Михаил Башкиров - Реликт
Он постоял, как бы привыкая к этой тишине, к этой прозрачности… Вдруг заметил еле приметную тропинку, припорошенную снегом, и пошел по ней. Тропинка метнулась в кусты, выскочила на поляну, окруженную разбросанными березами, и пропала.
Посреди поляны стоял какой-то металлический каркас. Приглядевшись, Андрей понял: это оградка, и только тогда вспомнил слова Семена Карповича о партизанской могиле.
Он подошел поближе. Все пространство вокруг оградки было покрыто густой травой: снег — и белесые засохшие стебли; снег — спутанные жесткие листья. И сам едва заметный холмик внутри оградки тоже был скрыт, и лишь железная ржавая тумбочка выделялась на фоне берез, которые где-то там, в глубине, смыкались туманной завесой.
С трудом размотав толстую проволоку, Андрей дернул на себя перекошенную калитку. Оградка вздрогнула и заскрежетала.
Андрей навалился на калитку, и она с противным скрипом открылась внутрь. Он вошел. Под ногами захрустело. На потемневшей табличке еще угадывались кое-какие фамилии да имена.
Из-за деревьев вылетели две вороны и пронзительно закаркали. Андрей достал из сумки карту, отметил нужное место крестиком.
А если бы не Семен Карпович, то явно пропустил бы, не заметил. Все бы заутюжили, сровняли с землей. Надо будет председателю сказать. Может, приведут в порядок… Хотя кому какое дело до нее, когда она в такой глуши — была бы поближе… А Федор — хоть бы словом обмолвился; да и сюда, видно, не захаживает…
Андрей постоял еще немного и выбрался из оградки.
На этой стороне массива камень появился почти на таком же уровне, как и вчера. Прежде чем добраться до плоской вершины водораздела, Андрей выкопал три прикопки и оформил столько же перечеток. Здесь лиственницы попадались довольно часто, а в почве увеличилось содержание гумуса. Взобравшись по склону, наткнулся на толстую поваленную лиственницу. Оседлал ствол, каблуком сломал остроконечную ветку — от удара она разлетелась на упругие кусочки — и расстелил перед собой карту.
Хороший массивчик получается. Гектаров на сто вытянет, если не больше. Надо будет вечером прикинуть палеткой. И конфигурация вырисовывается классическая, только вот могилка та останется родимым пятнышком. Вот вернусь — похвастаю Федору, пусть поерепенится, а то слег не вовремя. Угораздило же — и все из-за дурацкого характера. Зря выкаблучивался…
Андрей слез с валежины, постоял — и вдруг вместо того, чтобы взять вправо, перевалил водораздел и стал спускаться по северному склону, хотя там ему делать было нечего. Склон оказался крутой, густо заросший осинником, внизу чернели пятна хвойных, то и дело мелькали рыжие выступи обнажений.
Тормозя сапогами, упираясь лопатой, Андрей скатывался вниз. Колючие ветки успевали стегнуть по лицу, но он не обращал на них внимания. Там, далеко внизу, что-то заманчиво светлело среди стволов за лавиной кустарника.
Сенокосы открылись сразу. Они казались флагами, нанизанными на нитку пересохшего ручья. Редкие зароды вырисовывались эмблемами на подтаявшем снегу. Сенокосы уходили вдаль, раздвигая черный ерник и отбрасывая березы к подножью склонов.
Вот на чем держится благосостояние Федора — с помощью сердобольных механизаторов, «не любящих» выпить. Он им и гостиница, и магазин, и баня — наверняка… А председатель прав, подзапустили здешние угодья. С такой площади собрать так мало сена! Вон, зароды по пальцам можно пересчитать.
Андрей достал карту, журнал и приготовил карандаш.
Великолепная идея. Эти сенокосы надо окультурить: перепахать, подсеять травку. Конечно, председателю подавай работы подороже, в первую очередь — освоение, но ничего, стерпит и это… Зато насколько перекроется план, а там, глядишь, премию подвалят… А обследование сенокосов можно провести прямо отсюда, благо, все как на ладони. Попробуй потом докажи, что там никого не было… Вот с образцами? Если спуститься, выкопать одну прикопку, а взять пять образцов? Шикарнейший финт.
В прошлый месяц к нему на проверку приезжал начальник отряда. В первый же день они поперлись в лес. Начальник побродил среди деревьев, полистал его журналы, помозговал над перечетками, спросил про площадки. Андрей честно признался, что расчеты приблизительные. «Главное чтобы камня не было, — сказал начальник, — и за рельефом следи, а деревья — это дело хитрое. Вон в соседнем районе бабы и площадки закладывают, а толку… Измучился с ними, все пересчитывать пришлось. То ли у тебя… Только не зарывайся. Соображай».
