Илья Штемлер - Сезон дождей
– Раньше надо было, – махнул рукой Евсей Наумович. – Да, ладно. Каждому свое…
– Никогда у вас не наступит порядок – такая судьба у страны.
– Как знать! Не будем об этом, – Евсей Наумович оглядел стол.
Так он и не попробовал лобстер, большого сочного рака, клешни которого, не уместившись, живописно свисали с блюда. А предупреждал, что не станет есть. Но Андрон настоял, хотел угостить отца океанской диковинкой.
– Ты бы распорядился насчет чая, – проговорил Евсей Наумович.
Андрон подозвал официанта.
Немолодой и статный негр, учтиво уточнив заказ, с достоинством удалился.
– Я все хотел тебя спросить, – начал было Евсей Наумович, но Андрон его перебил:
– Если ты о тех сорока пяти тысячах долларов, то я разговаривал со своим товарищем. Он согласен. Я дам тебе его московский телефон. Приедешь – позвони ему. Он все устроит без промедления.
– Спасибо. Меня это очень беспокоит.
– Не волнуйся. Все будет в порядке.
– Я верну через несколько месяцев.
– Не беспокойся. Раз надо, значит, надо.
Евсей Наумович опасался расспросов сына, но Андрон молчал.
Характер, как у Натальи, – кремень, подумал Евсей Наумович, помнит как я осадил тогда его любопытство.
Внезапно его охватило сильнейшее желание рассказать сыну о своих злоключениях в Петербурге. Просто неудержимое желание, подобно подкатывающейся к горлу тошноте. И, чтобы справится с искушением, Евсей Наумович поджал пухлые, не теряющие с годами форму, губы. Словно залепил чем-то рот.
– Что с тобой? – спросил Андрон.
– Нет, ничего, – помолчав, ответил Евсей Наумович.
– Так я и не понял, почему мама настояла на твоем приезде, – вздохнул Андрон. – Тайну она унесла с собой.
– Никакой тайны, – не удержался на этот раз Евсей Наумович, – Хотела, чтобы я помог ей избавиться от страданий.
Андрон резко отвернулся, положил локоть на спинку стула.
– Именно так, – с безрассудным упоением подтвердил Евсей Наумович, будто желая отомстить Наталье за свое вчерашнее ночное унижение. – У нее хранилась какая-то хреновина, где-то в туалете. Она хотела, чтобы я. Но так, чтобы она не знала. Самой ей на это не решиться, а я, мол, мог. Вот меня и затребовала. Вероятно, думала, что я способен на такое, – мстительно продолжал Евсей Наумович, испытывая какое-то мазохистское удовольствие и, не удержавшись, добавил сварливо: – Надо было ее Эрика пригласить, раз у них такие отношения.
Андрон убрал локоть со спинки стула, сел ровно и, обхватив голову руками, принялся пощелкивать пальцами по бледной глади своей плеши на темени.
– Мама ненавидела Эрика Михайловича, – Андрон, с вывертом из-под руки, посмотрел на отца.
– Вот как? – криво усмехнулся Евсей Наумович.
– Незадолго до твоего приезда Эрик Михайлович звонил по телефону. Он был в Калифорнии, в Стенфордском университете, и хотел заехать сюда, повидаться. Я передал маме. Она категорически запретила.
– Еще бы. В том ее состоянии.
– Она сказала, что ненавидит его, – продолжал Андрон. – Просила так и передать.
– И ты передал.
– Да. Так и передал. Мама закляла меня своей жизнью. Я не мог иначе. Так я и сказал Эрику Михайловичу.
– А он что?
– Повесил трубку. Вообще их отношения давно прервались. Еще когда мы жили в Бруклине. Куда он и присылал свои письма.
– Которые хранились у изголовья ее кровати.
– Это ничего не значит. Просто они лежали в тумбе, как и прочий хлам: старые счета, банковские отчеты, распечатки переговоров. Не знаю, откуда у Эрика Михайловича оказался номер здешнего телефона.
– Я ему дал, – буркнул Евсей Наумович. – Он планировал поехать из Парижа в Стенфорд, в командировку. И выразил желание повидать тебя и маму.
– Вот как, – с явным облегчением произнес Андрон. – А я, грешным делом, решил, что мама водит меня за нос.
– За что же это она его так возненавидела?
– Думаю, из-за тебя. Мне не просто это объяснить. Она не смогла ему простить предательства по отношению к тебе.
– Ха! – воскликнул Евсей Наумович. – Вот это номер! А сама?!
– Это очень не просто, папа. Я и сам не могу понять головой. Но когда мама была в состоянии связно изложить свои мысли, она говорила: «Твой отец – единственный, кого я по-настоящему любила. Несмотря на все распри между нами».
– Распри и возникали, потому что она тянулась к нему. Теперь я это могу объяснить.
