Лесли Уоллер - Семья
Рокко столкнул обоих парней в реку. Они упали с легким, никем не услышанным всплеском. Потом Рокко втащил Гарри Клэмена обратно в машину, сдернул с его рта повязку и поехал прочь. Он оставил негативы у друга и теперь жаждал узнать, как они могут их использовать.
Глава семьдесят седьмая
— Этот твой приятель-газетчик, кажется, думал, что я имею какое-то отношение к другому приему, — говорил Палмер. Он пил уже вторую рюмку в баре «Аллея Павлинов», выходящем на Лексингтон-авеню, а Вирджиния Клэри все не прикончила виски с содовой. Он совершенно забыл, что уже прошло полчаса с тех пор, как они покинули «Крышу под звездным небом», и что, скорее всего, конгрессмен Кинкейд вне себя. Ни один из них даже не думал об этом.
— Считаешь, он прав? — спросила Джинни.
— Нет. Мы, должно быть, обслуживаем не более трети этих компаний.
— А-а…
Когда она улыбалась, вот как сейчас, с ее лица исчезала слабая тень, выражение вечной меланхолии, которое в самом начале так привлекло Палмера.
— Если ты действуешь так осторожно, — сказала она затем, — то тебе действительно не следует связываться с банком Фискетти. Меня охватывает озноб от одной мысли, что Бен может стать твоим сотрудником.
— Но почему? Разве ЮБТК занимается только высокоморальными операциями?
Она сделала паузу, чтобы обдумать это.
— Ты сам — одинокий пират, я это всегда знала. Я до сих пор не могу прийти в себя от того, как ты осуществлял тот свой переворот полтора года назад.
— Но ты не можешь сказать, что я был его инициатором, — защищался Палмер. — Меня вынудили к этому.
— Подтолкнули или сам упал. Это не имеет значения, важно лишь то, кто поднимается в конце схватки с ковра и кому судья поднимает руку. И ты, дорогой, был единственным победителем.
— Я ненавижу проигрывать. Ты тоже.
— Все ненавидят проигрывать, — поправила она его. — Но кто-то должен проиграть, чтобы кто-то выиграл. Разве это не слишком очевидно?
Он кивнул.
— Ты все еще не объяснила мне, почему тебя так беспокоит приход Бена в ЮБТК с основательной пачкой акций. Он прилежен, аккуратен, хорошо говорит, хорошо образован, блестящ, производит впечатление, умен, умеет добиваться успеха.
— Он обладает всем этим и еще кое-чем.
— Да?
Вирджиния Клэри вздохнула и допила свою рюмку.
— Он сам себе не принадлежит, им владеют с потрохами. Он у них на надежном крючке. У них слишком много его заложников, чтобы он мог порвать с ними. Жена? Четверо детей? Забудь об этом.
— Речь идет об его отце и тесте?
— Тони Фише и Винни Биге.
— Хорошо, это уже ближе к тому, что беспокоит меня.
— Так и будет. Они начнут.
— Но почему? Какая разница между тем, как они ведут бизнес и как это делаем мы? — Палмер жестом показал бармену, чтобы тот повторил заказ. — Когда я спросил об этом одного моего весьма уважаемого партнера, он промямлил что-то неопределенное о старых школьных связях и решил, что сделал внятное заявление. Но никто из них не изложил ничего путного, никто из них не смог сказать мне, в чем именно заключается различие.
Какое-то мгновение она глядела на пустую рюмку.
— Разве это такой уж щекотливый вопрос для таких людей, как ты, чтобы стоило беспокоиться? Предположим, боже упаси, ты получишь правильный ответ!
— Не делай из меня дурака, — вспылил Палмер, — Гарри Элдер утверждает, что у мужчин тоже бывают свои периоды. И оба вы увертываетесь от ответов.
— Это верно.
— Тогда в чем же дело? Чувствуете дурной запах?
— Даже лучшие друзья не хотят ничего говорить тебе? — Она снова улыбнулась ему, но на этот раз выражение меланхолии осталось на ее лице. — А я тебе друг, Вудс?
— Разве нет?
— Почему я должна им быть?
Тут как раз бармен подал заказ и убрал пустые рюмки. Эта заминка дала Палмеру возможность подумать, вернуться к его обычной схеме размышлений, вместо того чтобы выпаливать первое, что приходило в голову, как произошло сегодня вечером.
— Полагаю, ты права, — сказал он в конце концов. — Почему ты должна быть моим другом после всего того, что произошло?
— Не произошло ничего страшного.
— Всего лишь окончательный разрыв между нами.
