Николай Кузьмин - В футбольном зазеркалье
Тогда же, в его последний вечер перед отлетом в Польшу, Клавдия сказала, что он, как видно, счастлив лишь на поле, когда вокруг борьба, сражение, когда вокруг товарищи, соперники, и мяч стучит не умолкая, и не прекращается волнение трибун. В голосе ее Скачкову показалась ревность, непроходящая устойчивая зависть к той половине его жизни, которую он проводил под грохот стадиона, ради которой мог забыть и забывал о многом, даже очень важном.
Он тогда пожал плечами и улыбнулся:
– Не знаю, Клаш. Я об этом не думал. Там об этом некогда думать. Она стала настаивать: когда же в таком случае их брат, спортсмен, задумывается о счастье, напрягает эти свои полторы извилины?
Он не обиделся и снова улыбнулся, словно извиняясь, что не может сказать ей ничего толкового:
– Наверное, когда несчастлив. А так… Некогда. Да и незачем. Я тебе правду говорю.
Клавдия задумалась, потом вздохнула:
– Наверное, ты прав. Наверное, я сама живу не так.
Да, да, так она и сказала – теперь он вспомнил. Значит, она об этом думала еще тогда, давно? Если бы ему в то время догадаться и обратить внимание на это ее вынужденное признание! Так нет же, – вылетело из головы, не задержалось… Трудно ей, бедной, приходилось. У него было любимое занятие, а на ее долю оставалось одно сплошное ожидание. Впрочем, разве смог бы он хоть что-то изменить в своих обычаях, в своей привязанности, преданности? Едва ли, ох, едва ли! Ему казалось и сейчас, что получи он вдруг возможность все начать сначала, – он, право же, прошел бы тот же самый путь… ну, может быть с какими-то поправками, которые как будто бы еще не поздно и сейчас… Да, кое-что можно еще поправить и сейчас!
Возле стадиона Скачкова первым встретил худенький Сережка. Парнишка дожидался его на вчерашней скамейке возле газетного киоска, – сидел, сложившись пополам, ноги в обнимку, подбородок на коленях.
Скачков удивился:
– Ты чего здесь один? А ребята где? Не собрались еще? Сережка неохотно разогнулся, встал.
– Да нет, там все, – и мотнул головой в сторону служебного подъезда.
– Так, а ты чего? Пошли-ка давай, – и Скачков приобнял его, повел с собой.
Мальчишка топорщился, угадывалась в нем какая-то затаенная обида. Он, видимо, и дожидаться вышел специально на вчерашнее место, все глаза проглядел. Расспрашивать Скачков не стал – сейчас все и без того откроется. «Ах вы, люди-человеки!» – думал он, примерно соображая, что могло произойти у ребятишек.
В вестибюле было оживленно, глаза мальчишек сразу же уставились на Сережку, притихшего под рукой Скачкова. За распахнутой настежь дверью зеленела середина отдыхающего поля.
– Здравствуйте, ребята! – бодро рявкнул Скачков, быстро обегая взглядом настороженные рожицы мальчишек.
Ему ответил дружный, но нестройный хор.
– Отставить! – скомандовал он. – Что это за ответ? А ну-ка, еще разок!
Новое приветствие грянуло с такой силой, что где-то в конце гулкого пустого коридора под трибуной послышались бегущие шаги. Выскочил встревоженный дежурный, узнал Скачкова и успокоился, вытер жующие губы.
– А-а, Геннадий Ильич… Что, начинаете?
– Сейчас начнем.
– А я вам раздевалочку приготовил, специально вашу, – прожевывая, говорил дежурный. – Потом, если охота будет, заходите, чайком угощу.
– Спасибо.
Присматриваясь к группе, Скачков заметил, что среди ребят уже начинает утверждаться авторитет старших и, видимо, более умелых. Эта внутренняя иерархия у мальчишек складывается сразу.
– Алик, – позвал он, – вот вам еще один. Его зовут Сережка. Новичок стоял с опущенной головой, не смея поднять глаз. У Алика презрительно дрогнули ресницы.
– Геннадий Ильич, это правда, что вы ему велели приходить?
– Конечно. А в чем дело?
– Так его же смотрели вчера! – Алик упер руки в бока и стал покачивать коленкой. – Вы у него левую не видели? Сопля, а не нога. Чего с ним возиться, время зря терять?
Под рукой Скачкова мучительно напряглось плечо Сережки, на склоненной шее зубчиками выступили позвонки. Суровый народ эти пацаны, ни жалости, ни снисхождения!
– Так нельзя, старик. Не все сразу, научится. А парень он футбольный, это я тебе точно говорю. Возьмите его и… бросьте, знаешь, это самое… бросьте! Чтобы я больше не слышал.
Вслушиваясь в аттестацию руководителя, Алик наклонил голову к другому плечу и всмотрелся в новичка внимательней, словно отыскивал в нем то, чего не замечал раньше. Перемена в настроении коснулась всей группы. С этой минуты судьба Сережки была решена – строгое сообщество маленьких футболистов приняло его и признало.
– Ладно, – изрек Алик и, подмигнув кому-то из своих, дружески пихнул Сережку в бок. – Пошли тогда.
Переодевшись в знакомой старой раздевалке, Скачков усмехался и крутил головой: не мог забыть, с каким уверенным достоинством держался маленький предводитель группы. Старый футболист угадывал повадку будущего капитана, за чьей надежной спиной на зеленый прямоугольник поля через несколько лет потянется дружная цепочка одиннадцати мастеров.
Примечания
1
Предисловие к первому изданию
