Илья Стогов - Мачо не плачут
— А я кого отдам?
— Светку.
— Как это Светку? Нет, Светку я не отдам.
— Почему?
Эдик удивлялся искренне, как ребенок.
— Светку? Нет, не могу.
— То есть я свою женщину могу, а ты не можешь?
— Это несерьезно.
— Так ты со мной, да? Так ты с пацанами?
— При чем здесь пацаны? Ты же знаешь. Со Светкой у меня серьезно.
— То есть я поганку замутил, а у тебя — серьезно?
— При чем здесь поганка? Я на Светке женюсь. А ты на этой... («На Арине», — подсказал Эдик. «Да. На Арине», — кивнул Шут.) Ты на ней женишься?
— Конечно! Запросто! Я хоть завтра женюсь. У меня все суперсерьезно. Просто я не такой. Мне для пацанов... как сказать? Я кусок мяса из бока вырежу и на зажигалке поджарю. Если пацану нормальному надо. А ты, значит... Из-за вола, да? Эх, Володя, Володя...
Шут поднял на него глаза. Мотнул назад головой, повел плечом и одновременно несколько раз выпрямил спину. Он был настолько пьян, что казалось, сейчас его тело развалится на отдельные существа и каждое убежит в свой угол.
— Не... Я, это...
Он вздохнул. Будто всхлипнул.
— Ты шутишь, да?
Эдик улыбался и молчал. Света с улыбкой рассматривала телевизор. Телевизор у Шута тоже был новый. Довольно дорогой. Внутри экрана кто-то разевал красные рты.
— Конечно шучу. Какие разговоры? Давай выпьем. Когда я тебя обижал, Володя?
Шут выпил. Потом еще. Потом закашлялся и вышел из комнаты. Я с кем-то чокался, расплескивая водку, что-то кричал. Крепкощекая Арина задирала большую верхнюю губу. Телевизор расплывался в глазах. На столе были навалены объедки.
Я выглянул на кухню. Шут спал, упав на диван. Через несколько минут его вырвало на подушку. Я оттащил его голову чуть в сторону, чтобы он не захлебнулся. Рядом с его носом на подушке лежало золотое распятье с шеи. К металлу прилипли полупереваренные крошки.
Я снова пил. Кожаное лицо Арины уплывало все ниже. Помню след от тугой резинки трусов на ее бедре. Когда все кончилось, я почувствовал себя немного трезвее и тут же выпил. Света танцевала под орущее радио. При каждом движении ее грудь вздрагивала и шлепалась о голые ребра. Звук был похож на первобытные тамтамы.
Я захотел в туалет. Попробовал сообразить, как туда лучше попасть. Можно было пройти через кухню, но на кухне лежал Шут. Еще можно было пройти через большую комнату. Там стояли огромный шкаф с зеркалом и огромная кровать. В комнате всегда пахло книгами, уютными пуфиками и постиранным мамиными руками бельем. Подняться удалось с трудом. Открыв дверь, я нащупал выключатель.
Нагромождение тел на кровати напоминало римский барельеф. Могучие, вскормленные мясом тела. На самом верху белели чьи-то поросшие рыжеватой шерсткой ягодицы. В том, как они двигались, было что-то торопливо-собачье. Лицо Светы запуталось в кудрявых волосах чьего-то паха. Пухлую щеку поразил флюс размером с яблоко. Она не перестала двигаться, даже когда я включил свет. Ее глаза были отчаянно зажмурены. Не повышая голоса, Эдик спросил, охуел ли я?
— Чего?
— Свет выключи.
Я мало спал предыдущей ночью и много пил этой. За окном светало. Казалось, что кто-то давит на глаза большими пальцами рук. На обратном пути из туалета я поправил скрюченную голову Шута. Его все еще рвало. Комната казалась ненастоящей. В глазах проплывали детали, не способные сложиться в целое. Ощущение парения. Как ни старайся, не разберешь, что творится на плоском экране твоего зрения. На диване кто-то чихал, хихикал и тискался. У парня единственной одеждой были задранные на лоб модные очки.
Потом в гостиную из кухни вышел Шут. В прожекторах рассвета плавали пылинки. Радио молчало. Было слышно, как жужжат мухи. Лето — это всегда проснуться от пыльного солнца и услышать мушиное жужжание.
— О-о-о! Володька! Ты как? Наконец-то! Ну-ка налейте Вовану!
— Привет.
— На, выпей!
— Не, пацаны. Не, погодите.
— Да ладно! Выпей, легче станет!
— Не могу. Погодите, пацаны. Что-то я опять... это самое...
Вместе с ним в комнату вполз кислый запах рвоты. Лицо Шута выглядело как нефритовая ацтекская маска.
Он сел на диван.
— Худо мне, парни.
Все сидящие за столом были голые. Только на Эдике были широкие сатиновые трусы. Слева от меня сидела Света. Ее соски напоминали прошлогоднюю черешню. Может быть, даже позапрошлогоднюю. Света курила и пьяными глазами смотрела на пальцы ног. Под взглядом хозяйки те старались особенно не шалить.
Шут икнул.
— Что-то у нас огурчики кончились. Принеси, Света. Знаешь, где лежат?
Света стряхнула пепел. Попасть в пепельницу не удалось. Сигарета совершила сложный вираж над полированным столом.
