Сергей Алексеев - Дождь из высоких облаков
– Честное слово, не помню, Илья!
– Конечно не помнишь. Потому что ты тогда писала записки Боцману.
Она просияла:
– О, Витя Климашкин! А ты не знаешь, где он?
– Где же Боцману быть? Мичманом служит на Северном флоте... Ты же не ходишь на вечера встречи. А в прошлом году было ровно десять лет, как мы закончили школу. Витька приезжал, весь в значках, аксельбантах. Про тебя спрашивал.
– Не люблю встречаться с прошлым. – Она покачалась в кресле. – И что же я ответила тебе?
– Дословно? – Илья навис над креслом.
– А ты помнишь дословно?
– Такое не забудешь. «Терпеть не могу очкариков, – сказала ты. – В очках они все слишком серьезные, но очень смешные, когда их снимают».
Надежда помедлила и подняла к нему лицо.
– Это я была такая умная в пятом классе?
– Не по возрасту...
– Ладно, а когда ты сделал второе предложение?
– На выпускном вечере. Это ты должна помнить!
– Покачай меня, – вдруг попросила Надя, устраиваясь с ногами в кресле. – Если бы топился камин, было бы очень уютно.
– Я сейчас затоплю!
– Не нужно, качай!
– Как скажешь. – Он стал старательно раскачивать кресло.
Надежда прикрыла глаза.
– На выпускном я сказала, что буду поступать на факультет журналистики.
– Да, и в связи с особым характером работы лучше всего быть незамужней.
Она встрепенулась, спросила с возмущенной горечью:
– Неужели я была такая глупая?
– Не по возрасту...
– И ты готов сделать мне предложение в третий раз?
– Бог любит троицу.
Надежда внезапно вскочила и пошла в глубь пентхауса, попутно отталкивая скользящие по направляющим перегородки. Илья остался на месте, ибо бежать следом было бы нелепо. Стоял с поникшими плечами, смотрел на ее удаляющийся силуэт и еще больше сутулился. Стук каблучков сместился вправо, и скоро она появилась откуда-то сбоку.
– Нет, сэр Дюк, ты еще не готов, – сказала жестко. – Не вижу цветов, не слышу слов о любви...
– Сейчас будут цветы и слова, Петрова!
– Не спеши. У тебя есть еще девять дней. Приготовься как следует.
– Почему девять?
– Столько времени придется отрабатывать на Останкино. – Надежда привычным жестом закинула сумочку за спину и пошла к выходу. – А там, сам знаешь, особый характер... И лучше быть незамужней...
– И ты сейчас вот так... уйдешь? – Мгновенно погасший Илья не мог скрыть растерянности. – Я заказал ужин из ресторана, цветы! Надя?
У двери она обернулась:
– А ну, сними очки!
– Зачем?
– Сними!
Илья опустил голову, неловко сдернул очки и, помедлив, взглянул на Надежду. Она смотрела на него грустно и радостно.
– Да, я всегда была глупая... Ты совсем не смешной, а очень даже милый. – И погладила его по щеке. – Ну потерпи еще немного, не сжигай мою лягушачью шкуру.
– Надя! – Он схватил ее руку, она вырвала ее.
– Все, не провожай меня!
И скрылась за дверью.
Возле издательства они разминулись всего на несколько секунд: Надежда уже села в такси, когда увидела подходившего к воротам Ивана. Она не ожидала такого оборота, на мгновение замерла, потом толкнула дверцу.
– Что такое? – встревоженно спросил водитель.
– Погодите минуту...
Но не вышла – передумала в последний момент. Дверца хлопнула.
Иван позвонил в калитку и ждал, засунув руки в карманы длиннополого кожаного плаща. Охранник, только что проводивший Надежду, не появлялся, а, видимо, включил двустороннюю связь: Иван что-то заговорил в белый кружок микрофона.
Его не впускали. Озябший на ветру, он ждал и что-то снова говорил, пока наконец не вышел охранник. Иван показывал ему удостоверение и опять что-то объяснял.
Надежда смотрела на него, прислонясь виском к стеклу, и ничего, кроме бабьей жалости, не испытывала.
– Поехали, – скомандовала наконец водителю и взглянула на проплывающий мимо салон для новобрачных.
Тот с пониманием вздохнул и вырулил на дорогу...
Таксист сочувствующе поглядывал на пассажирку в зеркало заднего обзора.
– Возле углового дома остановите, – попросила Надежда.
Машина остановилась. Она подала деньги.
– Вас подождать? – вдруг спросил таксист.
– Нет, спасибо.
– Но вы ведь не здесь живете?
Она насторожилась, чуть поспешно отворила дверцу, бросила грубовато:
– С чего вы взяли?
– Обычно просят подвезти к подъезду...
Надежда захлопнула дверцу и не оглядываясь направилась во двор.
