Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
— Что? Какая Надежда Юрьевна? Да объясните мне все это! — в отчаянье закричал Пирошников. Он вскочил с дивана и стал лихорадочно шарить по карманам, разыскивая сигареты. Сигареты не обнаруживались, поскольку находились в кармане пальто. Вспомнив об этом, наш герой рванулся к двери, где на гвозде висело лишь пальто бывшего незнакомца, а теперь Наденькиного мужа, и остановился на полпути в полной растерянности, ибо своего пальто на гвозде не увидал.
— Где пальто? — спросил он озадаченно.
— Да вот же оно, на диване, — отвечал его собеседник, находясь, должно быть, в крайнем изумлении.
— Ах да, — Пирошников, нахмурясь, подошел к пальто и извлек из кармана сигареты. Тут он вспомнил, что спичек нет, а вспомнив это, припомнил и разговор на лестнице с кожаным человеком, так что у него сразу отпала охота вообще упоминать о спичках. Однако предупредительный Наденькин муж, заметив его затруднение, сказал, что спички есть в кухне, а затем сам их и принес. Пирошников наконец закурил.
— Так что вам объяснить? — участливо и почти соболезнующее предложил свои услуги новый знакомец. — Кто такая Надежда Юрьевна? Это Наденька, ну Наденька же, вспомнили?
— Вспомнил, — мрачно отвечал наш герой. — А дверь-то где?
— Какая дверь?
— На улицу дверь! Из подъезда дверь! Наружу дверь! Внизу! — отчетливо, как глухому, выговорил Пирошников.
— Она внизу и есть, — все более недоумевая, отвечал бестолковый муж. Но, ответив так, он вдруг с приступом еще более сильного любопытства посмотрел на молодого человека и смотрел так с минуту. Закончив свои наблюдения и придя, по всей вероятности, к какому-то выводу, он придвинул к себе стул, сел на него и только потом спросил, как спрашивает врач, уверенный в своем диагнозе:
— Что, лестница?
Пирошников кивнул. Наденькин муж присвистнул тихонько, а наш герой, как ни был он взволнован и расстроен, отметил про себя, что, слава богу, не все еще потеряно. Он-то уже почти готов был поверить в собственное помешательство, но вот, оказывается, нашелся и человек, знающий про лестницу и собирающийся даже о ней рассказать.
И действительно, Наденькин муж, еще раз испытующе на него взглянув, начал говорить.
— Значит, и вы тоже?.. Так-так-так… Это забавно. Простите, я сам это пережил когда-то и понимаю, что для вас это отнюдь не так забавно. (Тут он усмехнулся, подняв глаза к потолку.) Тогда давайте познакомимся.
Они познакомились, причем выяснилось, что Наденькин муж носит фамилию Старицкий, а зовут Георгий Романович. Не забыл он и упомянуть, что является кандидатом филологических наук.
«Интеллигент, пропади он пропадом!» — с неожиданной злостью подумал Пирошников и снова присел на диван. А интеллигент повел свой рассказ круглым голосом, снисходительно и одновременно участливо поглядывая на молодого человека.
Георгию Романовичу было на вид под сорок, он выглядел, что называется, солидно, чему способствовали безукоризненный костюм с крахмальной сорочкой, впрочем, отнюдь не выделяющийся цветом или покроем, и манера в разговоре закатывать глаза, как бы читая некий текст, написанный на внутренней стороне лба.
Рассказ содержал в себе краткую историю появления Георгия Романовича в этом доме и в данной комнате, что имело место года три назад и при обстоятельствах весьма сходных с нынешними приключениями Пирошникова.
Отличие заключалось в том, что Георгий Романович попал на злополучную лестницу по своей воле и вполне сознательно, ибо в этом доме и именно в этом подъезде проживал и проживает сейчас профессор Н., которому в то утро нес свою только что оконченную диссертацию специалист по прозе 30-х годов Георгий Романович Старицкий.
Бывают же казусы на свете! Представьте себя молодым и преуспевающим ученым, только что изучившим до ниточки творчество известного и уважаемого писателя и, более того, написавшим об этом творчестве труд страницах на двухстах; представьте ваше удовлетворение по сему поводу; представьте, наконец, момент, когда почти все уже позади и вы с душевным трепетом несете свои двести страниц на высший суд профессора, как вдруг вас хватает и крутит какая-то идиотская лестница, начисто сметающая все ваши представления о реальной действительности. Вы тычетесь, как котенок, в различные двери, однако нужной двери не находится, вы подозреваете, что ошиблись этажом и спешите подняться выше, потом еще выше — господи! Насколько ж высоко можно подняться? — затем вы начинаете понимать, что адрес, видимо, не тот, но не тут-то было! Лестница уже держит вас мертвой хваткой, так что со страха слабеют и разжимаются пальцы, дотоле крепко державшие портфель с драгоценной диссертацией, а частые стуки сердца подступают к самому горлу.
