Бернард Вербер - Дыхание богов
Конечно, я не первый, кто попал сюда. Из множества учеников, побывавших на острове за тысячи лет, десятки, если не сотни, приходили к Гере и поднимались по янтарной лестнице, чтобы оказаться лицом к лицу со Сфинксом.
Я думаю, что херувимка, сморкмуха, которая столько раз выручала меня, тоже была богиней-ученицей. Прежде чем превратиться в женщину-бабочку, она тоже взобралась на гору. Она была отважной и решительной. Я недооценивал ее только потому, что она была маленькой и выглядела как насекомое. Я снова ловлю себя на том, что недостаточно внимателен к тем, кого встречаю на своем пути, и сужу их по внешнему виду.
Сфинкс сдувает херувима со своего когтя.
– Херувим – это не так уж плохо, – произносит она. – Проблема в том, что они не могут говорить. Выражать свои мысли вслух все-таки приятно, правда?
Херувим в ответ показывает свой острый язычок.
– Итак, говори или умолкни навеки. Я напомню тебе загадку:
Лучше, чем Бог.
Страшнее, чем дьявол.
У бедных есть.
У богатых нет.
Если съесть, умрешь.
И Сфинкс тяжело вздыхает, как утомленная любовница.
– Итак? Каков ответ, милый?
Я закрываю глаза. Надеюсь, что меня озарит в последний момент. Посетит откровение. Что-нибудь в выражении лица Сфинкса подскажет правильный ответ. Но ничего не происходит. Абсолютно ничего.
Я думаю. Ищу. Я не сдамся так близко от цели.
На самом деле я веду себя как смертный, надеясь, что откуда-то придет помощь.
Чистое суеверие.
А суеверия приносят несчастья.
Смертному может помочь ангел, ангелу поможет бог. А кто поможет богу?
Я смотрю на гребень горы. Там ни лучика света. Я все больше склоняюсь к мысли, что наверху ничего нет.
Мне хочется повернуть обратно. Я вернусь к Гере и скажу ей, что она была права. Потом спокойно спущусь и постараюсь выпросить прощения за свою выходку. Афродите я скажу, что видел Сфинкса и не нашел ответа, Мате Хари – что люблю ее, а своему народу объявлю: «Ваш бог вернулся».
Я не могу отступить.
– Я помогу тебе немного, – говорит чудовище.
– Подсказка?
– Нет, лучше. Немного жизненного опыта.
Сфинкс меняет позу, скрещивает на груди руки.
– Успокойся, – говорит она. – Устраивайся поудобней. Сядь по-турецки. Мы начинаем внутренние поиски ответа. Освободи голову от мыслей.
Я сомневаюсь, стоит ли ее слушать, но внутренний голос подсказывает, что стоит рискнуть. Я слушаюсь и усаживаюсь как можно удобнее. Закрываю глаза.
– Забудь, кто ты. Покинь свое тело и посмотри на себя снаружи.
Я слушаюсь. Я вижу себя.
Мишель Пэнсон сидит перед Сфинксом. Разумеется, этот неосторожный ученик погибнет.
– Теперь отмотай пленку назад, – раздается гнусавый голос Сфинкса. – В прошлое. Что ты делал двадцать секунд назад?
Я шел сюда. И я иду назад, пячусь.
– Продолжай отматывать пленку.
Я вижу, как спускаюсь назад по янтарной лестнице внутри горы.
– Дальше, дальше.
Я снова в домике Геры. Когда я появляюсь, пятясь, она говорит «Прощай», когда выхожу из домика – «Входи».
Я сидел верхом на Пегасе. Я лечу назад, спускаюсь с горы на крылатом коне. Приземляюсь.
Я дрался с Раулем.
Пленка все быстрее перематывается назад.
Мата Хари. Сент-Экзюпери. Жорж Мельес. Сизиф.
Прометей. Афродита. Афина. Фредди Мейер.
Кентавр. Сморкмуха. Жюль Берн.
Я видел перед собой остров.
Я плыву назад, спиной к океану.
Я вижу, как погружаюсь в воду.
Я вижу себя глубоко под водой.
Я вижу, как на огромной скорости вылетаю из воды.
Я взмываю в воздух, пролетаю слои атмосферы.
Я прозрачен, я становлюсь духом.
Дух летит назад, к розовому свету.
Я снова в Империи ангелов.
Картины прошлого стремительно проносятся мимо.
Обратный отсчет.
Я вижу себя в Империи ангелов в окружении других ангелов, работаю с тремя сферами моих подопечных.
Спиной вперед меня несет ко входу в Империю.
Я вижу себя во время суда надо мной. Эмиль Золя выступает в мою защиту перед тремя архангелами при взвешивании моей души.
Я скольжу назад над территориями континента мертвых.
Белый мир, в котором умершие выстроились в длинную очередь на суд.
Очередь движется назад, и я вместе с ней.
Зеленый мир красоты.
Желтый мир знания.
Оранжевый мир терпения.
Красный мир желания.
Черный мир страха.
