Юрий Григ - Пусть умрёт
Агриппа красноречиво повел головой в сторону переминающихся с ноги на ногу в сторонке дюжих гладиаторов-тевтонцев, на поясах у которых недвусмысленно пристроились короткие мечи. Но и без мечей они имели достаточно грозный вид, чтобы человек сообразительный продолжал легкомысленно шутить с их хозяином. А торговец, надо признать, как раз и был из таковых сообразительных малых.
— Каждый из них стоит по пятьсот драхм, добрые господа, – поспешно выпалил он, решив далее не испытывать судьбу.
При этом на всякий случай посмотрел на знатных покупателей с любопытством, дабы оценить впечатление, какое произвели его слова. Заметив тень, пробежавшую по лицу молодого, он поспешил добавить:
— Но если светлейшие изволят купить троих зараз, я отдам всех всего за тысячу. И вы не пожалеете... Поглядите вокруг, даже вон за того, ничему не обученного больного старика, запрашивают сто драхм.
Он ткнул пальцем в расположившегося невдалеке торговца, один из рабов которого, лет не более сорока, занимался от скуки ловлей досаждавших ему мух. Получалось у него очень ловко: он медленно, почти не дыша, чтобы не спугнуть надоедливое насекомое, подводил раскрытую ладонь со стороны головы, разумно полагая, что при взлете оно полетит вперед, навстречу погибели. В тот момент, когда муха взлетала, «старик» мгновенно подсекал добычу, вызывая буйный восторг зрителей, к которым, в частности, присоединялись и телохранители-тевтоны.
— Смотрите, он только и умеет что ловить мух...
— Мог бы посоревноваться с нашим императором, – пробурчал себе под нос старший из патрициев.
— А мои умеют драться, как никто. На них можно заработать неплохие деньги...
— Так что, ты говоришь, они умеют? – перебил пустую болтовню молодой патриций.
— Владеют всеми видами оружия – мечами, дротами, трезубцами, копьем, – торговец оскалил зубы в улыбке и подобострастно поклонился.
— Уж не преувеличиваешь ли ты, плут? Сдается мне, ты расхваливаешь свой товар, чтобы повыгодней продать его...
— Да отнимет Гермес мой язык, который приносит мне одни неприятности, если это неправда, – немедленно солгал торговец и поводил языком по небу.
Убедившись, что бог, которого он считал своим покровителем, пропустил мимо ушей эту пустяковую ложь, он, успокоившись, предложил:
— Если пожелаешь, добрый господин, они могут показать, на что способны.
— Было бы неплохо. Но берегись, коли солгал!
Вокруг мало-помалу начали собираться зеваки. По рынку с быстротой молнии разнесся слух о бесплатном представлении. Люди потянулись к помосту, арендованному торговцем. Человеческий поток, наподобие водоворота, втягивал все новых и новых любителей развлечений на дармовщинку, в изобилии имеющихся на любом рынке.
А Секунд, рассеянно озирая сгущающуюся вокруг них толпу, поинтересовался у своего молодого спутника:
— Ты подумал о том, что я тебе написал, мой мальчик?
Секунд вновь обратился к Агриппе так нежно, что даже сам удивился. Он понимал, что предлагает нечто, что может нанести молодому человеку обиду. Но во имя великой цели приходилось идти на жертвы.
— Что ты имеешь в виду, Петроний? – спросил его Агриппа.
— По поводу твоей рабыни, – напомнил Секунд. – Он поморщился, прищелкнув пальцами, сделав вид, что вспоминает имя. – Кажется, ее зовут Гера?
— Она болеет... Лихорадка, – безразличие прозвучало в голосе молодого человека.
— Что ты говоришь? – неподдельно удивился Секунд, сочувственно покачав головой. – Нынче многие болеют лихорадкой, это верно. Если пожелаешь, пришлю своего врача, грека.
— Спасибо, почтенный Петроний, не стоит утруждать себя излишними хлопотами. Мой лекарь, невольник, неплохо справляется.
— Зря ты отказываешься, мой эскулап – непревзойденный врачеватель... Даже у императора нет такого. Но он, к счастью, не догадывается об этом...
— Раб?
— Вольноотпущенник. Не доверяю в этом деле рабам. Раб есть раб – всегда норовит обмануть хозяина. В обычных вещах мы склонны закрывать на такие мелочи глаза, но если это касается здоровья, тогда другое дело. Свободному человеку есть во имя чего стараться, поэтому я предпочитаю, чтобы меня лечили свободные. Хотя и вольноотпущенник в душе навсегда остается рабом… Кстати, знаешь каким образом один древний владыка добивался от своих лекарей прилежного, а главное быстрого исполнения своих обязанностей?
— Сделай милость, посвяти меня в этот секрет.
