Айрис Мердок - Человек случайностей
Мэвис».
«Моя любимая!
Любовь – игрушка в руках времени; об этом знают даже самые удачливые любовники. Я достиг звезд, но все равно дрожу от страха. Любовь питается беспокойством. С самой первой минуты я заметил зачаток разрушения в моем счастье. Мы молоды. Но будем мудры, любовь моя, и сохраним хотя бы то, что у нас есть. Это на всю жизнь, ведь так? И мы так молоды, так молоды. Прежде я не знал такой муки. Наши сердца чисты, но ведь это пройдет. Мы прекрасны, но мы состаримся; мы свободны, но дадим себя опутать. Если боги существуют, припадаю к их стопам и молюсь за эту любовь. Поступай мудро, моя драгоценная, и вместе со мной сохрани для прошлого наш сегодняшний день, всегда береги нашу прекрасную любовь, которая становится все выше и с каждым днем изменяется; отягощенная, вынужденная сражаться с помехами, она стареет и вместе с тем остается кристально прозрачной чашей Грааля.
До встречи вечером. Письмо это придет, как всегда, при помощи Уильямсона-младшего.
Ральф».
«Дорогой Людвиг!
С прискорбием узнал, что твоя свадьба не состоится. Но вместе с тем, зная твой характер, вздохнул свободней. Я думаю, ты поступил правильно. Есть минуты, когда необходимо последовать за голосом души, отказываясь от приятного, иначе неизбежно снизится высота полета. Ты молод, и такой выбор для тебя очень важен. С годами четкость различий утрачивается, это своего рода проклятие возраста. Спасибо за звонок, за искренние слова. Смогу ли я навестить тебя в Оксфорде? Позвоню завтра утром.
Мэтью».
ОТЕЦ ОТМЕНИ ПРИЕЗД ТЧК ВОЗВРАЩАЮСЬ ТЧК ЛЮДВИГ
* * *Грейс лежала в лодке, безвольная, в светлом платье из тоненького хлопка, облепившем влажные от пота ноги и спину. Сначала кроны деревьев проплывали на фоне неба, раскачивались, перемещались и исчезали. За ними поплыло только небо, синее, знойное, бездонное. Издали прилетали и неслись над водой звуки; легкие, словно шарики для пинг-понга, они ударялись о воду, снова взлетали, и эхо их растворялось в сонном воздухе полудня. По воде осторожно приближалось к Грейс прохладное дуновение. Вот оно коснулось руки, которая, свесившись с лодки, вела бесшумную линию по воде. Руки прохладной, словно мята, словно кокосовое мороженое. Закрыв глаза, Грейс колыхалась в какой-то розовой сфере, лежала в ней безвольная, размягченная, легкая, гибкая, как цветок, сорванный и подброшенный в воздух. Еле слышные звуки приходили откуда-то издалека – гул, гудение, жужжание.
Она оказалась на какой-то укромной лесной поляне. Белое материнское платье слилось с зеленой листвой и исчезло. Держа за ручку маленького Патрика, мать ушла по другой просеке. Это место принадлежало только Грейс, она была тут одна, и сердце ее вдруг забилось сильнее в тревожном предчувствии чего-то важного. В глубине поляны перед ней возвышалось дерево, ствол которого был гладок, лишен трещин и цветом походил на серебро или олово. И хотя не было ветра, густая крона колыхалась в вышине, обнаруживая то светлую сторону листвы, то снова темную. Но Грейс почему-то привлекал именно ствол своей идеальной гладкостью и округлостью. И в этот миг она задрожала, пригвожденная к земле каким-то чувством, ее поразила пущенная сверху стрела, которая воткнулась в землю, пронзая тело, словно ударом тока.
Она вдруг ощутила собственное существование с силой, неведомой ей ранее, но при этом ее как бы не было или, может, ей чего-то не хватало – беспокойства, каких-то мыслей; длилось только одно – пронизывающее дрожью ощущение полноты и абсолютности существования. Минуту она стояла совершенно неподвижно, глубоко дыша и всматриваясь в дерево. Страх не отступил, но сейчас стал каким-то безличным. Она сбросила туфли и ощутила, как прохладная трава отпечатывается на ступнях мелким тонким узором. «Подойду к дереву, – думала она, – и тем самым дам клятву и принесу жертву, которые так изменят мою жизнь, что после я уже никогда не буду принадлежать самой себе. Я должна так сделать. И в то же время моя воля при мне, хочу – подойду, не хочу – убегу в лес. Я в силах развеять колдовство. Ведь я понимаю, что это колдовство отчасти мною и создано. Если захочу, дерево перестанет сверкать, тело мое перестанет дрожать, сброшу повязку с глаз и прогоню от себя это видение. Или подойду к дереву и навсегда изменю свою жизнь».
