Виктория Платова - Мария в поисках кита
За спиной ВПЗР раздается утробный звук, от которого я невольно вздрагиваю. И лишь мгновение спустя понимаю: булькнула вода в бойлере. Ничего пугающего — только вода.
— Не он? А кто?
— Я не знаю. Просто… это были разные голоса. Оба раза — мужские, но совсем-совсем разные. Непохожие друг на друга. Диаметрально противоположные.
— По тембру?
— И по тембру тоже.
— Твой новый друг — чревовещатель?
ВПЗР оживляется, но совсем не потому, что ее греет мысль об островном идиоте, неожиданно дли самого себя оказавшемся чревовещателем. Ей просто нравится само слово. Секунду назад она и думать о нем не думала; секунду назад слово было ничем, унылой металлической коробкой (одной из миллиона коробок со словами, которые хранятся в пыльном архиве ее башки). И вот, совершенно случайно, вэпэзээровский взгляд упал на эту сраную коробку, хотя мог бы упасть на коробки по соседству, с надписями «свингер», или «херес», или — «томми-ган». Но слову «чревовещатель» повезло больше других, да и коробка, в которой оно лежит (на самом дне, скрючившись, как личинка тутового шелкопряда), достаточно велика. Самая большая коробка в отсеке, намного больше «хереса». В нее можно впихнуть все, что угодно: придуманную историю жизни чревовещателя, придуманные истории жизней людей, которые его окружают, придуманные преступления и проступки, придуманные грязные тайны, только и мечтающие о том, чтобы выбраться на волю из глубин живота. А еще… Еще чревовещатель может внезапно впадать в транс и говорить голосами умерших людей. И, сам того не подозревая, предупреждает о возможных опасностях, — и это может поднять хромавший доселе сюжет на недосягаемую беллетристическую высоту.
Кико тоже предупреждал об опасности, но это было расплывчатое предупреждение, непрофессиональное.
— Он не чревовещатель.
— Ну, если голоса, как ты утверждаешь, были разные, а Кико — один… Или вас там собралась целая компания на один злосчастный велосипед?
— Нет, нас было только двое. А есть другое объяснение?
— Это — самое приемлемое. Хотя… Если он подражает жестам, то почему бы ему не подражать голосам?
Если это и было подражание — то довольно осмысленное, а не какое-нибудь попугайское. И он разговаривал именно со мной. Вопросы вытекали из ответов, а ответы — из вопросов. Нет-нет, Кико точно знал, о чем он говорит и с кем. Жаль, что я не могу сказать о себе того же.
— Он намекнул, что здесь небезопасно.
— И предложил тебе отправиться на тот остров?
— Нет, об острове я узнала позже, сама.
— И ты не расспросила его поподробнее?
— Мы разговаривали совсем о другом на обратном пути.
— О женщине?
— О женщине, да.
— А потом?
— Потом он привез меня сюда. И сделал вид, что разговора не было. А когда я попыталась расспросить его и уточнить кое-какие детали — отделался своим дурацким «пффф».
Не мешало бы сказать о том, что «пффф» появилось чуть раньше, когда Кико застукал меня с медальоном у ниши с «Maria de los Milagros», но тогда придется вытаскивать и медальон. И ВПЗР не отвертеться, ведь последний раз, до того как она оказалась у Марии, я видела драгоценную вещичку именно у нее.
— Я кое-что нашла на маяке.
— Кроме телескопа?
— Да. Сейчас…
Сунув руку в карман куртки, я пытаюсь извлечь медальон. Но пальцы наталкиваются лишь на пустоту, в которой несется по раз и навсегда заданным траекториям обычный карманный мусор: пара монет, окаменевшие карамельки, картонка со спичками из ресторана «Русская рыбалка», где в прошлом году мы отмечали день рождения ВПЗР (за год я так и не удосужилась ее выложить), — а медальона нет.
Нет.
Хотя я точно помню, что положила его именно в этот карман. Может быть — в другой?.. В другом обнаруживается еще горсть мелочи, фильтр для самокрутки (этот-то как сюда попал?) и что-то сложенное вчетверо и совсем уж несанкционированное. Листок плотного картона? Слишком неудобный и слишком навязчивый, чтобы безнаказанно таскать его месяцами, не замечая присутствия. Еще сегодня утром его не было, а может быть, его не было еще вчера. Или третьего дня. Позабыв даже о медальоне, я вытаскиваю сложенную картонку на свет божий и разворачиваю ее.
Открытка из букинистического.
Поначалу рисунок на открытке кажется мне неясным, я не могу разглядеть его. Контуры, линии и цветовые пятна мелькают, как в детском калейдоскопе, не в состоянии договориться между собой. Первым уходит цвет, затем — большинство линий и часть контуров. И наконец-то проявляется картинка.
Глаза под черной каской, на антрацитовом фоне, — «НЕ IS WATCHING YOU».
