Алексей Иванов - Общага-на-Крови
Отличник молчал. Ванька поглядел на сигарету в прыгающих пальцах.
— Игореха, конечно, правильно поступил, что побежал к Гапону резкость навести, — продолжил Ванька. — Но вот делать этого он не умеет, начал сопли на кулак мотать… А не успел бы я, так завтра на студсовете Гапонов сказал бы, что Камин-ский первым полез, Говнорезов бы подтвердил, а Игореха не стал бы ничего объяснять, чтобы Нельку выгородить. И меня с Игорехой на пару завтра турнули бы из общаги. К тому же Гапонов Игорехе здюлей бы навешал, а потом с полным правом опять на Нельку полез и началась бы форменная коррида.
Ванька докурил и ввинтил окурок в стену.
— Игореха, конечно, отличный человек, но слабоват. Он ставку делает только на свою любовь, а это слишком шатко для нашей долбаной жизни. Он думает, что коли с бабами он Александр Македонский, так и в остальных случаях всех победит и на хер пошлет. А разным Гапоновым на его любовь насрать прицельно с пожарной каланчи. Поэтому я и встрял. Хотя по уму мне эта склока — как для жопы дверца…
Ванька, выговорившись, спрыгнул на пол и поглядел на руки.
— Вроде не дрожат больше. Значит, не психую… Пойдем домой, отец. Сейчас Игорехе надо будет еще клизму поставить.
Игорь с Ванькой сначала поругались, потом помирились, потом ходили в двести двенадцатую к Нелли и Леле, потом решили купить вина и устроить общий ужин, потом поставили вверх дном всю комнату, разыскивая пустые бутылки, чтобы сдать их, потом наконец уперлись в гастроном, успев перед уходом опять разругаться. Отличник же решил снова сесть за учебу. Передряги передрягами, а сессия сессией, и экзамен приближался.
Но погрузиться в учение с головой ему все равно не удалось. Сперва пришел за сигаретами Вадик Стрельченко. Потом по душу Игоря вновь явилась Марина Савцова. Потом кто-то искал, где живет какой-то Бобылев. Потом пришла успокоившаяся Нелли и, ругаясь, долго рылась в продуктовой тумбочке, выбирая что-нибудь на ужин. Потом снова пришла Нелли и, ругаясь, выгнала Отличника из-за стола, чтобы достать тарелки. Потом притащился однокурсник Отличника Максим Зимовец и долго, с унижением и угрозами, выпрашивал учебник. Потом опять пришла Нелли и, ругаясь, забрала соль. Потом в гости завалился Борька Аргунов и, видя, что никого нет, а Отличник занят, разлегся на Ванькиной койке и начал курить. Покурив и не дождавшись внимания, он за гриф, как убитого гуся за шею, подтащил к себе гитару, смел рукой накопившийся от бездействия на струнах музыкальный мусор и заиграл похоронный марш. Тогда Отличник не выдержал.
— Все, Аргунов, — вставая и собирая тетради, подвел он итог. — Не могу я больше в этой проходной учиться. Выметывайся — я запираю комнату и ухожу в читалку.
Читалка находилась на первом этаже. Отличник пошел туда через вестибюль, где на вахте бабку Юльку уже сменил какой-то студент из подрабатывающих старшекурсников. Читалка представляла собой большой, совершенно голый зал, полностью заставленный ученическими партами. За ее окнами в узком скверике вдоль общаги молодые мамы катали коляски и курили сигареты.
В читалке, несмотря на то что в сессию здесь собиралось много народу, стояла благоговейная тишина, нарушаемая лишь осторожным шорохом затекших ног, шелестом страниц и редким шепотом, столь тихим, что он почти превращался в телепатию. Отличник сел подальше от дверей за парту с красивой однокурсницей Милой Северьяновой и наконец-то полностью ушел в учебу.
Он просидел в читалке два или три часа, и его лишь дважды оторвали от занятий: один раз собрала конспекты и ушла Мила, другой раз, пригибаясь, словно под обстрелом, к Отличнику пробрался Игорь и сказал, что Нелли и Леля зовут его перебирать гречку. На это Отличник ответил, что он с утра мыл посуду, а некоторые дрыхли, и пусть они теперь сами перебирают гречку, а он будет учиться, потому что поступал в институт не для того, чтобы мыть посуду за тех, кто ночью шляется по бабам или вышибает двери, и не для того, чтобы перебирать гречку, а чтобы получать высшее образование. Прослушав гневную отповедь Отличника, Игорь, так же пригибаясь, убежал.
Отличник еще некоторое время сидел и читал, и тут за ним пришла Леля.
— Отличничек!.. — театральным шепотом прокричала она и от ужаса округлила глаза. — Мы все уже за стол садимся!..
— Иду-иду, — покорно согласился Отличник, собирая тетради.
