Ларри Бейнхарт - Американский герой

Я вытаскиваю из кобуры, закрепленной на щиколотке, пистолет и убиваю ближайшего ко мне ниндзя.

Вошедший в холл Пол направляет дуло пистолета на другого.

Ким запихивает руку в камин и прижигает рану. Наверное, у него шок, потому что он не издает ни звука.

Не опуская пистолета, я поворачиваюсь к Хартману.

Ким отходит от камина, достает бутылку шампанского и бросает ее Тай By, после чего запихивает обрубок руки в лед. Лицо его покрывает смертельная бледность, и он, лишившись сознания, сползает на пол.

Дэвид Хартман падает на колени, и его начинает рвать.

— Он мертв? Мертв?

Я подхожу к Сакуро и проверяю. Он мертв.

Пол укладывает оставшегося ниндзя на пол и заставляет его раздвинуть руки и ноги. Даже проиграв, эти ребята остаются опасными. Однако я не хочу его убивать.

— Вы убили Сакуро Дзюдзо. Вы обезумели, обезумели, — повторяет Хартман. — Вы только что уничтожили инвестицию в двадцать миллионов долларов. Он был… он был… он должен был стать машиной по производству денег. Клубы, игрушки, фильмы, одежда, поточные линии — все. Он готов был снять картину за две недели. Ты рехнулся, Броз. Просто рехнулся.

Я даю Хартману пощечину, чтобы остановить истерику.

— Он просто умер. Уж он-то понимал такие вещи.

Тай By осторожно поднимает руку двоюродного брата, оглядывается в поисках чистой тряпки и, заметив салфетку на одном из столов, аккуратно заворачивает руку в нее. Затем он открывает бутылку шампанского и, положив голову дяди к себе на колени, поит его, чтобы вывести из шока.

— Ну ладно, Дэвид, — говорю я. — Мы собираемся обменять тебя на Мэгги. А потом я отдам тебе записку, и мы сделаем вид, что всего этого никогда не было. «Юниверсал секьюрити» позаботится о трупах. Они умеют это делать. Мы еще сможем стать друзьями. Ты поможешь Мэгги с ее карьерой. А я буду хранить все твои тайны. А если ты нарушишь договор, я приду и убью тебя. Потому что это моя профессия. Убивать.

Глава 59

С чего бы начать, когда мы уже совсем подошли к концу?

Для меня все началось одним исключительно темным вечером. Я живу в самом конце тупика. На грязной улице без названия и каких-либо опознавательных знаков в пригороде Нью-Йорка. Небо затянуто плотными тучами, из которых непрерывно идет мелкий дождь. В Нью-Йорке, где я жил раньше, никогда не темнело. Но за городом, когда луна и звезды скрываются за тучами, наступает настоящая кромешная тьма.

Я работал.

И еще у меня студия в лесу, в деревянной хижине, расположенной в пятистах ярдах от дома. Обычно ее невозможно заметить, и видна она лишь зимой, когда листья на деревьях облетают, а снег вычерчивает на крыше слишком правильный для природы геометрический рисунок. Поэтому я жутко пугаюсь, когда в дверь кто-то стучит. У меня есть семья, хотя она и не приезжает сюда. На стене у меня висит предостережение: «Женщины и лица ниже четырех футов не допускаются». Это семейная шутка с серьезной подоплекой — никто не должен мешать писателю, зарабатывающему на хлеб. И все к этому относятся с должным уважением. Если им надо поговорить со мной, они звонят по телефону. Дети, конечно, иногда приезжают, но не по вечерам. И в это время суток еще никто не стучал мне в дверь.

Я открываю и вижу перед собой незнакомца.

— Вы Ларри Бейнхарт, — говорит он.

— Да.

— Меня зовут Джо Броз. Мы как-то говорили с вами по телефону.

Я замечаю, что в руках у него сумка. Я бросаю взгляд через его плечо на дом, где находится моя семья.

— Я их не беспокоил, — говорит он. — Я хочу поговорить с вами.

— Надеюсь, вы ничего не продаете?

— Только историю. Вы ведь занимаетесь историями? И вполне успешно. Неужели не помните? Я как-то звонил вам по поводу одной из ваших книг.

— Да-да, — отвечаю я. Хотя обычно я стараюсь выкидывать из памяти имена людей, делающих мне предложения, которым не суждено осуществиться. Они просто погружаются для меня в небытие. — Проходите, — говорю я, потому что не знаю, что еще сказать. Хотя на самом деле во мне уже начинает закипать раздражение.

