Кристи Филипс - Письмо Россетти
– Разве что с твоей помощью.
Она помогла ему приподняться на койке, он привалился спиной к стене.
– Думаю, несколько ребер сломаны.
– Что еще?
– Еще запястье. – Лоб его покрывали мелкие капельки пота. – Подай воды, будь добра.
Она окунула руки в ведро, стоявшее рядом с дверью, сложила ладони лодочкой, поднесла ко рту Антонио.
– Что произошло в доме Джованны?
– Нас ждала засада. Сразу несколько человек. Очевидно, следили за нами от самой таверны и устроили в доме твоей кузины ловушку. Убили Нико.
– Знаю, мы его нашли. Это были люди Бедмара?
– Нет, венецианцы. Маркиз сказал правду, он действительно уехал из города. Думаю, время его пребывания в Венеции подошло к концу. Скорее, чем он ожидал. Мне казалось, для тебя это благо… хотя тот факт, что ты здесь, говорит о том, что события приняли скверный оборот. Что случилось?
– Меня тоже схватили. В доме Джованны.
– Ты в порядке? Цела, не ранена? Тебя не били? – встревоженно спросил он и повернул голову, чтобы разглядеть ее здоровым глазом.
– Все хорошо.
– Мне так жаль Нико. Он сражался храбро, как лев. Я бы погиб, если б не он. А мне удалось бежать, но я снова столкнулся с одним из тех людей. Пришлось его прикончить. После этого я вернулся в дом твоей кузины. Ждал там, потом пошел к Риальто, подумал, что, может, тебе удалось нанять баржу. Там меня и схватили. Только втроем они смогли затащить меня сюда. – Он слабо улыбнулся, и лицо его сразу же исказила гримаса боли.
– Скажи мне, – шепотом начала Алессандра, – прошлой ночью… ты сжег письмо. Зачем?
– Чтобы защитить тебя, зачем же еще. Бедмар хотел твоей смерти. Как, думаешь, он бы поступил, узнав, что ты выдала его венецианским властям? Боюсь, что он не успокоился бы, пока не отомстил.
Тут оба они умолкли – в коридоре послышались шаги.
– Только не показывай, что я тебе небезразличен, – торопливо прошептал Антонио. – Иначе тебе же будет плохо.
Шаги замерли у двери в камеру, Алессандра уловила знакомый сладковатый запах ладана.
– Ваш любовник испанец, – произнес Сильвио. – Я мог бы сразу догадаться, кого вы так упорно защищаете. – Он повернулся к Алессандре. – Позвольте перемолвиться с вами словечком, синьорина. А от тебя чтоб ни слова, – обратился он к Антонио, – иначе тотчас прикажу отправить тебя на суд, а потом – на виселицу.
Алессандра подошла к двери.
– Надеюсь, сами видите и понимаете, что творится в этой тюрьме, – тихим, но внятным шепотом произнес Сильвио. – Ну что, готовы теперь написать письмо?
– Да как вы смеете угрожать мне пытками? – воскликнула она. – Сенатор Вальер никогда этого не допустит.
“Интересно, – подумала Алессандра, – успела ли Бьянка переговорить с Вальером”. Если нет, ее блеф бесполезен.
– Да не вам, сладкая вы моя! – ответил Сильвио. И кивком указал в дальний конец камеры. – Ему.
Алессандра вся так и похолодела. “Мать Пресвятая Богородица, спаси и сохрани!”
– Чем дольше будете упорствовать, – продолжил Сильвио, – тем хуже ему придется.
– Нет, – сдавленным голосом пролепетала она.
– Что ж, как знаете, – сказал Сильвио и прищелкнул пальцами. – Стража!
– Нет! – Она снова метнулась к двери, где уже гремел ключами охранник, – Пожалуйста, не надо!
Сильвио кивнул, охранник отошел.
– Итак?… – спросил сенатор.
– Но он не совершал никакого преступления, – сказала Алессандра.
– Заговор с целью свержения республики – самое тягчайшее из преступлений.
– Но вы никогда не сможете этого доказать!
– Доказательства мне не нужны, достаточно подозрений. А вы – просто невежественная девчонка, которая ни черта не разбирается в политике, в угрозах, с которыми столкнулась наша республика. Я просто исполняю свой долг, делаю все, что могу, чтобы сохранить и укрепить наше государство. Последний раз говорю, мне нужно это письмо! – Он снова взглянул на Антонио. – Этот испанец для меня ничто. И мне все равно, подвергать его пыткам или нет. Возможно, все же придется. Попробуем применить что-то особенно болезненное, и он потеряет сознание, а потом, возможно…
– Нет… – Алессандра дрожала всем телом. – Нет, только не это! Я вас умоляю! Я сделаю все, что только попросите! Но… Упоминать его имени в письме я не стану, и вы должны выпустить его из этой камеры. Это первое и главное мое условие.
Сильвио не спускал с нее глаз. Смотрел он холодно, и одновременно она уловила в его взгляде торжество.