Она начала раздеваться. Платье медленно опало на траву. Она стояла бледная и гибкая, как мальчик, сосредоточенная и напряженная. Все еще робея, сделала несколько пружинистых шагов. Если только удастся сохранить это озарение в чистоте и неприкосновенности, возникнет что-то великое; если удастся преодолеть это пространство и прикоснуться к дереву, ангельская сила наполнит ее. Она двигалась по траве беззвучно и без чувства. И вот она у дерева. Опустилась на корточки, обняв ствол, и поцеловала кору, холодную, серебристую, чувствуя губами крохотные углубления и борозды. Стояла на коленях, всем телом прижавшись к стволу, придавленная стыдом, бессилием, восторгом и наслаждением. И потеряла сознание.
* * *Что-то мягко потерлось о ее щиколотку. Грейс пошевелилась, тихонько вскрикнула, попробовала сесть, но снова упала, у нее не получалось сразу выйти из тьмы. Она открыла глаза и увидела движущиеся в вышине ветви, небо, услышала окружающие звуки. Сделала усилие и села.
Гарс убрал босую ступню, которой касался ноги лежащей Грейс. Опершись на весла, он улыбался ей.
– Ой, заснула! – удивленно воскликнула Грейс. – Долго я спала? – спросила она, поправив платье.
– Несколько минут. Уснула в такой неудобной позе. Я боялся, что вывихнешь себе руку. К тому же помяла свою красивую шляпку.
– В самом деле… рука замлела… мурашки. Надо же, уснула, как у себя дома.
Она пригладила волосы, прикрыла ладонями вырез платья, смахнула капли пота со лба.
– Все помялось. Мне приснился сон, такой выразительный…
– О чем?
– Скорее даже не сон, а воспоминание об одном реальном случае. Есть ли различие между сном и воспоминанием?
– Человек приукрашивает воспоминания и потом сам не может понять, где правда, а где вымысел.
– Может быть, это тот самый случай, когда непонятно. Хотя нет. Я помню все очень ясно, так во сне не бывает. Это случилось, когда мне было лет одиннадцать, в каком-то смысле мистическое переживание.
– Расскажи.
– О нет, рассказать невозможно. Я не смогу передать атмосферу. Я оказалась одна в лесу, сняла платье и поцеловала дерево. Я не могу избавиться от впечатления, словно меня впустили в другой мир и мне уже никогда не удастся быть такой, как раньше. Но тут не было ничего религиозного, никакого Бога или Иисуса.
– И ты действительно изменилась?
– Я… не знаю. Звучит, конечно, глупо, но… мне иногда кажется, что ко мне приходит то, что где-то хранится про запас… в каком-то смысле…
– Про запас?
– Не могу объяснить. Мне не всегда нравятся вещи такими, как они есть… И вот иногда что-то такое приходит, как бы та самая вещь, но вместе с ней и еще что-то, как будто из другого мира…
– Что ж… возможно.
– Что это может значить, как ты думаешь?
Гарс не ответил. Весла слегка касались поверхности воды. Лодка плыла очень медленно.
– Странно, ни с того ни с сего приснился такой сон. Мне уже когда-то снился… но если сон не пересказать кому-то, он забывается. Ты согласен? Раньше я сомневалась. Но сейчас… а… во сне упала в обморок. А вообще-то прекрасный сон. Ты когда-нибудь во сне падал в обморок?
– А в реальности… ты не помнишь… был обморок?
– Тогда в детстве? Нет. Я тогда схватилась за дерево, и все стало хорошо. Оделась и побежала за мамой и Патриком. Я никому еще об этом не рассказывала, никому.
– Даже…
– Даже ему.
Лодка вплыла под склоняющиеся над водой ивы. Грейс пропускала ветви сквозь пальцы.
– Мы потом бывали в лесу, я искала то странное дерево, но мне не удалось найти. Непонятно, правда? Дерево из сказки.
– Где это было, в Шотландии?
– Нет. В Джерард-Кросс.
– Что ж, и в Джерард Кросс обитают божества.
– Значит, считаешь, что это было связано с чем-то божественным?
– Смотря как понимать это слово.
– Знаешь, у меня было это же самое чувство, это же самое, и такая же слабость, когда…
– Когда?
– А, не имеет значения… я слишком все преувеличиваю. Так, иногда что-то нахлынет, задумаешься…
Наступило молчание. Гарс смотрел на девушку. Она подтянулась и села поудобней. Занялась своей розовой шляпкой, пытаясь вернуть ей первоначальную форму. Под ветками ив было жарко и зелено, но в то же время от воды веяло прохладой. Грейс посмотрела вверх.
Гарс осторожно вывел лодку на открытое пространство, и вот постепенно из мглы начал вырисовываться Лондон – мост над Серпантином, отель «Хилтон», найсбриджские казармы, а еще дальше – стройные башни Вестминстера.
– У тебя в жизни было это? – спросила Грейс. Она все еще возилась со шляпкой.
