Джоди Пиколт - Время прощаться
— А ты общаешься с Дженной? — спрашиваю я однажды, когда на небе нависли грозовые тучи. — Нашел ее? Я за нее волнуюсь.
Верджил пока мне тоже не отвечал. Я обсуждала это с Дезмоном и Люсиндой, и они сказали, что если Верджил умер, то, возможно, пока не понял, как можно снова оказаться в третьем измерении. Это требует сосредоточенности и огромного количества энергии. Должен появиться навык.
— Мне не хватает тебя, — признаюсь я Верджилу.
И не шучу. У меня были коллеги, которые делали вид, что любят меня, но на самом деле просто ревновали; были знакомые, которые отирались рядом, потому что меня приглашали на голливудские вечеринки… Но у меня всегда было мало настоящих друзей. И уж точно никто из них не относился ко мне столь скептически, однако при этом принимал безоговорочно.
Чаще всего я одна на кладбище, если не считать сторожа, который обходит его с тяпкой и наушниками «Биц». Однако сегодня что-то происходит. Я вижу людей у забора. Похороны, наверное.
И тут я понимаю, что знаю одного из мужчин у могилы. Детектива Миллза.
Он сразу узнает меня. Одно из преимущества розовых волос.
— Мисс Джонс, рад вас снова видеть.
Я улыбаюсь ему.
— Я тоже.
Оглядываюсь и понимаю, что здесь не так много людей, как мне показалось вначале. Женщина в черном, двое полицейских, сторож засыпает землей крошечный деревянный гробик…
— Хорошо, что вы пришли, — продолжает детектив. — Уверен, доктор Меткаф оценит вашу поддержку.
На звук своего имени поворачивается женщина в черном. Ее бледное лицо с заостренными чертами обрамляет львиная грива рыжих волос. Я как будто увидела Дженну во плоти — только старше, с парой душевных травм.
Женщина, которую я так отчаянно пыталась найти, протягивает руку и в буквальном смысле оказывается у меня на пути.
— Я Серенити Джонс, — представляюсь я. — Это я нашла вашу дочь.
Элис
От моей девочки мало что осталось.
Как ученый я знаю, что тело в неглубокой могиле будет разлагаться. Что останки ребенка — пористые, с высоким содержанием коллагена, — скорее всего, сгниют в кислой почве. Что хищники станут растаскивать части скелета.
И все же я не была готова увидеть то, что увидела: кучку узких костей, напоминающих настольную игру «Собери из палочек фигуру». Позвоночник. Череп. Бедренная кость. Шесть фаланг.
Остальное растащили.
Буду предельно честной: я не хотела возвращаться. В глубине души я ждала, что дело доведут до логического конца; меня не оставляло предчувствие, что это ловушка, и, как только я сойду с трапа самолета, на меня наденут наручники. Но это моя дочь. Этого конца я ждала многие годы. Как я могла не поехать?
Детектив Миллз уладил все формальности, и я прилетела из Йоханнесбурга. Смотрю, как гроб с телом Дженны опускают в замерший в беззвучном крике зев земли, и думаю: «Это не моя дочь».
После погребения детектив Миллз спрашивает, не хочу ли я перекусить. Я качаю головой.
— Я очень устала, — отвечаю я. — Я хочу отдохнуть.
Но вместо того, чтобы возвратиться в мотель, я беру напрокат машину и еду в «Хартвик хаус», где уже десять лет живет Томас.
— Я к Томасу Меткафу, — сообщаю дежурной.
— А вы кто?
— Его жена.
Она смотрит на меня с удивлением.
— Что-то не так? — спрашиваю я.
— Нет, — приходит она в себя. — Его просто редко кто посещает. Идите по коридору, третья дверь налево.
На двери палаты Томаса наклейка — улыбающееся лицо. Я толкаю дверь и вижу сидящего у окна человека, руки его сложены на лежащей на коленях книге. Сначала я думаю, что это какая-то ошибка. Это не Томас. У Томаса не было седых волос и впалой груди, он никогда не горбился. Но человек оборачивается, и его лицо преображает улыбка — из-под новой внешности проступают знакомые черты.
— Элис! — восклицает он. — Где тебя носило?
Вопрос в лоб и такой нелепый, учитывая все, что произошло, что я засмеялась.
— То тут, то там.
— Я столько должен тебе рассказать. Не знаю, с чего и начать.
Но тут дверь открывается и входит пожилой санитар.
— Слышал, Томас, у тебя гости. Может быть, хотите пойти в комнату отдыха?
— Здравствуйте, — говорю я и представляюсь: — Элис.
— Я же говорил, что она вернется, — самодовольно заявляет Томас.
Санитар качает головой.
— Будь я проклят! Я много о вас слышал, мадам.
