Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью
Она не видела ни окаменевшего лица отца, ни смягчившихся черт матери, смотревшей на нее в полном самозабвении. Она не видела ничего. Закончила соло, несколько секунд постояла неподвижно: руки allongé 181 в четвертой позиции, и начала отход со сцены:
Chassé, dégagé, ronde de jambechassé coupé en tournant, bourréechassé coupé en tournant, bourréechassé coupé en tournant, bourrée... 182
Потом услышала редкие аплодисменты. Несколько криков «браво» и недовольный шепот зрителей, ждавших продолжения. За кулисами к ней подошла Вивиана и протянула платок.
— Просто великолепно, Джульетта, — прошептала она. — Замечательно. С тобой все в порядке?
Джульетта кивнула, тяжело дыша и оглядываясь. Тереза издалека подняла вверх большой палец. Хеерта нигде не было видно. Две танцовщицы, участвовавшие в первом балете, одобрительно смотрели на нее.
У нее оставалось около восьми минут до следующего выхода. Она проверила туфли, перевязала ленты. И потом только осознала. Аплодисменты. Ей аплодируют! Она закрыла глаза и стала слушать. «Танго-цитаты». Третья часть. В зрительном зале тишина. Ни малейших признаков беспокойства. Кажется, удалось справиться. Спектакль держится. Куда делся Хеерт? Ей важно видеть его реакцию. Она ему благодарна. Если бы только Дамиан… Она запретила себе думать, но само воспоминание чуть не вывело ее из равновесия. Эта музыка… как она вообще может ее выносить? Она внимательно -вслушивалась в первые такты «Микеланджело'70». Эта часть ей нравилась. Суета, мельтешение, лихорадка. Музыка из того же материала, что и в «Эскуало». Она прикрыла глаза в ожидании дребезжащих звуков в самом конце.
И они прозвучали. Пассаж гитариста, возвестивший начало «Мумуки». Запела скрипка. К ней подошел партнер и взял за руку. Они заняли позицию, началась последняя часть. На этот раз все чувства работали. Когда, закончив парный танец, она начала заключительное соло, то почувствовала на себе множество взглядов: ее ждали. Ее узнали. Позднее Лутц подтвердил это. Она превратилась в тот самый центр, который стягивал представление в единое целое. В царицу всех этих звуков. Его соседи, сказал Лутц, даже вытянули шеи и наклонились вперед, когда она вновь появилась на сцене. А потом эта грандиозная картина в самом конце: восемь пар расходятся, партнеры постепенно ускользают друг от друга, пробуждая воспоминания о скрежещущих звуках бандониона в самом начале, а в центре сцены стоит Джульетта и выполняет одно вращение за другим, следуя его медленно затухающим звукам. Остальные танцоры замирают. Слышна только скрипка, ледяной флажолет. Джульетта танцует, двигаясь от одной пары к другой. И образ понятен. Она олицетворяет музыку, соединившую эти пары. И эта общность сейчас снова распадется. Танцовщицы и танцоры медленно разделяются и заполняют сцену порознь, на максимально возможном расстоянии друг от друга. Джульетта возвращается в середину сцены. Словно привязанная к одному месту, танцует попеременно то мужскую, то женскую партию. Ее заключительная позиция как бы двупола: руки она держит как мужчина, а ноги — как женщина, лицо в ужасе повернуто в сторону. И когда раздается финальный аккорд — похожее на сирену глиссандо скрипок, — остальные танцоры поворачиваются к ней и в мольбе протягивают руки.
Сцену заливает белый свет. Потом полная темнота.
Занавес.
33
Достаточно продолжительная пауза: тишина, предвещающая бурю. Некоторые зрители сразу встали со своих мест и хлопали стоя, не дожидаясь даже, пока занавес снова поднимется. Шестнадцать танцоров, сменяя друг друга, подходили к рампе. В самом конце — Джульетта. Аплодисменты едва не сбили ее с ног. Словно слепая, она вглядывалась в толпу, оравшую «браво». Она не была к этому готова. На глаза навернулись слезы. Она посмотрела туда, где сидели родители. Мать аплодировала стоя, высоко подняв руки. Место рядом с ней пустовало. Но сейчас она не могла об этом думать. Попыталась улыбнуться матери, но лицо не слушалось. В двух рядах позади родителей восторженно аплодировала и махала рукой какая-то женщина. Госпожа Баллестьери! Джульетта отступила, присоединившись к остальным, и вместе с ними еще раз подошла к оркестровой яме. Занавес открывался еще четыре раза, и каждый раз, когда выходила Джульетта, ритмичные аплодисменты сменялись яростными беспорядочными хлопками, прерываемыми криками «браво» и «бис». Ничего не изменили и следующие два выхода. Потом на сцене появился Хеерт, его тоже приветствовали взрывом аплодисментов. Когда занавес открылся в седьмой раз, он вдруг поднял руки, терпеливо ожидая, пока зал не успокоится. Зрители удивленно смотрели на него. Некоторые снова опустились в кресла, недоумевая, что будет дальше. Исполнение на «бис»? Вряд ли. Он хочет что-то сказать?