— Я первым делом подумал о перенапряжении последних дней, — продолжал Георгий Романович, — постарался взять себя в руки и позвонил в первую попавшуюся квартиру. Я рассчитывал найти телефон и вызвать медицинскую помощь. Мне открыла женщина, которая, выслушав мою просьбу позвонить и жалобу на недомогание, подозрительно оглядела меня и сказала, что телефона в квартире нет. А я в этот момент действительно почувствовал себя очень и очень плохо. Кружилась голова, во рту пересохло, колени дрожали…
Наденькин муж вздохнул, заново переживая тот ужасный миг, и сделал паузу, во время которой пробарабанил пальцами на столе некий сложный ритмический рисунок.
— Но тут сзади подошла Наденька. Она как раз возвратилась с работы. Женщина, открывшая мне дверь, объяснила в двух словах ситуацию, и Наденька, сказав, что она медсестра и может оказать помощь, ввела меня в квартиру, а потом в свою комнату. И здесь, стыдно признаться, силы меня покинули, и я упал в обморок. Да, в самый что ни на есть пошлый девичий обморок! Очнулся я от запаха нашатыря. Тело было как ватное. Наденька хлопотала, я заявил, что мне нужно идти, тогда она вызвалась проводить меня на улицу и взять такси. И что бы вы думали?
Георгий Романович победительно взглянул на Пирошникова, который был весь внимание, и продолжил изложение фактов. По его словам, присутствие Наденьки на лестнице ничуть положения не изменило. Когда они шли рядом, лестница продолжала свои фокусы, а лишь Наденька отрывалась от Старицкого и находила выход, Георгий Романович терял ее из виду и никак не мог приблизиться, хотя голос слышал отчетливо. Пришлось вернуться в комнату, чтобы там обсудить положение. Наденька, приняв причуды лестницы без особенных волнений как нечто данное, предложила Георгию Романовичу пока отдохнуть и выждать. Она выразила даже уверенность, что все пройдет само собою. Георгий Романович, напротив, был в растерянности и повторял, что «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Этой бессмертной фразой он несколько поддерживал свой дух, ибо в ней слышалась самоирония человека, не потерявшегося даже в такой головоломной ситуации.
По мере того как рассказчик приближался к развязке, наш герой испытывал все большее нетерпение. Две вещи волновали его: во-первых, каким образом Георгию Романовичу удалось-таки вывернуться из этого дурацкого положения и обрести прежнюю свободу передвижения, а во-вторых, как много времени он на это затратил? Неужели целых три года? Или, может быть, он давно уже покинул этот дом?
— Я остался жить у Надежды Юрьевны, — несколько даже скорбным тоном продолжал кандидат наук. — Через некоторое время она стала фактически моей женой, хотя мы не прекращали попыток выйти из этого дома. Знаете, мужчине необходимо… — как бы извиняясь, выразительно оборвал свою речь Георгий Романович. — Да и вы, вероятно, тоже…
«Вот еще», — пробормотал Пирошников, припомнив глаза Наденьки.
— Впрочем, не знаю, не знаю… Здесь очень трудно загадывать, — засомневался интеллигент.
— А почему вас не разыскивали? — спросил Пирошников подозрительно. — Почему милиция, например, вас не выселила?
— Отсюда нельзя выселить, — веско проговорил Старицкий. — Отсюда можно уйти.
— Но как же? Как? Что вы тянете кота за хвост? — вскричал наш герой.
Старицкий коротко и благодушно рассмеялся. Его житейская опытность и в особенности опыт, связанный с лестницей, давали ему несомненное преимущество.
— Видите ли, молодой человек… Есть много различных способов выйти отсюда. Можно, например, сейчас встать, одеться, спуститься по лестнице — и вы на улице. Вы пробовали, этот способ вам не годится, не так ли?
Пирошников уже почти с ненавистью смотрел на мужа Наденьки.
— Можно прыгнуть из окна, но, сами понимаете, это не выход. Вот между этими, так сказать, крайними случаями лежат все другие возможности. Некоторые из них вы испытаете, как испытал в свое время я.
Георгий Романович скрестил руки на груди, откинувшись на спинку стула. По всей вероятности, в данный момент он наслаждался и растерянностью молодого человека, и своей информированностью, если можно так выразиться, и, наконец, тем, что сам он давно уже покинул пределы этого дома. А Пирошников, встав с дивана, подошел к окну, как бы заново оценивая высоту над тротуаром. Потом он повернулся к Старицкому и, стараясь говорить как можно более спокойным и даже небрежным тоном, спросил: