Подменыш - Донохью Кит
Как только где-нибудь вдалеке хрустела ветка, Смолах и Лусхог тут же поворачивали свои головы в направлении звука и пытались определить его причину. Они показывали мне то, что обычно скрыто от человеческих глаз: фазан выглядывает из кустов, наблюдая за нами, ворона бесшумно прыгает с ветки на ветку, енот посапывает в своем логове… Перед самым закатом мы вышли к реке. У берега воду уже прихватило льдом, и, прислушавшись, мы услышали, как он похрустывает от мороза. На реке шлепала лапами одинокая утка, а каждая снежинка, соприкасаясь с водой, издавала едва уловимое шипение. Дневной свет угасал, как уголек.
— Слушай, — Смолах задержал дыхание. — Вот, сейчас…
В ту же секунду снег снова сменился дождем, и капли его заколотили по опавшей листве, по камням — все отзывалось по-своему, — и зазвучала вечерняя симфония нашего мира. Мы ушли от реки и спрятались от воды под кронами вековых елей. Каждая иголка была облачена в прозрачный ледяной кожух. Лусхог вытащил из-за пазухи кожаный мешочек, болтавшийся у него шее на кожаном шнурке, достал откуда-то обрывок бумаги и высыпал на него из мешочка немного сухой коричневой травы, похожей на табак. Облизав края бумаги, он ловкими пальцами быстро скрутил папиросу. Затем из какого-то потайного кармана извлек несколько спичек, пересчитал их и засунул обратно, оставив одну. С невероятным изяществом чиркнул спичкой о ноготь и поднес огонек к концу самокрутки. А Смолах, разгребавший снег и сырой опад, за это время докопался до слоя сухой хвои и шишек и перехватил у Лусхога горящую спичку; вскоре разгорелся небольшой костерок, над которым можно было согреть озябшие руки. Лусхог передал самокрутку Смолаху, и тот с наслаждением затянулся, а потом долго-долго держал дым в легких. Когда он, наконец, выдохнул, его лицо озарила блаженная улыбка, будто он услышал очень удачную шутку.
— Давай дадим парню затянуться, — предложил Смолах.
— Я не умею курить, — сказал я осторожно.
— Делай как я, — просвистел Лусхог, сквозь стиснутые зубы, сделав очередную затяжку. — Но только не говори об этом никому. Особенно Игелю, — он передал мне самокрутку.
Я судорожно затянулся и тут же закашлялся. Они добродушно рассмеялись и продолжали похихикивать до тех пор, пока не докурили до самого конца. Казалось, воздух вокруг нас стал плотнее, а сладковатый запах дыма вызвал у меня приятное головокружение и легкую тошноту. Лусхог и Смолах выглядели умиротворенными и довольными. Им удивительным образом удавалось оставаться одновременно настороженными и расслабленными. Мокрый снег прекратился, и в лес, словно старый друг, вернулась тишина.
— Слышал?
— Что? — спросил я.
Лусхог приложил палец к губам: «Сначала пойми, слышишь ли ты это». Я слышал. Звук был очень знакомый, но откуда он мог здесь взяться?
Лусхог вскочил на ноги и подтолкнул приятеля:
— Это машина! Считай, повезло.
— Ты когда-нибудь гонялся за автомобилем? — спросил он меня.
Я помотал головой, думая, что он перепутал меня с собакой. Оба мои товарища схватили меня за руки, и мы помчались сквозь лес с такой бешеной скоростью, какой я и представить себе не мог. Мимо со свистом проносились какие-то темные пятна, в которых смутно угадывались деревья. Из-под ног летели комья грязи со снегом, оставляя пятна на одежде. Когда кустарник стал гуще, они отпустили мои руки, и мы помчались один за другим по узкой тропе. Ветви хлестали меня по липу, я споткнулся и упал. Поднявшись на ноги, продрогший, мокрый и грязный, я вдруг осознал, что впервые за несколько месяцев оказался один. Меня охватил страх, и я стал изо всех сил прислушиваться к звукам леса и вглядываться в темноту, пытаясь сообразить, куда убежали мои друзья. Почему-то я вдруг сосредоточился на своем лбу и вдруг понял, что знаю, где они. Я отчетливо видел, как они бегут по снегу далеко впереди, так далеко, что обычным зрением их было бы не разглядеть. Я мысленно рассчитал свой маршрут и бросился догонять. Ветви деревьев, которые еще пять минут назад являлись серьезным препятствием, теперь будто исчезли — я огибал их с необыкновенной легкостью, даже не прилагая для этого особенных усилий. Я скользил между деревьями, как воробей, пролетающий между прутьями ограды — он ведь не задумывается над тем, как это сделать, просто в нужный момент складывает крылья.