К этому времени у меня уже было написано три детектива с одними и теми же персонажами. И, хотя критика считала их удачными — где вы видели писателя, который удержался бы от такого замечания? — они не пользовались той популярностью, на которую я рассчитывал. Поэтому я был одержим поисками формулы коммерческого успеха. Проблема заключалась в том, что, по сравнению с моими более успешными в финансовом отношении творениями, содержание этих книг было более размытым. Поэтому я решил отказаться от серий и писать более компактные сюжеты. Менее смешные. Менее циничные. Менее интеллектуальные. Наше самомнение всегда стремится объяснять неудачи тем, что «мы слишком хороши для читателя».

Как бы там ни было, я решил написать книгу о том месте, где теперь живу, — о сельском округе всего с одним маленьким городком, большинство населения которого составляют белые американцы, живущие здесь уже в течение нескольких поколений. Для того чтобы проникнуться местной культурой и познакомиться с ее преступными элементами, я предложил свои услуги местному еженедельнику, решив, что он непременно ими воспользуется, так как предлагаемая им зарплата была слишком мала для любого уважающего себя журналиста. Так я стал журналистом, и, несмотря на качество моих публикаций, местная полиция приняла меня с распростертыми объятиями. Я в основном писал о деятельности правоохранительных органов, что было удобнее и выгоднее. Я прикладывал массу усилий, чтобы собрать нужные персонажи и найти сюжет, который можно было бы раздуть до полноценного романа, чтобы оплатить закладную, медицинскую страховку и все остальное.

Дело продвигалось медленно. Очень медленно. И чем медленнее оно шло, тем больше я прилагал усилий. А моя семья, как и все семьи, в которых 50 % членов еще не достигли четырехлетнего возраста, тоже требовала внимания. В моей предшествующей богемной жизни я даже не представлял себе, насколько ценной может быть каждая минута.

Поэтому на самом деле я совершенно не хотел беседовать с этим парнем. И тем не менее я позволяю ему пройти в дом. И он усаживается в отвратительное зеленое кресло-качалку, которое моя жена купила на распродаже за пять долларов.

— Секундочку, — говорю я и снимаю трубку телефона. Мне отвечает жена. — Я просто хотел узнать, как у вас дела, — говорю я. Я не объясняю, что хочу узнать, живы ли они и не совершил ли этот чертов незнакомец с ними что-нибудь ужасное. Судя по всему, не совершил и все в порядке.

К этому времени Броз уже вынимает бутылку. Виски.

— У меня есть для вас история, — говорит он.

— У меня уже есть две истории для газеты и книга, которую я пытаюсь написать, — отвечаю я.

У него есть с собой даже бумажные стаканчики, один из которых он протягивает мне. Я переворачиваю его вверх дном. Я не пью и даже не понимаю, почему люди испытывают в этом потребность. Это является одной из моих творческих проблем, тем паче что большинство моих текстов посвящено людям пьющим.

— Вы должны меня выслушать. Это хорошая история, — повторяет он.

— Это короткая история? — спрашиваю я, пытаясь выдавить из себя улыбку. Чтобы придать всему оттенок легкомысленности.

Он делает глоток и неторопливо приступает к рассказу, как это делают пьющие люди.

— Я — настоящий американский герой, — произносит он. — Начнем с того, что я человек невысокого роста. Это не означает, что у меня есть какие-то физические недостатки, просто я обычный человек…

Он напоминает мне героя О'Нила или Сарояна, который рассказывает в баре историю своей жизни. Я не умею долго сидеть в баре, потому что я не пью, и от этого у меня всегда было ощущение, что я упускаю что-то очень значительное.

— Обычный парень, который совершенно не рвется изменять мир. И не собирается становиться какой-нибудь знаменитостью. У меня нет никаких честолюбивых помыслов. Я просто работаю и стараюсь выполнять свою работу как можно лучше. Что это за работа, это уже другой вопрос. Я полицейский. Сыщик. Занимаюсь расследованиями. Тем, из чего ткутся сновидения. Книги, кино, телевидение. Тем, что продается. Вы меня понимаете?

Я слушаю. Для краткости скажу, что я слушал в течение трех дней. Честно говоря, отчасти это было вызвано страхом. Он производил впечатление физически очень сильного человека. Есть такие парни, к которым прикасаешься и ощущаешь внутри них дерево. Помню, я как-то работал осветителем на съемках фильма «Властители Флэтбуша» — дни напролет таскал аппаратуру и накачал вполне приличные мышцы. Но когда мимо проходил Силвестер Сталлоне и без всякого злого умысла отодвигал меня в сторону, я понимал, что обычный человек тягаться с ним не может. В каком-то смысле Джо был таким же. Поэтому я боялся вышвырнуть из дома этого здоровенного алкоголика, вооруженного двумя пистолетами — один был в кобуре, другой в сумке, — и продолжал слушать его бесконечный рассказ. Это если говорить начистоту.