Синие ветреные сумерки, низкие тучи, предчувствие холодного осеннего дождя...
Во дворе того самого сталинского дома Надежда не спеша прошла мимо одного подъезда, а возле другого, среднего, остановилась, дернула за ручку – нет, кодовый замок...
Она отошла в глубь двора, остановилась и посмотрела на окна четвертого этажа с балкончиком.
Только в трех окнах было темно...
Надежда с оглядкой приблизилась к одной из «ракушек», но тут из подъезда вышел мужик с мусорным ведром и спугнул ее. Она отступила к качелям, проверила платочком, чисто ли деревянное сиденье, села и начала тихо раскачиваться.
И вместе с нею раскачивались три темных окна...
Потом ей стало холодно, замерзли руки на железных прутьях. Она остановила качели и принялась дышать на пальцы. На улице зажглись фонари, отчего во дворе стало еще темнее. Надежда порылась в сумочке, нашла фонарик-зажигалку, попробовала – горит. Затем осторожно пробралась к «ракушке», огляделась и, прильнув к щели, посветила...
В жестяной коробке стоял синий джип с тремя дверцами.
Она выключила фонарик, взглянула еще раз на темные окна и застучала каблучками по асфальту.
Такси возле дома не было. Надежда постояла у бордюра и направилась за угол, на более оживленную улицу, вспомнив, что заметила там остановку городского транспорта.
От рекламы и фонарей было светло, однако после темноты двора ей показалось, что фары машин слепят и выбивают слезу. Она несколько раз взмахнула рукой – никто не останавливался. Достала платок, стала промокать глаза и вдруг поняла, что это идет дождь...
Охранник так и не открыл и шагом бывшего вояки удалился в особняк. Иван пнул калитку, отошел от забора и, спрятавшись под деревья, начал осматриваться. Весь периметр забора явно находился под видеонаблюдением – на одном углу здания торчали камеры, однако с тыльной стороны к территории издательства вплотную примыкал детский сад, точнее, игровая площадка с пестрыми беседками и песочницами, устроенными в густой тени старых раскидистых лип и каштанов. А поскольку уже вечерело, но охранное освещение еще не включали, то камеры вряд ли давали ясную картинку.
Еще на глаза ему попался салон для новобрачных на противоположной стороне улицы. Иван поежился от ветра и решительно зашагал в сторону яркой рекламы.
В салоне он меланхолично пробрел мимо вешалок со свадебными платьями и костюмами, отыскал то, что требовалось, – винный отдел, а точнее, стеклянный шкаф с дорогими коньяками, знаком подозвал девицу.
Та открыла дверцу, вручила Ивану темную бутылку и сама пошла за ним – сопровождать до кассы, чтоб не слинял. Иван рассчитался, сунул бутылку в карман и направился обратно через бульвар к детскому саду.
Держась подальше, он обошел стороной детсад, выбрал место, перемахнул через изгородь и приблизился к забору. В песочнице сидели подростки, курили и пили пиво, ветер срывал листву и нес ее в сторону издательства – все на руку.
Иван потряс решетку, подождал и спокойно перебрался на территорию противника.
– Эй, мужик! – окликнули подростки. – Гляди, там охрана!
Уже под стеной особняка осмотрелся: свет горел лишь на третьем этаже, а окна первого были чуть ли не вровень с землей. Иван прошел вдоль стены в одну сторону – дверь черного хода оказалась запертой, окна закрыты. С другой стороны здания он обнаружил пожарную лестницу, висевшую над широким козырьком, прикрывающим въезд в подземные гаражи.
Он вскарабкался на козырек, поднялся по лестнице до третьего этажа – пожарный выход тоже был заперт. То же самое – на всех других этажах. Последний пролет лестницы упирался в широкий стеклянный балкон чердачного этажа, в полу которого виднелся люк.
Иван толкнул его головой – поддалось!
Высунувшись по пояс, огляделся: вокруг пальмы, карликовые деревья, какие-то южные растения – зимний сад. Он выбрался из люка, открыл стеклянную дверь – в сумрачном пространстве пентхауса было тихо и пусто. Не скрываясь, Иван обошел комнаты, наткнулся на туалет – как нельзя кстати, прикрыл за собой дверь...
Потом спустился по черной лестнице на шестой этаж – в холле горел свет, но было пусто. Иван снял плащ, попробовал открыть одну дверь, вторую, третью – заперто. Тогда он сел на мягкий диван, взял рекламный проспект книг издательства «Фатум-пресс» и стал листать...
Надежда стояла под дождем на остановке неподалеку от сталинского дома, и было не понять, плачет она или радуется дождю. Спасал теплый кожаный плащ, иначе бы давно промокла. Машины не останавливались, слепили фарами и катили мимо. Наконец подъехал троллейбус, открыл двери и задержался чуть дольше, чем обычно, – словно приглашал последнего оставшегося на остановке пассажира.