Шут далеко задрал голову и попробовал сфокусировать глаза.
— Света! Огурчиков, говорю, принеси!
— Огурчиков?
— Да. Они там... На дверце. Знаешь?
— Огурчики? Засунь в жопу свои огурчики!
Все внимательно смотрели на них. Даже мухи притихли и насторожились.
— Где ты был? Блевал? Полудурок! Огурчиков захотел? Не вырвет от огурчиков-то? Засунь свои огурчики в жопу!
Шут морщил пьяный лоб. Он не понимал, что происходит. Света плевалась и выкатывала глаза.
— Огурчиков! Мудак! Посмотри на себя! На хрена ты опять нажрался, как скот?! А?! Ты нажираешься каждый день! Не надоело? Огурчиков! Почему я должна приносить этим скотам огурчики? Ты кормишь их огурчиками, а сам блюешь, тебе ЭТО нравится?! Вся квартира провоняла твоей блевотиной! Ты ПОСТОЯННО блюешь! Я устала стирать твое белье! Понимаешь, мудило?
— Чего ты? При всех-то зачем?
— Ты их стесняешься? А знаешь, как они тебя называют? Шут! Ты для них Шут, понял? Ты хуже, чем Шут! На эти огурчики ты проебал все деньги! Где твои деньги? Покажи деньги, огурчик! Блевун! Ты все! все! все! проебал...
У Светы было пьяное перекошенное лицо. Как будто ее показывают по плохо настроенному телевизору.
— Чего ты молчишь?
— Голова болит.
Шут задрал на нее жалобные глаза.
— Честно болит. Не кричи. Принеси огурчиков. А мне — рассола. Ты же знаешь, я не могу много пить.
— Зачем пьешь, раз не можешь?
— «Зачем» — что? Зачем я пью? Я не пью. Принеси рассола. А почему ты голая?
— Член сосала.
— Прекрати.
— Почему? Думаешь, шучу? Вот у этого сосала... и у Руслана. Не веришь?
Она через плечо тыкала в парней ярким ногтем. Он был похож на точку лазерного прицела.
— Прекрати.
— Ты думаешь, я шучу? ТЫ ДУМАЕШЬ, Я ШУЧУ?
Она тазом вперед сползла с дивана. Положив толстую некрасивую грудь себе на колени, стащила с Эдика трусы. Светлый затылок мелькал у меня в глазах, как колесо, которое, если смотреть пристально, всегда крутится в обратную сторону. Прядка ее волос прилипла к эдикову члену. Света вынула его изо рта и ногтями пощипала себя за язык. Ее глаза были снова отчаянно зажмурены. Член был серый и маленький. Он норовил выскользнуть из руки и уткнуться хозяину в бедро. Так маленькие дети прячутся за спину родителей от страшной собаки.
— Света! Хватит!
Она замерла. Словно всей спиной прислушиваясь к тому, что происходит.
— Иди за рассолом!
Лицо Шута сползало на пол, как выплеснутый на стену желток. Света поднялась на ноги. Солнечные квадраты похотливо гладили ее кожу.
— Что скажешь? Понравилось?
— Иди на кухню.
— Это все?
Эдик щелкнул резинкой трусов и сказал, что действительно... огурчики были бы супер... вон, еще и водка осталась.
Света наотмашь вытерла губы. Повернулась и ударила Эдика по лицу.
— Не понял?
Она качнулась и еще раз ударила Эдика. Он защитился рукой. Хороший боксер никогда не пропустит два удара подряд. Света выдернула руку и треснула его ногой по лодыжке.
Все замерли.
Эдик сказал: «М-мда».
Мутный дым сигареты переливался в утреннем солнце. Он закручивался водоворотиками и расслаивался, как плохо взбитый коктейль. Казалось, что вышедший на рок-сцену Эдик сейчас споет. Я подумал, что сломанный нос, как правило, не идет девушкам.
Эдик аккуратно, чтобы не уронить пепел, поднес руку с сигаретой к пепельнице. Щелкнул по ней пальцем.
— Ладно. Пойду я.
Все смотрели на него и ждали. Он потянулся за джинсами.
— Не думал я, Володя, что так все выйдет. В твоем-то доме!
— Погоди, Эдик!
— Чего тут ждать? Заехал, понимаешь, к товарищу.
— Да погоди ты!
— Чего ждать, Володя? Чего ждать? Ты же сам все видишь!
— Не, ну ты чего? Ты думаешь... Света, ты чего?
— Пошли, пацаны.
Шут покачивался на тонких волосатых ногах. Парни начали вставать с кресел. У них были обиженные лица. Эдик, шлепая рукой по дивану, искал рубашку.
— Да куда вы собрались-то? Парни! Это самое... Светка!
— С волом не можешь справиться?
Шут повернулся к Свете. Потом еще раз оглядел комнату. У него была большая и сильная рука. Мне показалось, что Света упала еще до того, как он ее ударил. В воздухе мелькнули длинные голые ноги. Словно растопыренные в знаке «Victory» пальцы.
Спиной она угодила прямо на стол. Что-то звякнуло. На книжные шкафы брызнул маринад. Лежащая в осколках и объедках Света напоминала фигуру на ростре фрегата. Корабль не выдержал тяжелого плавания и на всех парусах шел ко дну. Спустя очень длинную секунду вслед за ней на пол свалился низкий стульчик.