— Думаю, нам хотелось бы пообщаться наедине, — говорит Томас.
Внутри у меня холодеет. Я надеялась, что за десять лет стерлись острые края беседы, которую нам предстоит вести. Какая наивность!
— Без проблем, — отвечает санитар, подмигивает мне и пятится из комнаты.
Сейчас Томас спросит меня, что же произошло в ту ночь в заповеднике. И как нам жить дальше после той ужасной ситуации, при которой мы расстались.
— Томас, — начинаю я, теряя осторожность. — Мне очень жаль…
— Еще бы, — отвечает он, — ты же соавтор. Я знаю, как для тебя важна работа, и нисколько не хочу приуменьшить твой вклад, но ты лучше, чем кто-либо другой, понимаешь, что нужно опубликоваться первыми, чтобы другие не украли твои гипотезы.
Я недоуменно смотрю на него.
— Что?
Он протягивает мне книгу, которую сжимает в руках.
— Ради бога, осторожнее. Здесь повсюду шпионы.
Автор книги доктор Сьюз. «Зеленые яйца и ветчина».
— Это твоя статья? — спрашиваю я.
— Она зашифрована, — шепчет Томас.
Я шла сюда, надеясь встретиться с тем, кто тоже пережил тот кошмар, с кем можно было бы поговорить о самой страшной ночи в моей жизни, чтобы разделить груз воспоминаний. А вместо этого нашла Томаса, который настолько зациклен на прошлом, что не может принять будущее.
А может, так для него лучше.
— Знаешь, что сегодня сделала Дженна? — спрашивает Томас.
Из моих глаз текут слезы.
— Расскажи.
— Она вытащила из холодильника все овощи, которые не любит, и сказала, что пойдет кормить слонов. Когда я ответил, что овощи покупались для нее, она ответила, что проводит эксперимент и слоны — ее контрольная группа. — Он улыбается мне. — Если Дженна в три года такая смышленая, только представь, какой она станет в двадцать три!
Казалось, мы вернулись назад — еще до того, как все полетело в тартарары, как заповедник обнищал, а Томас заболел, — вернулись в то время, когда были счастливы вместе. Когда мой муж, не зная, что сказать, держал на руках нашу новорожденную дочь. Он любил меня и любил ее.
— Она будет восхитительной, — отвечает сам себе Томас.
— Да, — соглашаюсь я хриплым голосом. — Это точно.
В мотеле я снимаю туфли, куртку и плотно задергиваю занавески. Сажусь на вращающийся стул у письменного стола и смотрю в зеркало. В нем я вижу лицо человека, который так и не обрел покоя. На самом деле я испытываю совсем не те чувства, которые должна была испытывать, узнав, что нашли тело моей дочери. Это означает, что нужно прекратить одной ногой стоять в реальном мире, а второй — в мире «а что, если…». Но я все равно чувствую, что глубоко вросла. Увязла.
Надо мной смеется пустой экран телевизора. Не хочу его включать. Не хочу, чтобы репортеры рассказывали мне о новых ужасах, происходящих на земле, о бесчисленных трагедиях.
Я вздрагиваю, услышав стук в дверь. В этом городе у меня знакомых нет. Могла прийти только полиция.
Пришли в конце концов за мной, потому что знают, что я натворила.
Я делаю глубокий вдох, набираюсь решимости. Все правильно. Этого я и ожидала. И что бы ни случилось, теперь я знаю, где Дженна. О детенышах в Южной Африке позаботятся те, кто знает, как их растить. Я готова открыть дверь.
На пороге стоит женщина с розовыми волосами.
Сахарная вата — вот на что похожа ее прическа. Я когда-то угощала сахарной ватой Дженну, которая была такой сладкоежкой. На африканском наречии это звучит как «spook asem». Дыхание призрака.
— Здравствуйте, — говорит она.
Как же ее зовут? Что-то похожее на сирень…
— Я Серенити. Мы сегодня утром встречались.
Та самая женщина, которая обнаружила останки Дженны. Я таращусь на нее, не понимая, что ей может быть нужно. Вознаграждение?
— Я сказала, что нашла вашу дочь, — дрожащим голосом произносит она. — Но я обманула.
— Детектив Миллз сказал, что вы принесли зуб…
— Верно. Но все дело в том, что Дженна первой нашла меня. Неделю назад. — Она замолкает в нерешительности. — Я экстрасенс.
Возможно, из-за стресса, который я испытала, когда увидела, как хоронят дочкины косточки, или от осознания того, как повезло Томасу — он навсегда останется в том месте, где ничего из этих ужасов не происходило; а может, из-за долгого перелета и смены биоритмов организма, во мне, словно гейзер, вскипает ярость. Я хватаю Серенити за плечи и встряхиваю.
