Нагиб Махфуз - Дети нашей улицы
— Я озолочу тебя, — начал соблазнять его управляющий.
— Это для меня не цель, — уклончиво ответил Арафа.
— Хватит стараться за гроши! Будешь работать под моей защитой. И получишь все, что попросишь, — заключил довольный управляющий.
106
Все трое сели на диван. Арафа рассказал им обо всем, что с ним случилось, а Аватеф с Ханашем внимательно слушали его, затаив дыхание. Свой волнующий рассказ Арафа заключил словами:
— Выбора у нас нет. Саадалла еще не похоронен. Либо примем предложение, либо с нами расправятся.
— А что, если убежать? — предложила Аватеф.
— Нам не убежать. За нами повсюду следят.
— Но и под его покровительством мы не будем чувствовать себя в безопасности.
Он будто не хотел слышать этих ее слов и гнал от себя подобные мысли. Он обратился к Ханашу:
— А ты что скажешь?
Серьезно и печально тот ответил:
— Когда мы вернулись на эту улицу, наши надежды были скромные и простые. Но потом ты изменился, и ты сам виноват в этом. Стал строить громадные планы. Поначалу я им противился, но помогал тебе без колебаний. Постепенно я стал разделять твои идеи, пока, так же как и ты, не начал мечтать о райской жизни для нашей улицы. А теперь ты предлагаешь нам обратное — стать страшным орудием, с помощью которого будут управлять людьми, орудием, которому невозможно будет сопротивляться, которое нельзя будет победить. С надсмотрщиком можно драться, его хотя бы можно убить.
— У нас никогда не будет спокойной жизни, — добавила Аватеф. — Он получит от тебя то, что хочет, а потом избавится от тебя так же, как собирается сегодня избавиться от надсмотрщиков.
В глубине души Арафа понимал, что они оба правы, но не переставал размышлять. Обращаясь будто к самому себе, произнес:
— Я сделаю так, что он постоянно будет нуждаться в моем волшебстве!
— В лучшем случае ты станешь его новым надсмотрщиком, — возразила Аватеф.
Ханаш поддержал ее:
— Да. Надсмотрщиком, у которого вместо дубинки бутыль. Вспомни, как он относится к надсмотрщикам, и ты узнаешь, что станет с тобой.
Арафа разозлился:
— Господи! Такое впечатление, что я — алчен, а вы оба невинны! Вы же верили в меня. Сколько бессонных ночей я провел в дальней комнате! Я дважды подвергал себя смерти ради блага нашей улицы! Если вы отказываетесь от единственно возможного выбора, тогда скажите, что нужно делать?!
Он смотрел на них, полный гнева, а они молчали. Боль пронизывала его нутро, все вокруг представлялось ему кошмаром. Его преследовало странное чувство, что все его страдания — возмездие за жестокое нападение на дом деда. Ему стало еще хуже и горестнее. От отчаяния Аватеф шепотом взмолилась:
— Бежим!
— Как бежать?! — со злостью спросил ее Арафа.
— Не знаю! Но это же для тебя будет не труднее, чем проникнуть в дом аль-Габаляуи?
Арафа, сокрушаясь, вздохнул и спокойно ответил:
— Сейчас нас ждет управляющий. За нами следят. Как же спланировать побег?
Стало так тихо, как, наверное, было в могиле аль-Габаляуи. Арафа проговорил со злостью:
— Я не могу один нести ответственность за поражение.
Ханаш вздохнул и ответил, будто прося прощения:
— У нас нет выбора.
Потом с досадой добавил:
— Может, нам еще удастся спастись.
— Кто знает! — рассеянно отозвался Арафа и направился в дальнюю комнату. Ханаш последовал за ним. Они стали начинять бутылки стеклянными осколками с песком, как вдруг Арафа сказал:
— Надо договориться насчет условных обозначений, которыми мы будем описывать наши волшебные опыты. Все будем записывать в секретную тетрадь, чтобы труды наши не пропали даром и чтобы с моей смертью эксперименты не прекратились. Еще попрошу тебя подготовиться к обучению волшебству. Неизвестно, что готовит нам судьба.
Они продолжали сосредоточенно работать. Взглянув на Ханаша, Арафа заметил, что тот мрачен, и решил открыть ему свои планы.
— Эти бутылки — чтобы уничтожить надсмотрщиков.
Почти шепотом Ханаш ответил:
— Ни нам, ни жителям улицы пользы это не принесет.
Не отрываясь от работы, Арафа спросил:
— Что ты узнал из песен поэтов? Что в прошлом были мужи, подобные Габалю, Рифаа и Касему. Почему же равным им не появиться в будущем?
Ханаш вздохнул:
— Я часто считал тебя одним из них.
Арафа рассмеялся сухим отрывистым смехом и спросил:
— Твое мнение изменила моя неудача?
