Владимир Познер - Одноэтажная Америка

Пастор взмахнул в экспрессии длинным пальцем: «У нас так много этих художественных и документальных фильмов, зацикленных на этой теме, я даже не собираюсь их смотреть. Я отказываюсь. Даже если ты не был участником событий — эти фильмы поднимают из глубины души чувства ненависти и озлобленности. Наших мужчин избивали, волочили веревками за вагонами и машинами, наших женщин насиловали… Я не буду концентрироваться на таких вещах, даже если это и случалось. Если мы будем помнить эти вещи, мы никогда не переживем этого. Мы будем всегда говорить только о том, что белые люди делали с нами».

Мы благодарили всех за гостеприимство, они нас — за то, что мы пришли. Мы говорили больше часа, довольно открыто и честно, черные и белые. Я прожил в Америке 59 лет, и у меня не было подобного опыта.

Однажды мне сказали, что американцев больше всего на свете интересует религия и бейсбол. И конечно, они намного серьезней относятся к бейсболу. И это так. И совершенно естественным окончанием нашей американской одиссеи было посещение игры на стадионе имени Роберта Кеннеди, где Washington Nationals принимали Atlanta Braves.

Когда Ильф и Петров были в Америке, бейсбол считался всего лишь приятным времяпрепровождением, и их описания были довольно сдержанны. Бейсбол — это медленная, с перерывами, игра. Чтобы посмотреть игру целиком, вам понадобится два-три часа, и обычно на стадионе все легко общаются.

Когда я был ребенком, бейсбол был главным видом спорта. Почти все мальчишки играли и организовывали маленькие лиги — на задних дворах, песчаных пустырях, на улицах. Девочки были лишены такого удовольствия. Я играл в Малой Лиге три сезона, и часто воспоминал об этом. Это самые яркие впечатления моего детства. Нашими кумирами были не артисты, не политики и не кинозвезды. Это были бейсболисты! На самом деле бейсбол уже тогда был бизнес-проектом, но мы не знали этого, это была наша игра, наша команда.

Конечно, я был фанатом Brooklyn Dodgers. Могло ли быть по-другому? Они преодолели расовый барьер, взяв в команду Большой Лиги Джеки Робинсона. Он стал героем для меня и миллионов других таких же, как я, однажды я видел его игру на Ebbetts Field.

Само собой, фанаты Доджерс и все правильные ребята ненавидели этих ужасных нью-йоркских янки. Это была непобедимая команда жирных котов и одна из последних, которая приняла чернокожих игроков… Пятьдесят лет спустя «правильные ребята» все еще недолюбливали янки. Так что я был ошеломлен, когда узнал, что Владимир Познер… да — болеет за янки! Это невозможно!

Но это правда.

Этому не было бы никакого извинения, но у него есть веская причина. Его мама была знакома с Джо Димаджио, сказочным нападающим янки. Вместе с Бейби Русом и Джолтином Джо они были самые популярные игроки за все время существования клуба. И кроме того, десятилетия спустя, когда они с Филом Донахью уже сделали несколько телемостов, когда Владимир стал заметной фигурой, Джо Димаджио, уже пожилой человек, появился у него в офисе. Он представился и подарил Владимиру бейсбольную кепку со своим автографом:

«Владимиру Познеру, человеку, которого я всегда хотел встретить!

Я сказал, что да, что этого почти достаточно, чтобы быть фанатом янки.

В сырой, теплый и солнечный полдень мы приехали на парковку стадиона, за полтора часа до начала игры. Наше раннее прибытие было только маленьким следствием большой трагедии — все нарастающей коммерциализацией бейсбола. Самый большой вопрос на сегодняшний день для болельщиков и владельцев клубов — полностью ли игра контролируется с помощью денег или только частично. Правила посещения стадиона отражают реальность — мы должны были согласиться с требованием не снимать саму игру, а только болельщиков и приветствия игроков. Камеры должны быть выключены сразу после Государственного гимна. Я читал предписание, которое получила Алена: «Лицензия и все права продаж на все съемки и фотографии Основной Бейсбольной Лиги принадлежат Основной Бейсбольной Лиге». Выражаясь английским языком, это значит, что если фанаты делают фотографии во время игры, то Основная Бейсбольная Лига владеет сделанным фото. Если человек продает такие фотографии, это уже считается криминалом. Фотографии запрещается использовать для продажи.

Оглядываясь вокруг, я стал искать, что еще могло бы измениться с тех пор, как я играл в профессиональной лиге. Люди устраивали пикнички прямо возле машин, расслаблялись на надувных креслах, потягивали пиво и разговаривали о бейсболе. В воздухе витал ароматный дымок, на маленьких барбекю шипели гамбургеры. Я перекинулся парой фраз с двумя девушками в бейсбольных кепках Washington Nationals, я спросил, почему они пришли сюда, на стадион. «Nationals застряли на последнем месте!», — засмеялась одна из них. «Разве это не лучший способ провести чудесный осенний вечер?»