Голубой мир, пограничная зона континента мертвых.
Я эктоплазма, лечу к свету, который притягивает меня.
Я вижу, как моя душа входит в тело мертвого Мишеля Пэнсона.
Я вижу себя, в панике смотрящего на Боинг-747, который врезался в мой дом. Осколки стекла соединяются, окно становится целым, Боинг летит назад, теряется в небе.
Быстрее, еще быстрее.
Я вижу себя смертным, я танатонавт на танатодроме. Вместе с друзьями, Раулем Разорбаком, Стефанией Чичелли, Фредди Мейером, провожу опыты по выходу из тела.
В голове мелькает мысль: «Я мог бы стать легендой». Или уже возникла когда-то легенда обо мне, как возникли мифы о Прометее или Сизифе. Я быстро гоню прочь эту мысль, порожденную гордыней, и продолжаю путешествие во времени. Я становлюсь моложе, я Мишель Пэнсон-подросток.
Я новорожденный. Пуповина срастается, тянет меня к матери.
Головой вперед я проскальзываю в материнскую утробу, потом моя душа возвращается на континент мертвых. Очередь, суд. Белый, зеленый. Желтый, оранжевый, красный, черный, голубой миры, и я возвращаюсь на землю, в чужое мертвое тело.
Я врач в Санкт-Петербурге, умер от туберкулеза в окружении многочисленного семейства.
Сфинкс помогает моей душе продолжить погружение в прошлое.
Я становлюсь новорожденным, возвращаюсь в утробу, душа покидает тело, возвращается на континент мертвых, снова на Землю в труп танцовщицы, исполнявшей канкан. Надо же, я, оказывается, был красивой девушкой. Я маленькая девочка. Новорожденный младенец.
Жизни пролетают одна за другой. Японский самурай, кельтский друид, английский солдат, бретонский друид, египетская одалиска и врач из Атлантиды. Каждый раз все немного размыто, когда я превращаюсь в плачущего младенца, забываю речь, срастается пуповина и, словно отпущенная резинка, утягивает меня внутрь женской утробы. Движение ускоряется. Время летит назад с дикой скоростью.
Я крестьянин, охотник, дрожащий от холода пещерный человек.
Австралопитек, который боится, что не найдет пропитания.
Землеройка, которая боится ящериц.
Ящерица, которая боится более крупных ящериц.
Большая рыба.
Инфузория-туфелька.
Водоросль.
Камень.
Космическая пыль.
Луч света.
Я – свет, и меня тянет назад, к «большому взрыву».
Я вижу частицу Космического яйца, породившего меня.
Яйцо уменьшается и вдруг – хлоп, и его нет. Больше ничего нет.
Ничего?
Последний виток развития духа заканчивается «ничем».
Вселенную породило ничто, и она закончится ничем.
…Ничего?
«Ничего. В начале ничего не было».
Боже мой, это же слова, которыми открывается пятый том «Энциклопедии относительного и абсолютного знания». Они всегда были у меня перед глазами, но я не видел их.
Я открываю глаза. И произношу, глядя в глаза Сфинкса:
– Ничто.
Женщина с телом льва в изумлении смотрит на меня. Она дрожит от удовольствия.
– Милый, не знаю, ты ли тот, кого ждут, но ты тот, кого ждала я, – шепчет она. – Продолжай.
Открытие ослепляет меня.
– Лучше Бога? Ничто. Ничто не может быть лучше Бога, – объясняю я.
Сфинкс кивает. Я продолжаю.
– Страшнее, чем дьявол? Ничто. Нет ничего страшнее дьявола. Чего нет у бедняков? Ничего. Чего не хватает богатым? Ничего. Если ничего не есть, то умрешь.
Наступает молчание.
– Браво, милый. Тебе удалось то, что еще никому не удавалось.
Внезапно Сфинкс представляется мне не чудовищем, а добрым гением, одним из тех, кто направил мою жизнь по верному пути, кто способствовал моему росту.
Значит, вот зачем нужно было столько опасностей, бед, страха – для того чтобы я наконец понял. После того, как испытаю первый приступ гнева, совершу первый поступок, направленный против общества, докажу, что смел и умен. Я вступил в состязание со Сфинксом и победил ее, потому что способен абстрактно мыслить.
Львица с человеческим лицом отходит в сторону, открывая проход между двумя желтыми скалами.
Она говорит на прощание:
– Ты можешь продолжить свой путь. Но будь осторожен. Дворец Зевса охраняют Циклопы.
Я иду вперед, потом возвращаюсь к Сфинксу:
– Согласно легенде, Сфинкс, кажется, должен покончить с собой от досады, если человек отгадает ее загадку?
Сфинкс встряхивает гривой.
– Не нужно верить всему, что говорят, и даже пишут. Особенно не стоит верить легендам. Они нужны лишь для того, чтобы легче было управлять смертными. Давай же, милый, ступай прочь, пока я не передумала.
Я смотрю на Сфинкса, и вдруг эта живая преграда кажется мне симпатичной. Ведь она все сделала, чтобы у меня получилось.