Виктор Лихачев - Единственный крест
31. Никогда не раздражайся. Высшее правило благоразумия — не выходить из себя. Большое самообладание говорит о большом сердце — душу великую нелегко стронуть с места.
32. Умей сдерживать себя. Не выставляй на показ все, что имеешь — назавтра уже никого не удивишь. Кто каждый день открывает новое, от того ждут многого — и никогда не доберутся до дна его сокровищницы.
33. Будь человеком удачного завершения. Кто входит в чертог Фортуны через врата радости, выходит через врата скорби — и наоборот. Посему думай о конце дела, заботься о том, чтобы счастливо выйти, а не о том, чтобы красиво войти. Обычная беда баловней Фортуны — громкое начало и горький конец. Штука не в том, чтобы тебя при входе приветствовала толпа — приятно войти всякий сумеет, — но чтобы о твоем уходе жалели: важно быть желанным.
* * *Отдадим должное младшему Сидорину: многие из нас, особенно в юности, с удовольствием переписывали умные мысли мудрых людей. Затем эти мысли благополучно хранят старые записные книжки, о которых мы так и не вспоминаем. Асинкрит взял сразу быка за рога. Для начала он вызубрил все тридцать три пункта своего кодекса назубок. Некоторые пункты просто грели ему душу. Например, шестой. «Даже люди редких достоинств зависят от своего времени. Не всем суждено то время, которое они заслуживают». Выходит, и до него жили люди, и, заметьте, умные, которые чувствовали себя в его, Асинкрита, шкуре. Или коже, не важно.
Одним словом, он твердо решил жить впредь, указуясь своим кодексом, последний же пункт которого, требовал от Асинкрита незамедлительных действий. Дело в том, что до окончания школы оставалось чуть больше четверти. В сухом остатке выходило следующее: знания по большинству предметов — Асинкрит решил быть честным перед собой — были троечные. Да, в дневнике преобладали «четверки», а иногда туда даже залетали «пятерки», но это только благодаря природной смекалке и отличной памяти Асинкрита.
Было отчего приуныть. Но — «залог успеха — сочетать ум с благой целью» (пункт № 13 «Кодекса АВС»). Ум, самокритично оценил себя Асинкрит, имелся. Благая цель — тоже. Не в ПТУ же в самом деле ему идти, тем более, что Асик — он вновь был самокритичен — болта от гайки отличить не мог.
Вдохновленный пунктом № 13 Асинкрит стал дерзать, как выразился бы поэт-романтик. Впервые за последние три года закрывшись в своей комнате, он мог с чистой совестью сказать родителям, что занимался делом.
Достав белый лист, Асинкрит разделил его чертой на две половинки и стал размышлять. В областном центре было два института — политехнический и педагогический. Большинство молодых упертовцев, желавших продолжить образование, направляли свои стопы туда, даже несмотря на ходившую в этих краях поговорку: «У кого ума нет — тот идет в пед, у кого ни тех и не тех — те в политех». Ни инженером, ни учителем Асинкрит не собирался становиться. Да и шансов поступить туда, откровенно говоря, было немного. Искать наудачу счастье в Москве — нелепая затея. Предположим, у него есть пусть маленькая, но все-таки надежда, получить в первопрестольной искусствоведческое или историческое образование, но с упертовской пропиской эта надежда таяла, как мираж. Неужели опять остается педагогический? Асинкрит представил своих, вечно загнанных, учителей, вспомнил, что сам порой позволял вытворять на уроках, и решил, что скорее пойдет в ПТУ на тракториста, нежели станет учителем.
Люди добрые, с отчаяньем думал Сидорин-младший, что же мне в этой жизни нравится? У меня же идут года, скоро мне семнадцать. Кем работать мне тогда? Чем заниматься? Я бы… нет, не то. Вот, писать мне нравится, сочинять. Литературный? А разве можно научить писать? Это — от Бога, или есть, или нет. Да и без опыта… Стоп, а это идея! Чехов, Булгаков, кто там еще? — Вересаев — врачи! Отработаю лет десять-пятнадцать где-нибудь на севере, отмучаюсь — и буду книги писать. Отличная идея! Дело осталось за малым — поступить в медицинский. Для начала надо сделать приличный аттестат — кодекс мне поможет, завтра же начнем. А потом… суп с котом. Нет, не с котом. Потом — дядя Витя. Вот кто мне поможет. Что гласит у нас пункт № 12: «Имей разумных помощников. Прибегать к помощи мудрых — свойство великих».
Представив, что Виктор Иванович Сидорин, профессор, психотерапевт, пусть не супер-яркая, но все-таки звезда отечественной медицинской науки, станет его помощником, рассмешила самого младшего из Сидориных до коликов.