— Но это вовсе не так ужасно. — Она пригубила рюмку, а затем растерла каплю жидкости на столе, образовавшую кружок на его сияющей поверхности. — Ты в самом деле не хотел меня такой, какой я была, — продолжала она, — к концу я тебя ненавидела и предпринимала ужасные усилия, чтобы скрыть это. Я больше не ненавижу тебя, Я понимаю, что происходило тогда. Это было поклонение герою. А когда я обнаружила, что ты вовсе не рыцарь, каким кажешься, то поняла, что ты предал мою мечту, и возненавидела тебя. Это длилось всего несколько месяцев. Потом у меня возникла другая проблема. Я скучала по тебе. Физически. Эмоционально. Как только можно скучать по мужчине. Но это тоже длилось только несколько месяцев. Это был несчастливый год для меня. Именно так. Каждый раз, когда дома или в офисе звонил телефон, я была уверена, что это ты. Ты. Звонишь. Чтобы сказать: «Давай снова будем вместе». Я хотела этого — чтобы холодно отказать тебе.
— Я не имел представления…
— Да, конечно, — прервала она. — А должен был бы. А потом, около шести месяцев назад, умерла моя мама.
— Я не зн…
— Об этом было в газетах. После ее похорон я бросила старую квартиру, где мы жили. Я просто пригласила людей из Армии спасения и сказала им, чтобы они унесли мебель. Я переехала. Решила все переделать. Встретила Джимми Кинкейда. Других мужчин. Стала чувствовать себя намного лучше. И поэтому я послала тебе приглашение на сегодняшний прием. Разве это не предел глупости?
— Но почему ты…
— И ты принял его, — прервала она, — что увеличивает глупость в неимоверных пропорциях. Я должна была рехнуться, чтобы пригласить тебя, а ты должен был чокнуться, чтобы принять предложение. Как Эдис?
Палмер моргнул.
— Превосходно. А может, не очень. А что?
— Все еще перебиваетесь вместе, ни туда ни сюда?
Палмер на секунду закрыл глаза.
— Мы пользуемся не самыми лучшими выражениями.
— Разве это новость?
— Ладно, если всерьез, мы сейчас во много худшей форме, чем два года назад.
— Хм…
Он открыл глаза и сделал жест, словно отбросил что-то.
— Ладно, оставим Эдис. Вернемся к тому вопросу, что я тебе задал.
— А почему ты думаешь, что я могу дать тебе ответ?
Палмер неопределенно махнул рукой.
— Ты всегда могла.
— Это было раньше. А теперь это теперь. Теперь мы уже по-настоящему не настроены на волну друг друга.
Это было утверждение, не вопрос.
— Это так?
Она опять пригубила напиток, потом опустила рюмку на стол и стала внимательно ее разглядывать, словно обнаружила в янтарной жидкости какую-то мушку. Потом внезапно и твердо кивнула.
— Да.
Некоторое время они оба молчали. Наконец Палмер сказал:
— Должно быть, я и впрямь в тупике, иначе не стал бы выплескивать на тебя все это при первой же встрече.
— Да, понимаю, — ее голос оставался холодным.
Через некоторое время она поднялась.
— Если добрый седой конгрессмен еще ждет меня, то я хотела бы вернуться назад.
— Конечно. — Палмер оставил деньги на столике и проводил ее по коридору, ведущему в главный холл отеля. Когда они вышли из бара, с Палмером столкнулся тяжеловесный пожилой человек в темно-синем костюме и темно-сером пальто.
— Извините. — Он поспешил было мимо.
— Притормози, Малви, — сказала Вирджиния. — Все еще мучаешь избирателей?
Грозный мужчина повернулся к ней, лицо его было белым как мел.
— Какого черта… — Он остановился, и выражение гнева на его лице сменилось изумлением. — Клэри!
— Что происходит, Джеймс?
— Ты хочешь сказать мне, дорогуша, что не знаешь, что происходит перед этим отелем?
— Я видела демонстрантов.
Толстяк печально покачал головой.
— И подумать только, что когда-то Клэри поспевала к месту происшествия быстрее, чем ребята из отдела по расследованию убийств.
— Так что же происходит перед входом?
Малви, тряхнув двойным подбородком, указал в сторону холла, выходящего на Парк-авеню.
— Пойди и взгляни сама, дорогуша. — И он поспешил дальше.
Палмер улыбнулся ей:
— Все еще слывешь «дорогушей» среди нью-йоркских ловкачей?
Она пожала плечами:
— Если девушка когда-то поработала журналисткой, она навсегда остается «дорогушей».
Они пошли следом за толстяком и обнаружили, что все холлы и другие общественные места разом опустели. Они остановились ненадолго, чтобы заглянуть в зал «Серт-рум», и увидели, что посреди него кто-то из Белого дома произносит речь. Палмер послушал некоторое время и обнаружил, что очень трудно найти различие между тем, что говорил этот человек о нуждах обороны, и такими же глубокомысленными изречениями оратора на ужине, который состоялся наверху. Хотя по интеллектуальному уровню эти две речи были совершенно разными. Он понимал, что человек из Белого дома на голову выше любого из местных талантов, собравшихся на обед наверху. На самом деле, это он виноват, что не может найти различия в этих речах, и в этом нельзя винить кого-либо из ораторов. И, наконец, он понял, что ему наплевать на все это.