– Но вам придется назвать других.
Других… Возможно, эти другие будут страдать еще больше, чем Антонио. Это была дилемма, но Алессандра чувствовала: если его снова начнут мучить, она просто сойдет с ума. Она подняла глаза на сенатора, тот ждал ответа.
– Значит, хотите сделать из меня убийцу?
– И его спасительницу.
Сильвио кивком указал на Антонио.
– Нет, Алессандра, – с трудом проговорил тот. – Не делай этого. – Слова его прозвучали неразборчиво. Рана на губе открылась, из глубокого пореза текла по подбородку кровь. Но он, казалось, этого не замечал.
– Я не позволю тебе умереть здесь, – сказала ему Алессандра.
Не было смысла притворяться, она была готова заключить пакт не только с Сильвио, но и с самим дьяволом, чтобы спасти своего возлюбленного. И Сильвио понял это с самого начала, знал, что она согласится, что пожертвует буквально всем ради Антонио. В глубине души она уже была убийцей и знала это. А потому на лице ее не было и тени сомнения, когда она снова взглянула на сенатора. “Будь у меня под рукой оружие, убила бы его на месте, без сожалений”.
И потом, то был единственный способ вырвать Антонио из темницы.
– Хорошо, напишу.
Лицо ее было мокрым. Она дотронулась до щеки и только тогда поняла, что плачет.
Сенатор скривил губы. Очевидно, это означало улыбку.
***Алессандра вновь оказалась в своей камере, где не было ни дня, ни ночи, не было времени вообще. Она то проваливалась в сон, то просыпалась. Один раз ей показалось, что у двери стоит Сильвио, затем она решила, что это ей приснилось. В другой раз она проснулась и увидела маленькую коричневую мышку, совсем рядом, в нескольких дюймах от лица. Та догрызала последние крошки хлеба. Но все это куртизанку не волновало. Теперь она вообще успокоилась.
Он на свободе.
Ей позволили наблюдать за отплытием Антонио из окна в одной из комнат дворца. Ему помогли сесть в гондолу, и она отплыла, направляясь к лагуне. Его везли в Маламокко, там Антонио предстояло пересесть на корабль, отправляющийся в Испанию. Корабельный врач займется его ранами. Он будет в полной безопасности.
Он будет в полной безопасности, и она его больше никогда не увидит.
После этого ее снова отвели в тюрьму, где в зале судебных заседаний уже поджидал Сильвио. Сидел за столом, и перед ним были аккуратно разложены заостренные перья, чернила, листы пергамента. Алессандре казалось, что сенатор должен бы сиять от радости – ведь он одержал победу. Но вопреки ее ожиданиям на лице Сильвио была написана усталость, возможно даже, глубокая печаль. Рядом маячил толстощекий помощник сенатора. Интересно, подумала Алессандра, угадал ли Сильвио тогда, в камере, ее истинные намерения. Подсказала ли ему интуиция, что она хочет его убить? Странно… Теперь все это ей казалось неважным. Она вообще больше ничего не чувствовала – ни страха, ни надежды, ни отвращения при мысли о том, что ей придется сейчас совершить. Сильвио начал диктовать, и она покорно и равнодушно записывала каждое его слово, точно прилежная ученица на уроке.
Даже когда ей пришлось перечислять имена мужчин, французских и испанских “авантюристов”, как называл их Сильвио, рука Алессандры не дрогнула, хоть она и понимала, что приговаривает их тем самым к смертной казни. А ведь сама она не могла с уверенностью сказать, что эти люди в чем-либо виновны.
Когда все это закончилось, ее вновь привели сюда, в камеру. Ничего не объяснили, не сказали, сколько еще собираются держать здесь. Возможно, до конца жизни. И еще сенатор предупредил, чтобы никогда и никому не рассказывала о письме и о том, по чьей воле оно было написано. Наверное, потому и упрятал в темницу навеки, чтобы уж быть уверенным до конца, что она не проболтается. В эту сырость и темноту, где отсчитывать время можно было только по приливам и отливам.
В дальнем конце коридора послышался шепот, потом у двери, гремя ключами, возник охранник.
– Выходи, – сказал он.
– Куда вы меня ведете? – спросила она, но великан не ответил, ухватил за руку и повлек за собой по коридору.
Он шел молча и тянул ее за собой, как провинившегося ребенка. Они прошли извилистыми тюремными коридорами, поднялись на несколько пролетов по лестнице, затем снова спустились. “Мы все дальше отходим от моста Вздохов, – догадалась Алессандра, – от дворца. Но куда все-таки он меня ведет?… ”
И вот они оказались у высокой, крепкой с виду двери. По обе стороны застыли стражники. Охранник сунул одному из них какую-то бумагу; тот посмотрел, кивнул второму стражнику. Они вместе вытащили тяжелый засов и отворили дверь. И охранник вытолкнул ее на улицу, к Рива-дельи-Скьявони, в мрачное и сырое утро.