— Ты не поверишь. Он прекращал им платить, как только заболевал. И этим пройдохам не оставалось ничего иного, как поставить его на ноги как можно скорее... Ха-ха, – рассмеялся Секунд.
— Действительно остроумно. И ты...
— Я уверен, ты догадался, – прервав своего молодого друга, молвил Секунд и отеческим жестом обнял его за плечи. – Совершенно верно, я применяю этот беспроигрышный прием.
— Ход настолько блестящий, насколько и остроумный, Петроний. Надеюсь, твое средство действует и в наши ненадежные времена?
— Не сомневайся, мой друг. Скажу тебе больше – мои эскулапы из кожи вон лезут, стараясь, чтобы я не захворал. Слава всемогущим богам, на их счастье я редко болею. Впрочем, почему бы не предположить, что я здоров благодаря их стараниям, – вновь рассмеялся Секунд. – Так как же с рабыней? Ты же понимаешь, что влюбленные теряют голову и готовы на всё и...
— Можешь не продолжать, Петроний. Я согласен, – неожиданно легко согласился Агриппа. – В конце концов, она всего лишь рабыня – не более. Я дам ей свободу, если только... если только все пройдет успешно.
Секунд с облегчением вздохнул.
— Я и не сомневался, мой мальчик. Мы все отказываемся от личных благ ради достижения блага всеобщего... Однако, мы увлеклись и забыли о главном. Правильно ли я тебя понял – все готово, и нам осталось только осуществить задуманное?
— Все готово, Петроний. Управляющий матери императора Домициллы, этот скопец, Стефан, – на нашей стороне. И государыня Домиция примет это, как неизбежную жертву во имя Империи... – голос молодого человека дрогнул.
— Я чувствую неуверенность в твоем голосе, – нахмурился Секунд, – уж не закралось ли сомнение в твое сердце?
— Да поразит меня всемогущий Юпитер! Я не колеблюсь, о нет! Всего лишь волнение... Скажи лучше, передал ли ты подарок императору? Как принял он его?
— Он ни о чем не догадывается. Принял без подозрений. Впрочем, не исключено, что просто не подал виду... Сыграть на тщеславии этого самовлюбленного павлина было проще простого – я сказал, что никто не достоин владеть таким оружием кроме него, непревзойденного ценителя. Только... – замялся он.
— Что?
— Только вот Луций, кажется, что-то почуял.
— Как он мог?
— Ты недооцениваешь его, Агриппа. Нюх у этого старого лиса поострее, чем у собаки.
— Ты думаешь, он догадывается обо всем?
— Не думаю, что обо всем. Но чувствует – что-то не так. Мы не можем медлить. Я думаю, мы должны сделать это сразу же после сентябрьских ид!
— Хорошо.
— Знает ли гладиатор о том, что ему предстоит сделать?
— Что ты, Петроний! Ты запамятовал! Зелье, что продал мне тот купец, Эльазар. Это магическое зелье изготовлено из крови Горгоны и еще каких-то волшебных трав. Над человеком, выпившим его, мы будем иметь безраздельную власть. Ты можешь приказать ему убить собственную мать, и он сделает это, не раздумывая.
— Ты уверен, Агриппа? Звучит невероятно! Никогда не слышал ничего подобного...
— Такова сила этого волшебного эликсира.
— Но эликсир эликсиром, а не мешает заручиться его добровольным согласием. На всякий случай я настроил его на свершение великого дела... – начал Секунд, но Агриппа перебил его.
— Добрый Петроний, я ведь уже сказал, что не возражаю. Можешь пообещать ему свободу для девушки.
Пока они беседовали, вокруг собралась приличная толпа зевак, галдящая и спорящая, на ходу заключающая скоропалительные пари – одни ставили на великана Гатасака, другим, напротив, больше доверия внушал ловкий Схима. Воздух звенел от невообразимого гомона. Добровольцы, оттесняя толпу, образовали круг, бросили веревку на истертую в пыль тысячами подошв землю, обозначая границу арены.
Торговец достал деревянные мечи.
«А что! – думал он, – где вы видели, люди добрые, купца, который, находясь в здравом уме, станет рисковать своими деньгами на потребу черни. Да и хоть и потому, чтобы привлечь выгодных покупателей. Нет, светлейшие, кто бы вы ни были, вначале заплатите. Ну, тогда уж, милости просим, распоряжайтесь своим товарам, как заблагорассудится: хотите – забирайте с миром, хотите – отпускайте на волю, хотите – убейте...».
Находившиеся на рынке продолжали сбегаться на бесплатное представление. Исключение составили лишь торговцы, опасающиеся за свой товар, – воров тут хватало. Тевтоны-телохранители, могучими плечами оттеснив наиболее ретивых, быстро расчистили место двум патрициям, ради которых и была затеяна вся эта кутерьма.