Общага переживала последний предсонный всплеск жизни. Двери ее хлопали, пропуская вереницы жильцов и гостей. В вестибюле у телефона-автомата маялась очередь. Со студентом-вахтером уныло ругалась какая-то девушка по поводу журнала, который у нее то ли свистнули со стола вахты, где обычно лежала выписанная студентами почта, а то ли вообще не принесли. На главной лестнице была суета, на черной — голоса, смех и дым сигарет. Балконы усеяли курильщики, как воробьи — телеграфные провода. На кухнях шипела вода в кранах и могуче трещали на плитах сковородки. Из блоков доносился футбольный гвалт и захлебывающаяся скороговорка телекомментатора. Отличник шел по этим лестницам и этим коридорам, о чем-то несущественном болтая с Лелей, и ощущал, что он гаснет, растворяется, наполняя собой общагу, и его осязание становится вечным общажным сквозняком, его зрение смягчается прозрачными сумерками ее помещений, слух его превращается в голоса, смех, хлопанье дверей, кухонный шум, и душа его вмещает в себя всю вселенную общаги с ее радостью, разочарованием, первой любовью, надеждой и болью. Отличник шел и чувствовал, что он любит, бесконечно любит общагу.
В двести четырнадцатой Ванька, Игорь и Нелли уже сидели возле стола. На подоконнике теснились четыре бутылки, сипящий электрочайник и две кастрюли, у одной из которых из-под крышки валил пар. Ванька ковырял штопором в пробке пятой бутылки. В комнате все было синим от вечера и сигарет.
— Ты, блин, уже заколебал всех!.. — закричал Отличнику Ванька.
— Приперся все-таки… — проворчала Нелли с выражением глубочайшего неудовольствия.
Леля за плечи усадила Отличника и, целуя его в макушку, с вызовом сообщила:
— Он хороший, да! А вы все дураки.
Ванька вскочил, сдвинул четыре стакана и разлил вино.
— Лелька, где у этого чучела бутылка? — спросила Нелли, и Леля, спохватившись, попросила Игоря:
— Игорек, достань там из-за шторы лимонад Отличнику.
— Может, винища, харя? — подмигивая, спросил Ванька.
— Сами пейте вашу бурду, — отозвался Отличник.
— Это не бурда, Отличничек. Ванечка «Алиготе» купил.
— Пусть лимонад пьет, — строго велела Нелли. — Во-первых, неполовозрелым детям вино противопоказано. Во-вторых, он денег не давал. Кстати, Отличник, с тебя два рубля. А в-третьих, хоть один нормальный человек будет среди ваших пьяных рож.
— Радость моя, ты бы лучше занялась тарелками, — ласково попросил Игорь.
— Не ори на меня! — сурово осадила его Нелли.
— Ну, понеслась… — вздохнул Ванька. — Давайте по пять грамм.
— Дождись Нелли, — придержал его Игорь.
— Подлец! — с пафосом сказала Нелли, столовским жестом кидая перед Ванькой тарелку с гречневой кашей и двумя сосисками.
Ванька плотоядно понюхал сосиски, блаженно засопел и обнял Нелли.
— Ты пищевая проститутка, Симаков! — отбрила его Нелли. — Ты женщинам за пищу отдаешься. Убирай из моего уха свою позорную бороденку.
— Ни одного поцелуя без любви, Нелечка! — поддержала ее Леля, раскладывая всем салат.
Наконец Игорь поднял стакан и, потупившись, замолчал.
— Не тяни, отец! — застонал Ванька. — Душа горит!..
— Давайте выпьем за нас, — веско сказал Игорь. — Чтобы мы всегда были вместе и чтобы нам вместе всегда было хорошо.
Все выпили и переключились на тарелки.
— Чего это, Симаков, ты сегодня хорошее вино купил? — спросила Нелли, рассматривая бутылку на подоконнике.
— Это я собезьянничал, — с полным ртом сообщил Ванька. — В гастрономе в очереди передо мной мужик на свадьбу покупал целый ящик «Алиготе». А я что, не жених? Ну и взял тоже. Что крестьянин, то и обезьянин.
— По-моему, чуть-чуть недосолено, — поделился наблюдением Игорь. — Солнышко, подай соль, будь добра…
— Неблагодарная свинья, — подавая соль, сказала Нелли, которая солила кашу. — Больше никогда ничего не получишь.
— Ладно, хватит жрать, — неожиданно быстро сказал Ванька. — Пора погреться. — Он схватил бутылку. — Как говорят французы, «либерте, фратерните, „Алиготе"».
— Не гони коней, Иван, — предостерег его Игорь.
— Пьяница-пьяница, за бутылкой тянется, — поддразнила Леля.
Ванька снова начал разливать. Отличник с изумлением заметил, что из его тарелки уже исчезли салат и обе сосиски.
— Ну ты, Ванька, и горазд жрать, — сказал он с уважением.
— Ем быстро, — ответил Ванька.
— И много, — добавила Нелли.