Андрей обещал соображать.
Остальные пять дней они просидели с удочками на реке.
Через час Андрей возвращался в деревню, довольный собой. Как он и предполагал, в единственной прикопке оказалась нормальная почва, и следовало ожидать, что так по всей цепочке сенокосов. Сидя на склоне, он изрисовал всю карту пометками. Кое-где срезал кустарник, кое-где убрал десяток лиственниц — их было прекрасно видно сверху. От себя добавил двадцать пней большого диаметра — на сенокосах всегда остаются при, а где пни, там и валежины…
За полтора дня он сделал уже недельный план.
Но пока карабкался по склону, пока тащился через березняк, хорошее настроение улетучилось. Снова захотелось есть.
Когда он, злой и голодный, ввалился в дом, Федор еще лежал. Увидев Андрея, хозяйка всплеснула руками и запричитала:
— Ой, ты же у меня голодненький!
Наконец-то дошло до старой — или Федор мозги вправил?
Вскоре он был сыт и вполне доволен. Хотелось растянуться на раскладушке и подремать, но неугомонная хозяйка позвала к Федору. Андрей прошел в спальню и здесь, на широкой кровати за цветной занавеской, увидел разметавшегося деда. Тот с трудом разлепил глаза и тихим, просящим голосом сказал:
— Друже, подсоби по хозяйству, старухе одной не совладать.
— Конечно, конечно…
— Она скажет, что надо делать, она скажет… — Федор закрыл глаза и больше не промолвил ни слова: лишь сиплое, неровное дыхание вздымало грудь.
Андрей постоял минуту рядом с постелью и вышел.
Дело-то попахивает гнильцой…
Остальное время, пока не стемнело, Андрей возился по хозяйству. Варил картошку в больших чугунах, толок ее в шайке поленом, сыпал туда муку, перемешивал и полученную бурду таскал в грязных ведрах в загончик, где верещали три голодные свиньи. Они беспокойно метались и рыли землю. Пока Андрей выливал ведра в корыто, они толкались рядом, пытаясь сбить его своими крутыми боками. Он пинался налево и направо, а свиньи дружно напирали, отчаянно хрюкали, переходили на визг.
Потом Андрей поил корову, бычка и пегую телку, бросал им сена и даже попробовал старыми вилами вычистить настил от свежего навоза. Под конец он почти одурел от хрюканья, мычанья и вони: ему хотелось только одного — добраться до раскладушки.
Ночью Андрею снилось огромное стадо голодных свиней. Они очумело метались по деревне, пожирая всех подряд. Мощные рыла опрокидывали дома, сбивали заборы, выворачивали с корнями деревья. А он бежал впереди стада в костюме официанта, низко кланялся и приговаривал: «Сюда, пожалуйста». Но вот споткнулся, упал в холодную грязь, и что-то жесткое и тяжелое сдавило его…
Андрей проснулся, выпутался из-под одеяла и перевел дух. В комнате стариков тоскливо горела лампа. Свет тонкой чертой пробивался сквозь портьеры и почти доходил до раскладушки. Было слышно, как постанывает Федор. Андрей перевернул подушку и заснул.
Утром его растолкала хозяйка, накормила, и он опять «запрягся». Свиньи встретили его как старого знакомого и нетерпеливо дожидались у корыта своей порции. Он заорал на них — в ответ лишь жадное чавканье.
С рогатыми все-таки полегче. Да и видок у них вполне интеллигентный. И мычат почти по-человечески, а эти дуры только жрут, жрут, жрут!
Разделавшись с «интеллигентами», Андрей решил собраться и смыться в поле. Но в комнате его ждала старушенция. Он схватил со стены сумку.
— Поработать надо, план горит.
Она, не понимая, смотрела на него.
— А деду антибиотики надо давать, таблетки — может, у вас завалялись где-нибудь? Антибиотики, понятно?
— На все воля божья… — сказала она еле слышно. — Видно, и его час пришел…
— Вот влип, — сказал он и стремительно выскочил в сени.
Андрей подошел к краю террасы, швырнул лопату подальше и стал спускаться. Сапоги соскользнули, он съехал вниз и бухнулся на четвереньки. Полевая сумка рванулась вперед, больно ударила по руке.
Вскочив, он обтер ладони о штаны и повернулся к обрыву. Прямо перед ним — стенка, вся в белесых натеках, ни черта не разобрать. Он подобрал лопату и начал остервенело срезать слой за слоем, Скоро определилось четкое разделение на горизонты. Отчетливо стала видна прослойка галечника.
Если так по всей долине, то хорошего мало. Можно, конечно, заменить вспашку дискованием… Да что гадать — надо посмотреть, пойма есть пойма.