Ханаш не ответил, и Арафа продолжил:
— Я никогда не стану одним из них, хотя бы потому, что у них было множество сторонников на нашей улице. Меня же здесь никто не понимает.
Он рассмеялся.
— Касем мог привлечь людей одним добрым словом. Мне же потребуются годы и годы, чтобы обучить одного человека и сделать из него своего последователя.
Закончив наполнять бутылку, он закупорил ее и с восхищением поставил перед светильником.
— Сегодня их сердца трепещут от страха перед этой бутылкой, а лица уродуются ранами. А завтра от нее кто-то погибнет. Говорю тебе, возможности волшебства безграничны!
107
Кто же станет надсмотрщиком улицы? Об этом спрашивали люди с тех пор, как похоронили Саадаллу. Каждый квартал нахваливал своего надсмотрщика. Так, род Габаль утверждал, что Юсуф сильнейший из мужчин и его происхождение от аль-Габаляуи доказано. Рифаиты настаивали на том, что история улицы не знала никого благороднее их, а аль-Габаляуи похоронил Рифаа в своем доме собственными руками. Последователи Касема напоминали о том, что они воспользовались победой не для себя, а для общего блага, что в век правления Касема улица была едина и неделима и на ней царили справедливость и дух братства. Как обычно, сначала стали перешептываться в курильнях, потом конфликт вырвался наружу, поднялся шум, и люди приготовились к схватке не на жизнь, а на смерть. Надсмотрщики уже не появлялись в одиночку. И если выходили в курильню или кофейню, то только в окружении охраны, вооруженной дубинками. Поэты воспевали под ребаб каждый своего надсмотрщика. Подсчитывая предстоящие убытки, владельцы лавок и торговцы выглядели невесело. Люди будто не помнили уже о смерти аль-Габаляуи и убийстве Саадаллы, охваченные новым страхом и новыми заботами. Права была Умм Набавия, торговка бобами, когда во весь голос воскликнула:
— Что это за жизнь?! В пору мертвым завидовать!
А однажды вечером кто-то прокричал с крыши дома в квартале Габаль:
— Жители нашей улицы! Послушайте! Рассудите сами! Квартал Габаль — старейший на нашей улице. Габаль — первый из великих. Ни для кого не будет унижением, если вы примете Юсуфа главным надсмотрщиком.
Из кварталов Рифаа и Касема послышались насмешки, приправленные бранью и проклятиями. Тут же на улицу выскочили мальчишки и принялись распевать:
Эй, Юсуф, рожей похожий на вошь!Для этой работы ничтожней тебя не найдешь!
Сердца наполнились злобой и черной ненавистью. И катастрофа бы уже разразилась, если бы в противостоянии участвовали не все три стороны. Двум из кварталов нужно было объединиться, либо один из них должен был выйти из борьбы. События начали развиваться вдалеке от самого квартала. В Бейт-аль-Кади встретились два торговца — один из рода Габаля, другой из рода Касема — и сцепились в жестокой драке: в итоге первый потерял глаз, а второй зубы. Позже в султанских банях завязалась перепалка между женщинами из всех трех кварталов. Голые, они царапали друг другу лица, выбивали зубы, хватали за руки, за ноги и таскали за волосы. По бане летали тазы, пемзы, мочалки и куски мыла. Побоище закончилось тем, что две женщины упали в обморок, у третьей случился выкидыш, остальные получили кровавые ссадины. В полдень того же дня, как только подравшиеся женщины вернулись домой, конфликты продолжились уже на крышах. В ход пошли кирпичи и грязная ругань. Небо над улицей заслонил град камней, а крик стоял такой, что было слышно за километры.
Неожиданно в доме Юсуфа, надсмотрщика рода Габаль, появился посланник с приглашением. Надсмотрщик принял меры, чтобы никто не увидел, как он входит в дом управляющего. Кадри любезно встретил его и попросил умерить страсти в его квартале, успокоив людей, ведь квартал Габаль примыкает к его участку. Пожимая на прощание надсмотрщику руку, управляющий намекнул, что при следующей встрече Юсуф уже станет надсмотрщиком улицы. Тот вышел от него опьяненный открытой поддержкой, уверенный в том, что звание главного надсмотрщика у него в кармане. Юсуф тут же навел порядок у себя в квартале. Габалиты начали перешептываться, ожидая, какое высокое положение они займут завтра. Новости просочились в другие кварталы, и началось волнение. Не прошло и нескольких дней, как Агаг с Сантури тайно встретились и договорились сначала убрать Юсуфа, а потом бросить жребий, который определит из них двоих надсмотрщика улицы. На рассвете следующего дня мужчины этих родов собрались и напали на квартал Габаль. Завязался жестокий бой, в котором Юсуф и несколько человек из его окружения были убиты, а остальные бежали. Род Габаль погрузился в отчаяние, охваченный страхом перед такой силой.
