаны к кровати.
— О Шайане.
— О ком?
— Обо мне.
— Боже мой, поверить не могу, — сказал голос, — вы это сделали, и должен сказать, что это было ужасно забавно. Я признаю, что, когда вы впервые пришли ко мне много месяцев назад, я понятия не имел, насколько мне понравится все это, и, конечно, как вы и предсказывали, это очень сильно повысило уровень моей популярности, что просто ужасно приятно. Я понимаю, нельзя завоевать любовь зрителей, но все же приятно хоть раз убедиться в том, что тебя любят. Представляете, мне предложили вести свое чат-шоу, а также заключить контракт на запись, кто бы мог подумать. Просто невероятно, я чувствую себя Вэлом Дуниканом. Представители шоу «Большой брат» даже выдвинули предложение поставить скрытые камеры в Бак-Хаусе и немного последить за нами. Пришлось сказать им, что мне не кажется, что ее величеству особенно понравится такая мысль. В любом случае, снова благодарю вас за веру в меня и, что более важно, за оказанную поддержку древнему институту, олицетворять который я считаю для себя честью. Ладно, мне пора спешить, через стену лезут журналисты и топчут мои петуньи. Так что всего вам наилучшего, и, как мы, поп-звезды, говорим, это было нечто.
Как только принц отключился, телефон зазвонил снова. Эмма лежала и ждала, когда включится автоответчик, и пыталась осознать то, что она только что услышала. Кельвин врал ей; он с самого начала знал, что принц будет участвовать в конкурсе. Он сам предложил ему участие. Но зачем? Если он и впрямь монархист, как сказал принц, зачем врать ей? Она и сама монархистка.
Ответа не пришлось ждать долго. Эмма услышала его в следующем сообщении.
— Ну-у, Кельвин, — сказал женский голос, источающий интонации Миссисипи, — кажется, ты победил. Должна признаться, я-а и представить себе не могла, что ты превратишь это скучное старое ископаемое в победителя своего шоу. Так что ты молодец. Может, ты и правда так хорош, как думаешь о себе. Насколько тебе известно, я-а женщина с юга, и я-а всегда была человеком слова. Но история научила нас, что современные красотки тоже должны быть практичными, поэтому я-а должна заявить, что считаю нашу сделку недействительной. Увидимся в суде по бракоразводным делам, Кельвин. Пока-пока.