Мы прошли прямо на поле, когда трибуны начали заполняться фанатами. За десятилетия я видел сотни бейсбольных матчей по телевидению и с трибун, но мне не доводилось ступать на главное бейсбольное поле страны. Служащий стадиона распахнул для нас ворота, и мы прошли на игровое поле. Нас окружали ухоженная трава, свежие белые линии, обозначающие квадраты баз, высокая арка самого стадиона. Я почувствовал вдохновение и трепет от всего этого великолепия. Совсем скоро десятки тысяч людей заполнят трибуны, надеясь увидеть хорошую игру.

Местные игроки были в белой форме, Braves — в серой. Это действительно большие парни, крупнее, чем я себе представлял, и больше, чем те, кто играл в профессиональный бейсбол во времена моего детства.

Несколько игроков говорили с группой детей. Девчонки и мальчишки лет девяти-десяти протягивали своим кумирам мячи, кепки, перчатки и даже программки, надеясь получить автограф. Спортсмены спокойно и радушно подписывали все, что им давали.

Я приблизился к кучке детей и спросил, почему они пришли сюда. «Я имею в виду, Nationals на последнем месте — и сезон почти закончен».

Я был встречен криками:

«Эй, Nationals — они самые лучшие! Только дождитесь следующего года!»

«Что вы говорите! Сориано самый лучший!»

«Мы еще всем покажем!»

Паренек в торчащей набекрень кепке стоял в сторонке. Я повернулся к нему: «Как насчет тебя? Почему ты здесь?»

Он посмотрел на меня и улыбнулся. «Надеюсь на хороший рывок».

Три месяца спустя наша команда вернулась в Вашингтон, для того чтобы сделать несколько важных интервью. Мы встретились с Ли Гамильтоном, 34-летним ветераном палаты представителей, Карлом Левином, сенатором штата Мичиган. Также мы записали еще одно интервью — с Сандрой Дей О'Коннор, бывшей судьей Верховного суда.

Я был в Вашингтоне много раз, и здание Верховного суда, где мы планировали встретиться с Сандрой, — для меня самое впечатляющее здание в Вашингтоне. Отчасти, из-за архитектуры: вход в здание обрамлен шестнадцатью колоннами, все оно как бы выражает стабильность и целостность, и к тому же на фризе выбита надпись:

EGUAL JUSTICE UNDER LAW

Эти слова как эхо тех времен, когда Соединенные Штаты еще только образовались.

В своей первой инаугурационной речи Томас Джефферсон обозначил главные принципы демократического правительства. Первое, что он продекларировал: «Равный и справедливый суд для всех людей, независимо от убеждений, религии и политических взглядов».

Каждая жизнь индивидуальна и особенна, и каждому из нас дано право на выбор. Я верю, что Джефферсон был совершенно прав, когда говорил, что без справедливого суда наша страна бы не выстояла. Так что всегда Верховный суд Соединенных Штатов являлся для меня самым важным институтом американской демократии.

Мне еще не доводилось обращаться в Верховный суд с просьбой об интервью. Мы просили об интервью с бывшей судьей, потому что она была первой женщиной-судьей, а также потому, что за время выполнения своих должностных обязанностей она добилась права последнего голоса в принятии действительно важных решений.

«Вы блестяще работали в самой высшей судебной инстанции страны, — писал ей я, — применяя в контексте современной Америки положения великой Конституции и Билля о правах. Вы родом из деревенской местности западного штата и, возможно, имеете уникальное глубокое видение того, как обычные люди относятся к постулатам, зафиксированным в Основных документах».

К моему удивлению и восхищению, она приняла приглашение.

Мы с Владимиром хотели провести интервью вместе, но, к сожалению, он должен был улетать в Нью-Йорк. В солнечный день, в три сорок пять, мы со съемочной группой прошли сквозь широкие двери здания Верховного суда. Я никогда прежде там не бывал.

Миновав охрану, мы поднялись на лифте на второй этаж и через богато украшенные металлические двери вошли в главный холл. Слева от нас находились кабинеты судей, и в одном из них в 1934 году обсуждались и были приняты основные принципы американской юриспруденции. Когда мне было семь лет, Brown vs. Board of Education прекратили расовое разделение школ, и девять судей единогласно отвергли доктрину 1897 года «Разделены, но равны». Браун утверждал, что разделение как таковое тождественно неравенству. Это был только шаг в долгой, трагической и героической борьбе за расовое равенство в Америке…