Хеерт повернулся к танцорам. Те стояли, выстроившись в ряд. С покрасневшими лицами и сияющими глазами. Что он задумал? Вивиана! Наверное, хочет пригласить ее на сцену.
Но вместо этого он вдруг сделал знак звукорежиссеру и ушел со сцены. В тот же миг заиграла музыка — «Эскуало»!
Как он мог так поступить с ней? Джульетта растерянно огляделась. Остальные танцоры торопливо покинули сцену.
Вот что, оказывается, означало его предупреждение перед началом спектакля! «Услышишь музыку, танцуй. Не разочаруй меня». Он хотел, чтобы она танцевала «Эскуало»? Но она не может! Не здесь! Не сейчас! Это ее диалог с Дамианом, который больше никого не касается!
Но и Хеерта подвести невозможно. Только его должна она благодарить за этот вечер. Грандиозный успех! Она была никем. Никем! А он, только он, увидел в ней что-то особенное. И захотел показать это всем. Она не имеет права его подвести.
К тому же, может быть, так лучше всего. Ее разговор с ним, с ее единокровным братом, с ее возлюбленным вполне уместен. Наверное, все должно закончиться именно здесь, на этой сцене. В последний раз она воскресит в памяти лицо, каким оно впечаталось в ее сознание там, в «Хамелеоне». Движения, в которые она тотчас влюбилась. Ставшие теперь частью ее самой. Кошачью походку, коварную мягкость вращений, задумчивость, отчаяние, поиски чего-то неведомого, выражавшиеся в сменах темпа. У нее это все от него. И этого нечего стыдиться. Даже здесь, в театре, перед глазами двух тысяч зрителей, которые, возможно, видят слезы, текущие из ее глаз, пока она рисует на паркете фигуры немыслимой любви. Фигуры, носящие его имя, пусть даже в зале нет никого, кто мог бы это понять. Это будет ее прощание с ним, танго для Дамиана.
Но аплодисментов она вынести уже не смогла. Выходя в конце на поклон, почти ничего не видела сквозь слезы, застившие глаза. И вдруг совершенно потеряла над собой контроль. Начала всхлипывать. Попыталась было взять себя в руки, но нечто, рвавшееся наружу из глубины ее существа, не поддавалось обузданию. Она закрыла лицо руками и убежала со сцены. Хеерт перехватил ее. Он выглядел растерянным.
— Джульетта? Что случилось? Послушай, как тебе аплодируют.
Подошла Вивиана. Потом Тереза. В мгновение ока ее окружили десятки людей, желавших ее поздравить. В зале не смолкала овация.
— Джульетта, пожалуйста, возьми себя в руки, — сказала Вивиана. — Нужно еще раз выйти на сцену.
Но она покачала головой. Сейчас она просто задохнется. Больше нет сил. Едва не расталкивая сомкнувшуюся вокруг нее толпу, она пробралась к выходу и выбежала прочь, успев расслышать приказ Хеерта:
— Группа… на сцену! Еще один поклон — и занавес. Быстро.
Наконец она услышала, как позади захлопнулась тяжелая железная дверь. Она выбралась оттуда. Двое техников с удивлением проводили ее глазами: она бежала, обливаясь слезами. Ей было все равно. Все стало вдруг безразлично. Скорее бы оказаться подальше отсюда.
Она открыла дверь в свою раздевалку и столкнулась с ним. Похоже, он ждал ее здесь. Она вскрикнула и отскочила назад.
— Чего тебе надо? — закричала она. — Что ты здесь забыл? Это моя раздевалка. Понимаешь ты или нет? Убирайся!
Отец поднял обе руки, пытаясь ее успокоить, и шагнул к ней.
— Джульетта, давай спокойно все обсудим, ты сейчас не в себе…
— Я в полном порядке! С этим покончено! — Она вдруг умолкла. Что с ее лицом? Она увидела в зеркале свое отражение. Глаза были накрашены, и теперь тушь безнадежно потекла. Губы трясутся. От ярости. От отчаяния. — Я тебе больше не дочь! Пойми это наконец! Лжец, проклятый лжец… Где теперь Дамиан? Что ты с ним сделал? — Продолжать она не могла. Не хватало воздуха. Отец опять двинулся к ней, но медленнее, осторожно, как приближаются к взбесившейся собаке.
— Джульетта, успокойся! Я могу все объяснить. Сейчас мы поедем домой и обо всем поговорим…
Она уставилась на него. Почему никто не приходит на помощь? Где остальные? Она затравленно огляделась по сторонам. Кто-то поставил на ее столик маленький букетик. Жасмин. В него вложен конверт. «Лутц?» — почему-то пришло ей в голову.
