Джудит Леннокс - Зимний дом
Все эти годы были связаны с Джо. Вечеринки с Джо, воскресенья в Лонг-Ферри — тоже с Джо. Тот ужасный обед с Клоди и Фрэнсисом, когда она смертельно обиделась на Джо, считавшего ее пустой и легкомысленной особой. Поездка во Францию, схватка с полицией у биржи труда в Хакни и свой панический страх за него. Когда она заболела, то хотела видеть только Джо. Он пришел и отвез ее домой.
Она вспоминала, как сидела на лестнице меблированных комнат и ждала, когда Джо вернется с митинга Мосли в «Олимпии». Свой ужас при виде его ран. То, как она спала с ним в одной кровати. Конечно, она всегда любила Джо, но, околдованная Фрэнсисом, считала это чем-то неважным, недостойным называться любовью.
«Ох, Джо, — думала она. — Милый Джо…»
Нельзя было сказать, что Фрэнсис перестал для нее существовать. Просто он выцвел, увял, стал засохшим цветком, рассыпающимся в руках. Когда она пыталась представить себе Фрэнсиса, то не могла вспомнить его лицо. Светлые волосы, серые глаза, прямой нос, напоминала она себе, но эти черты казались кусками из разных головоломок и не складывалась в единый образ. В то время как Джо оставался все тем же — сильным и преданным человеком, на которого можно положиться.
Робин подняла взгляд. Джо улыбался, но она не видела его глаз. Она взяла тарелки, встала и выбросила объедки в мусорное ведро. Он спросил, как прошло дежурство в клинике. Ее ответы были неловкими и односложными. Робин хотелось, чтобы он остался, и одновременно хотелось, чтобы он ушел. Хотелось, чтобы Джо остался, потому что его присутствие делало все самое обычное — совместные обеды, походы в кино, прогулки — особенным. А хотелось, чтобы он ушел, потому что ей было нужно подумать.
Когда они вымыли посуду, Джо взял пиджак и предложил прогуляться в парке. Робин густо покраснела, покачала головой и пробормотала, что ей нужно написать несколько писем. Оставшись в одиночестве, она села на кровать, прижала колени к подбородку и обняла их руками. Она не знала, что думает о ней Джо. Да, они были друзьями, но Робин не могла понять, значит ли она для Джо нечто большее. Вспоминая прошедшие годы, она переходила от надежды к отчаянию. Некоторые поступки Джо говорили о любви, но если это было так, то почему он молчал?
И тут она с пугающей, болезненной ясностью вспомнила, как стояла в зимнем доме и говорила Джо о своей любви к Фрэнсису. Если Джо когда-то и любил ее, то эти слова убили его любовь…
С того дня Робин начала исподтишка следить за ним, пытаясь обнаружить какие-то знаки. Надежда то вспыхивала, то умирала. При виде записки, сунутой под дверь, ее бросало в дрожь. Если он подписывался «с любовью, Джо», у Робин становилось легче на душе. Но когда Джо был рядом, ее уверенность исчезала; он не делал попыток прикоснуться к ней или поцеловать. Его близость превращалась в пытку. Устав от постоянной смены эмоций, Робин начала избегать его. Прежняя непринужденность оставила ее; растерянный взгляд Джо говорил, что он тоже это заметил. Она повторяла все ужасные ошибки подросткового возраста, из которого давно вышла: стала косноязычной, неуклюжей и бестактной. Робин начало казаться, что Джо стал реже приходить к ней, а на собраниях и митингах здоровался с ней не так весело и радостно, как прежде.
Как-то в июле они сели на поезд, поехали в Южный Даунс и целый день прогуляли под жарким солнцем. Все шло вкривь и вкось: поднимаясь на приступки у изгороди, Робин поскользнулась и упала в лужу, а когда они шли через поле, за ними погнался бык. Раньше они просто посмеялись бы над такими пустяками, но теперь ощущали скованность и неловкость: даже их реплики были краткими, неуклюжими и неестественными. Вернувшись в Лондон, они зашли в ресторан. В перерывах между блюдами они молчали; казалось, их взвинченность передалась всему персоналу заведения. Кормили в нем скверно, обслуживали невыносимо долго. Обычно Джо редко выходил из себя, но на сей раз чуть не накричал на официанта.
Когда они вышли на улицу, Джо сказал:
— Робин, пойдем ко мне, ладно? Я хочу тебе кое-что сказать.
У Робин сжалось сердце, и она молча кивнула. Они пошли пешком: Джо нес недопитую в ресторане бутылку красного вина. Было темно и поздно, они почти не разговаривали.
Эллиот пропустил ее в дверь. Робин сбросила с себя кардиган: в квартире было жарко и душно. Джо вынул из буфета два стакана, наполнил их и один протянул ей.
— Наверно, нам нужно реже видеться друг с другом, тебе не кажется? — сказал он.
Робин посмотрела на него. Лицо Джо было мрачным, глаза — темными и холодными.
— Ох… — только и сказала она.