Я догнал Смолаха и Лусхога в ельнике на краю леса. Прямо перед ними стелилась асфальтовая дорога, на дороге стояла машина, ее фары едва рассеивали туманную мглу впереди. На асфальте блестели какие-то отвалившиеся металлические детали. Через открытую водительскую дверь пробивался слабый свет. Внутри никого не было. Я хотел сразу же броситься туда, но крепкие руки моих товарищей удержали меня. Из темноты в свет фар вынырнула чья-то фигура. Это оказалась стройная девушка в ярко-красном плаще. Одной рукой она держалась за ушибленный лоб, а другой шарила перед собой, словно пробовала на ощупь темноту.
— Она сбила оленя, — сказал печально Лусхог.
Девушка в ужасе подошла к туше, лежащей на обочине, прижала руку ко рту.
— Он умер? — спросил я.
— Нет, — сказал Смолах тихо. — Еще дышит. Но скоро умрет.
— Подождем, пока она уедет, а потом ты сможешь вернуть его к жизни, — прошептал мне на ухо Лусхог.
— Я?!
— А кто же еще? Ты теперь такой же эльф, как и мы, и умеешь делать все то, что умеем и мы.
Эта новость ошеломила меня. Эльф?! Неужели это правда?! Мне захотелось немедленно испытать свои магические способности. Я вырвался из рук державших меня друзей и пошел к оленю. Девушка стояла на середине дороги и оглядывалась по сторонам, видимо надеясь, что появится еще какая-нибудь машина. Она не замечала меня до тех пор, пока я, подобравшись совсем близко, не присел рядом с оленем на корточки, положив руку ему на шею. Бешеный ритм его пульса совпадал с моим. Я взял морду оленя в ладони и легонько подул в его полураскрытый горячий рот. В ту же секунду он открыл глаза, встрепенулся и, больно оттолкнув меня, вскочил на ноги. Мгновение олень пристально смотрел на меня, а потом, прыгнув в сторону, исчез в темноте. Все трое — и я, и олень, и девушка — были потрясены происшедшим. А девушка еще и очень сильно испугалась, потому я улыбнулся ей. В этот момент из темноты раздался яростный шепот моих друзей, призывавших меня вернуться назад.
— Кто ты? — девушка попыталась поплотнее завернуться в свой красный плащ. Может, мне это показалось, но ее голос звучал как-то необычно, словно она говорила под водой. Я опустил глаза, не зная, что ответить. Она подошла так близко, что я смог рассмотреть радужную оболочку ее глаз за стеклами очков. Таких прекрасных глаз я не видел еще ни разу в жизни.
— Пора идти.
Из темноты появилась рука Смолаха, схватила меня за плечо и уволокла обратно в кусты. И я так и остался в неведении, разыгралась сцена с оживлением оленя в реальности или привиделась мне после магической затяжки. Мы наблюдали за девушкой из чащи: она пыталась найти меня, но потом сдалась, села в машину и уехала. В тот момент я еще не знал, что эта девушка была последним человеческим существом, которое я увижу в ближайшие несколько лет. Огни фар еще какое-то время помелькали между деревьев, а потом исчезли навсегда.
Мы возвращались в угрюмом молчании. На пол-пути Лусхог произнес: «Не рассказывай никому, что произошло. Держись от людей подальше и не забывай, кто ты». Потом мы на ходу придумали объяснение, почему так долго бродили по лесу — наплели про какие-то трясины и полыньи, и нам поверили. Но я никогда не забывал девушку в ярко-красном плаще, и позже, когда вдруг начинал сомневаться, существует мир людей или нет, эта встреча на глухом шоссе помогала вспомнить, что это не миф.
Глава 5
Моя жизнь в семье Дэй вошла в нормальное русло. Отец уходил на работу задолго до того, как все мы просыпались, и этот кусочек утра до моего отправления в школу был самым счастливым моментом суток. Мать у плиты помешивает овсянку или что-то жарит к завтраку, близняшки на нетвердых ногах исследуют кухню. Картину эту, как в раме, видно в окне, которое надежно защищает нас от внешнего мира. Много лет назад тут была ферма, и хотя сельским хозяйством с тех пор никто здесь не занимался, во дворе остались признаки былой деятельности. Старый сарай, покрашенный красно-лиловой краской, теперь служил гаражом. Деревянная изгородь, окружавшая владения бывших хозяев, почти развалилась. Поле, прежде дававшее урожаи кукурузы, теперь заросло кустами ежевики, которые отец скашивал раз в год, в октябре. В наших краях Дэи первыми отказались от занятий сельским хозяйством, позднее к ним присоединились и остальные соседи, распродавая свои земли и дома новым застройщикам. Но в мои детские годы это было тихое и уединенное место.