«Он следит за тобой».
Появление картонного черного соглядатая так же необъяснимо, как и исчезновение медальона. Его подбросил Кико (и он же вытащил медальон)? Но когда? Кико даже не приближался ко мне, если не считать поездки на велосипеде, — только тогда наши тела находились в опасной близости и соприкасались. Но руки Кико все время лежали на руле!..
О господи, хоть бы это была другая открытка!
Я с тоской вспоминаю весь немудреный и такой невинный открыточный арсенал: благодушного Джеймса Дина, похожего на футболиста премьер-лиги; благодушную Марлен Дитрих, похожую на задрапированную салфеткой бутылку из под кока-колы (0,33); двух пасторальных японок, похожих на самих себя (все японки пасторальны), — только уменьшенных до размеров шахматных фигур, пешки и коня. Даже состарившееся кресло «en avion» и вечно юные янки в солдатской униформе, соответствующей 1944 году, выглядели бы предпочтительнее. Здесь, на Талего, они смогли бы организовать футбольную команду, нет, — целых две! — но это был бы американский футбол. Пасторальные японки делали бы то же самое, что делали всегда, — смотрели вдаль, подогнув под себя кукольные ноги. Джеймс Дин мог бы держать сувенирную лавку на паях с Марлен. Или букинистический, черт с ним, и подрабатывать тренером у футбольных янки, и тогда Марлен досталось бы кафе (раз уж старуха Майтэ категорически отказывается объявляться).
Пристроить самолетное кресло тоже не составило бы большого труда, по вечерам в нем сидела бы Марлен. Но что делать с глазами из-под черной, с несколькими светлыми бликами каски?
Я не знаю.
Знаю только, что неприязнь к ним не прошла, совсем напротив — усилилась. Но теперь к неприязни добавляется еще и совершенно иррациональный ужас. Который испытывает любой, застигнутый врасплох, человек: «Вас снимают скрытой камерой, улыбнитесь».
Улыбаться мне совсем не хочется, я швыряю открытку на стол и отступаю на шаг назад. Некоторое время ВПЗР изучает ее, но в руки почему-то не берет.
— Мрачновато, — наконец изрекает она.
— Да уж, ничего хорошего.
— Именно это ты нашла на маяке?
— Это я нашла у себя в кармане. И я понятия не имею, как оно там оказалась. И я понятия не имею, что оно может означать.
— Только то, что написано. — ВПЗР улыбается мне гаденькой улыбкой. — «Он следит за тобой». Если я правильно перевела… Я правильно перевела?
— Да. И кто же этот «он»?
— Ты у меня спрашиваешь? Откуда же мне знать… Но вряд ли это относится к женщине, о которой ты меня расспрашивала…
— Это… угроза?
— Это больше похоже на предупреждение. Э-э… о возможной угрозе.
— Вас, я смотрю, это нисколько не взволновало.
— Я не так впечатлительна, как ты. — В устах ВПЗР это звучит как «я не такая мнительная идиотка». — И потом… Открытка ведь нашлась у тебя в кармане. Не у меня. Следовательно, и речь идет о тебе. Нет?
Некоторое время я молчу, перебирая в уме все, что может относиться к местоимению «он». Первое, что приходит в голову: Кико (сумасшедший), Маноло (мертвый), труп на втором этаже букинистического… впрочем, труп можно и опустить, признаки пола на нем особенно не просматривались. Далее следуют джукбокс, автомат для продажи напитков и сладостей, автомат с сигаретами, бойлер, прилавок; любой из стульев, любой из столов, пол, потолок, компьютер ВПЗР (на нем я задерживаюсь чуть дольше, чем на всем остальном), аппарат для приготовления кофе… Нет-нет, лучше обозвать аппарат «кофемашиной» (женский род), и пугающий своей длиной список станет короче хотя бы на одну позицию.
Что еще?
Коты (не-кошки), катера (не-лодки), собор, океанариум, маяк, оба камина (в доме Игнасио и на маяке), а-а… — и любой из домов тоже, если брать их по отдельности. Садовый гном (тот, что оказался в куртке), кактус, еще один гном — на этот раз по-китайски бесхитростный, «Wanderer-Werke», телескоп на смотровой площадке…
Рассортировать, классифицировать и выстроить в алфавитном порядке. Контрабандно вынести из башки ВПЗР все металлические коробки, вытряхнуть из них ее слова и заполнить своими. В коробку с бывшим «свингером» поместятся джукбокс, кактус и оба гнома — они даже могут посвинговать на пару под «Little Jazz Alternate Take», в недрах джукбокса наверняка найдется эта штучка… А не-лодкам с не-кошками на борту достанется водная гладь бывшего «хереса», — вот только где хранить все это? Моя голова не предназначена для такого количества слов, она пухнет и вот-вот взорвется…