Девушку охватила глубокая печаль. «Это вошло у меня в привычку, — подумала она. — Все мои дружбы не выдерживают проверки временем. Я легко схожусь с людьми, но в конце концов надоедаю им».
— Кажется, у нас ничего не выходит, — добавил Джо.
— Я тебе надоела? — выпалила Робин.
— Нет! — злобно огрызнулся Джо, брови которого сошлись на переносице. — Дело совсем не в этом. Брось, Робин. Ты изменилась. Сама знаешь.
— Наверно. — В ее голосе прозвучала мучительная боль. — Но я думала, что мы сможем остаться друзьями.
Он подошел к окну, держа в руке стакан. Джо стоял к ней спиной; его силуэт четко вырисовывался на фоне темного неба.
— Я тоже так думал, — еле слышно сказал он. — Но теперь не уверен в этом. Похоже, с меня хватит. Сил больше нет.
Его слова больно задели Робин, и она выпалила:
— Конечно, я не такая красивая, как Клоди! И не такая опытная, как Вивьен!
Джо круто обернулся и уставился на нее:
— Клоди? Вивьен? При чем тут они?
— Я думала, что это ясно.
«Он что, разыгрывает меня?» — злобно подумала Робин.
— Только не мне.
Его лицо снова стало холодным и непроницаемым, глаза прищурились, губы сжались.
Робин ощутила ужасную боль. Он хочет ее бросить…
— Они были твоими любовницами.
Он заморгал глазами:
— А Фрэнсис — твоим любовником.
— Наверно, тебе нравятся… Нет, ты любишь только женщин старше себя, — горько ответила она и добавила, борясь со слезами: — Что ж, по крайней мере, ты постоянен…
В глазах Джо вспыхнул лютый гнев. Он сделал небольшое движение руками, с негромким треском раздавил стакан, и на пол закапала алая жидкость.
— Так же, как ты? — прошептал он. — «Оковы я ношу с собой, и их не разорвать»?
Прекрасные, знакомые слова звучали горькой насмешкой. Робин уставилась на него с ужасом. Красная жидкость, капавшая с его рук, была не вином, а кровью, сочившейся из порезанных ладоней. При мысли о том, что они сейчас расстанутся, что она все поняла слишком поздно, у нее разрывалось сердце.
— Да, — очень осторожно сказала она. — Я любила Фрэнсиса… Когда-то.
На лбу Джо выступили бусинки пота, но он не стронулся с места.
— Когда-то?
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Их разделяло всего несколько футов, но она не могла преодолеть это расстояние. Как объяснить чувствительному и обидчивому Джо, что ты все сделала неправильно? И убедить властного и страстно любящего мужчину, что поняла свою ошибку?
Когда Джо заговорил, в его голосе слышалась смертельная усталость:
— Робин… Что ты хочешь этим сказать?
И вдруг все стало легко и просто.
— Что я люблю тебя, Джо.
Он по-прежнему не двигался. Кровь стекала по его предплечью и пачкала подвернутый рукав рубашки.
— Джо, я любила тебя много лет, но была слишком глупа, чтобы это понять. Фрэнсиса я тоже любила, но там было совсем другое. Такая любовь долгой не бывает, а я ошибалась и пыталась ее продлить. Но с этим покончено. Я больше не люблю его.
— Любовь — очень неопределенное слово.
Однако теперь она видела в его глазах надежду. И понимала, что обязана сказать правду. Даже если ошибется и испытает новое унижение.
— Я люблю тебя, Джо. Хочу просыпаться с тобой по утрам и встречать с работы по вечерам. Хочу прожить с тобой до самой смерти. Хочу детей от тебя.
Теперь она смогла подойти к нему. Куски стекла хрустели под подошвами ее босоножек.
— Джо, я хочу лечь с тобой в постель. Сейчас. Пожалуйста.
Робин взяла его порезанную руку, подняла ее и поцеловала тонкую красную полоску, пересекавшую ладонь. Потом она поцеловала его в шею, а затем в губы.
— Ты уверена? — прошептал он.
Робин поняла, что на этот вопрос может ответить только ее тело. Когда их губы слились и Робин ощутила его туго напрягшуюся плоть, все ее сомнения исчезли.
Он отвел Робин в сторону от осколков стекла и лужи вина на полу и покрыл поцелуями ее лицо и волосы; прикосновение его губ опьяняло ее. В спину Робин врезался край фаянсовой раковины. Горшки и кастрюли с грохотом полетели на пол; впопыхах сорванная одежда падала на кружки и сковородки, валявшиеся повсюду. Когда губы Джо впились в ее рот, а язык коснулся сначала шеи, потом грудей и живота, у Робин подогнулись колени. Они упали на пол, Джо овладел ею, и она задвигалась в одном с ним ритме. Робин быстро достигла оргазма; наслаждение было таким острым и болезненным, что она услышала собственный крик. Она стиснула Джо кольцом мышц и почувствовала, как он вздрогнул. Робин уронила голову на его грудь, но не сделала попытки разъединиться. Сначала тишину нарушало только их частое, усталое дыхание.