Как ни странно, самым слабым местом в его наполеоновских планах являлся Василий Иванович. Асинкрит сдержал эмоции и, чего с ним раньше никогда не бывало, пытался представить свой разговор с отцом (пункт № 32: «Умей сдерживать себя», пункт № 26: «Употребляй расчет»). Судя по всему, ничего хорошего из разговора не получится. Асинкрит отчетливо представил, что скажет отец в заключении: «Я всего в жизни добивался сам». И Асик понял, что он должен сказать лучшему хирургу Упертовска.
* * *— Что новенького на работе, пап? — после этих слов своего отпрыска Василий Иванович чуть не подавился.
— С каких пор сын интересуется моей работой? Меня опять в школу вызывают?
— Нет, не вызывают. И вообще, могу показать дневник — я весь в плюсах, как Арлингтонское кладбище.
— Не кощунствуй, сынок, — вмешалась в разговор мать.
— Это не кощунство, мама, а здоровый цинизм, помноженный на юношеский нигилизм.
— Как загнул! — продолжая есть, впервые с начала разговора чуть расслабился отец. — Про нигилизм — понятно, а цинизм у тебя откуда?
— Все время думаю о будущей профессии, папа. Недавно прочел мемуары одного хирурга… как его… Да, Разумовский…
— Ты читал Разумовского? — отец отложил вилку.
— Что здесь такого? — небрежно отозвался Асинкрит. — Так вот, он пишет, что без здорового цинизма врачу, особенно хирургу, нельзя. Если принимать все очень близко к сердцу — много не проработаешь.
— Положим, доля истины в этом есть. Я подчеркиваю, сынок, доля, но сейчас позволь я спрошу тебя о другом. Ты действительно хочешь… хочешь стать врачом?
— Конечно. И я им обязательно стану.
— А мне казалось…
— Мне тоже, папа. Но, оказывается, гены — это великая вещь. Скажу тебе больше: я всего хочу добиться сам.
— Вот это правильно! — просиял Василий Иванович. — Только так и надо жить.
— А если мальчик не поступит? Васенька, разве ты не знаешь, как сейчас трудно поступить в медицинский? — В голосе матери слышалась неподдельная тревога за сына.
— Но я же поступил, дорогая! И ты поступила! И Виктор. Чем наш сын хуже?
— Сейчас время другое, Васенька.
— Ерунда!
— Правильно отец. Я хочу в жизни всего добиться сам.
Сидорин-старший с изумлением смотрел на сына. Нет ни усмешки, ни иронии в глазах. Скорее, какая-то грусть.
— А почему так печально, сынок? Главное ввязаться в драку, понимаешь?
— Понимаю.
— И все получится! Вот увидишь.
— Конечно. Но я хочу получше подготовиться к вступительным экзаменам, и поэтому у меня к тебе просьба, точнее, даже две.
— Слушаю тебя, сынок.
— Позволишь приходить к тебе на работу — буду рад. Если на что сгожусь — лекарства, скажем, принести…
Эмоциональный Василий Иванович не сдерживал своих чувств:
— Позволю ли я? Да я от тебя два года этих слов жду… Ну да ладно, а какая вторая просьба?
— Скоро весенние каникулы. Ты не возражаешь, если я съезжу на неделю к дяде Вите?
— Зачем? И как же подготовка к экзаменам?
— Во-первых, я не собираюсь шататься по Москве. Во-вторых, я возьму с собой учебники. В-третьих, мне хочется пообщаться с дядей, может, он сводит меня к себе на работу. И, пожалуй, самое главное: Ольга, его дочь и моя двоюродная сестра, на биофаке МГУ учится.
— Ну?
— Что, не понимаешь? Проблемы у меня — с химией и с биологией, а она в этих вещах дока. Глядишь, поднатаскает меня.
— Молодец. Все четко и ясно сформулировал. Считай, разрешение ты получил. А ко мне на работу можешь приходить хоть завтра. Для начала, посмотришь, как режут банальный аппендицит. Ну, а если повезет, увидишь что-нибудь более интересненькое.
— А говоришь, Разумовский не прав.
— Нет, я так не говорил… Я сказал, что доля истины…
Такого славного ужина давно не было в семье Сидориных.
* * *Храма в Упертовске никогда не было, но святое место все-таки имелось. Для многих упертовцев таким местом являлся рынок. Впрочем, местному люду нравилось другое слово — базар. Каждое воскресенье сотни, если не тысячи жителей Упертовска — мал и велик — шли сюда. Людей посмотреть, себя показать, узнать последние новости, наконец, прикупить чего-нибудь. Поэтому Асинкрит, ковавший железо, пока оно горячо, знал, что делает, отправляясь рано утром на рынок. А на ловца, как известно, и зверь бежит. «Зверем» оказалась учительница русского языка, нагруженная как хороший тяжеловоз. Женщина она была нрава крутого, но не злопамятного, учителем не блестящим, однако не плохим. Асинкрит, обгоняя ее, очень естественно не заметил свою наставницу, затем, случайно обернувшись, «заметил».