Официант принес заказанный чай. Поставил на стол оба стакана и пододвинул к гостям. Из хрустальных высоких стаканов торчали серебристые ложечки с ломтиками лимона. Евсей Наумович тронул свою ложечку и отдернул пальцы.
– Горячее может стать холодным, если подождать, – важно произнес официант. – Но холодному стать горячим сложнее. Как быть с лобстером, сэр? Возьмете с собой? Могу завернуть в пакет для вашей собаки.
– А что, разве собаки едят раков? – усмехнулся Андрон.
– В этом мире, сэр, все может быть, – учтиво ответил официант без тени улыбки.
– Нет, не возьму. Делайте с лобстером что хотите.
– Как будет угодно, сэр.
Официант поднял над столом тяжелое блюдо и направился в подсобку – высокий и не по годам стройный, он шел, выпрямив плечи и откинув голову, покрытую коротким седым каракулем, наподобие генеральской папахи. Красные тугие клешни лобстера свисали с края блюда и покачивались, словно прощаясь.
– Ты не находишь, – Евсей Наумович проводил взглядом официанта, – что он внешне чем-то похож на Эрика?
– Кто? Этот черный? Похож… – усмехнулся Андрон. – Ты слишком сентиментален, папа. Порой мне кажется, твоя сентиментальность на грани чудачества.
– Или на грани жестокости, – буркнул Евсей Наумович.
– Ну, этого бы я не сказал.
– Сентиментальность нередко – оборотная сторона жестокости, Андронка. И твоя мама это чувствовала во мне. – Помолчав, Евсей Наумович решительно проговорил: – Знаешь, я был близок к тому, чтобы исполнить ее просьбу.
«Нет, напрасно я. Не надо ему это говорить!» – в отчаянии подумал Евсей Наумович в следующее мгновение.
Черные, без блеска, глаза Андрона как-то потускнели. Он молчал и помешивал ложечкой чай.
– Ведь она так мучилась, – стыдливо бормотал Евсей Наумович вдогонку своего оплошного признания. – Так мучилась.
– Мы с Галей, папа, мучились не меньше ее, – наконец проговорил Андрон. – Она часто погружалась в растительное состояние и не сознавала свое положение. А мы все видели постоянно. И все понимали. Но мы бы не смогли даже подумать.
– Однако, она меня позвала, – отчаянно пробормотал Евсей Наумович. – Значит, сознавала. И мысли свои излагала вполне определенно.
Андрон сдвинул брови. Так же асимметрично начертанные, как и у матери.
– Лучше бы я не приезжал, – с тем же отчаянием вновь проговорил Евсей Наумович и умолк.
– Ты хотел съездить в Бостон, посетить могилу дяди Семы, – сухо произнес Андрон. – Не знаю, как нам успеть, для этого понадобится день. А у тебя осталось так мало времени. Да и мне не вырваться. Поезжай сам, если хочешь. А, впрочем, как знаешь.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Подобно каменному сфинксу у Академии художеств, у витрины продовольственного магазина разлегся огромный сенбернар. Крепкий поводок гарантировал прохожим безопасность. Тем не менее народ пугливо косился на зверя и старался проскользнуть на значительном расстоянии.
Так это же пес Аркаши-муравьеда, сообразил Евсей Наумович и остановился, придерживая ручку чемодана на колесиках.
Сенбернар нехотя сел, ударил растрепанным хвостом по асфальту и коротко гавкнул, глядя на Евсея Наумовича красными глазами.
Узнал, подлец, подумал Евсей Наумович.
Из магазина, с озабоченным лицом, вышел сын Аркаши – Димка, студент университета.
– Ты что людей пугаешь? – обратился Димка к собаке. – Ишь, разгавкался, разбойник, – Димка оглянулся и узнал соседа.
– Евсей Наумович! – заулыбался он. – Вы ли?! – Он скользнул взглядом по чемодану. – Типа приехали?
– Типа приехал, – не удержался Евсей Наумович. – Прямо из аэропорта. Доехал на маршрутке.
– То-то вас не было видно.
– В Америку летал, к своим.
– Счастливчик. С приездом вас.
– Вот что, Дима. Если не торопишься, постой с моим чемоданом. Я куплю что-нибудь по-быстрому. Дом-то пустой. Два с половиной месяца меня не было.
Димка кивнул и цыкнул на собаку, чтобы не очень ликовала. Такой зверь, чего доброго, и железный штакетник завалит.
С покупками Евсей Наумович справился быстро. А чего мудрить – хлеб, колбаса, сыр. Пельмени прихватил, да в молочном отделе кое-что.
Димка терпеливо дожидался.
К дому шли вместе. Народ дорогу уступал, уважительно поглядывая на пса.
– Идем, как парад принимаем, – Евсей Наумович одной рукой тянул чемодан, в другой нес сумку с продуктами. – Удружил ты мне, Димон. Будет тебе заморский сувенир.
