Слава Сергеев - Я ваш Тургенев
Кстати, я забыл сказать, что про ту «волгу», на вопрос, почему он не купит себе иномарку, ведь это плохая машина, - он также назвал себя консерватором.
Шофер куда-то запропастился, мы остановились на тротуаре, и он закурил. Я вспомнил наш спор и, наполовину шутя, спросил: а ваш кабинет не прослушивается?
- Вам лечиться надо! - сердито сказал он. Потом добавил: - Мне плевать. Мои взгляды всем известны, я их не скрываю. Газеты там, - он неопределенно показал куда-то вбок рукой, - читают регулярно.
- Какие взгляды? - спросил я. - Те, что вы мне только что излагали?
- Я пишу всю правду, - сказал он - а те ошибки, о которых вы говорите, совершаются не по злой воле, а от известного, многовекового русского идиотизма и расп..дяйства.
Появился шофер, довольно симпатичный пожилой дяденька, правда, с каким-то смазанным, невыразительным лицом. Поздоровался. Пошел в гараж выводить машину. Я вспомнил, как Н. Н. ругался несколько лет назад на шофера и спросил, нашел ли он то, что искал.
- Это уже четвертый, - сказал он. - Пока я доволен. Но у него хорошая школа - это бывший горком КПСС.
- По вашей версии, - сказал он немного погодя, - мой шофер тоже должен быть оттуда, - он усмехнулся, - и в машине мы, естественно, разговаривать не можем, так как там тоже есть микрофон… Куда вас подвезти?
Я спросил, куда они едут, и попросил меня высадить у одной новой кофейни в центре. Мне хотелось как-то смазать, разбавить довольно невеселое ощущение, которое у меня возникло от разговора с ним. Наверное, я действительно воспринимал его как старшего товарища и потому было довольно грустно и неожиданно наблюдать такие изменения. Мне хотелось приглушить это ощущение чем-нибудь современным, бодрым, вы будете смеяться, - несоветским. Еще я подумал, что если бы кто-то мне сказал еще лет пять назад, что от него будет возникать такое ощущение, то я бы посмеялся, конечно. Я не вспомнил, что я же сам хотел, чтобы он меня успокоил, сказал что-то оптимистичное, ободряющее.
Вот он и сказал. Согласно времени и месту.
Разговор в машине, несмотря на то что ни он, ни даже я, естественно, всерьез не верили в то, что шофер обязательно должен быть оттуда (что за бред, в конце концов!), получился какой-то странный. Мы оба напряглись и разговаривали то ли как Штирлиц с Борманом в фильме «Семнадцать мгновений весны», то ли как Балаганов и Бендер в кабинете председателя Арбатовского горисполкома. Как-то напряженно и все время имея в виду кого-то третьего, но я сейчас даже не могу понять кого. Не шофера же!.. Говорили вроде бы о книгах, но, повторяю, как-то странно. Он стал ругать издательство «По краям», обозвал их леваками (он в тот раз часто употреблял этот эпитет) и сказал, что ему не нравится Сорокин, которого они издают тоннами, причем, заметьте, не нравится как писатель, и все!
- А те, кто его травил (тогда как раз был свеж в памяти скандал вокруг «Голубого сала»), - идиоты, - добавил он. Но тут же сказал после паузы: - Но политики в этом ноль, если кто думает, что за травлей Сорокина стоит политика, - он тоже идиот.
А я - я не возражал ему (?!) и даже почти согласился, хотя и заметил робко, что философская-то серия у них была ничего, а? И он с этим тоже согласился.
Странный был разговор, я почему-то не напомнил ему о нашем давнем диалоге про «По краям», когда он хвалил писателя В-та и жалел, что «По краям» никогда им не заинтересуется, причем не напомнил именно из-за этой дурацкой, овладевшей нами скованности, хотя ведь какое кому нравится издательство - это совершенно безобидная вещь, а? Ну и что, что они издали Сорокина, ведь, в конце концов, все это только книги!.. Книги, не больше!.. О моей будущей работе мы почти не говорили.
На Тверской, у книжного магазина «Москва» шофер притормозил, и мы довольно прохладно расстались. Он вышел на тротуар и, простившись со мной, сел рядом с шофером. Когда машина отъехала, я обернулся и увидел, как он, размахивая руками, что-то говорит шоферу. Я понадеялся, что не обо мне. Не будет же он с каким-то шофером обсуждать старых друзей и идейные расхождения с ними!..
Я помню, что в тот вечер у меня было очень неважное настроение. Все-таки, согласитесь, от кабинета в самой либеральной газете страны до издевающегося над русским народом Шендеровича - немаленькая дистанция. Я прошелся по весенней Тверской, разглядывая нарядную вечернюю толпу, потом свернул в переулок и неожиданно зашел в известное литературное кафе на Дмитровке. Там я взял какую-то поэтическую книжку и классические ноль-пять пива. Пиво и стихи, как всегда, постепенно успокоили меня, и через какое-то время я уже довольно весело рассказывал что-то книжное молоденькой продавщице. По-моему, я говорил о способности поэта сохранять спокойствие в любой социальной ситуации. Хорошенькая была девушка.
А через пару дней он вдруг позвонил мне.
- Я написал статью. О нашем с вами разговоре. Хотите послушать? Я же вам говорил, что пишу то, что думаю.
И он прочитал мне, как у него есть давний знакомый, еще по 1990-м годам, гораздо моложе его, который недавно зашел к нему на чашку чая и жаловался на то, что ему кажется, что в стране потихоньку «холодает», - он назвал это «закручивают гайки». Далее наш герой подробно перечислял все свои возражения, а заканчивал статью словами, что его молодой знакомый, как все нервные люди, конечно, страдает от весеннего обострения, но, возможно, и там, наверху - здесь он даже повысил голос, тоже, как и я сейчас, выделяя свою мысль курсивом, - что-то делают не так, раз его молодой знакомый, человек, конечно, нервный, но в пределах нормы, как все мы (ха-ха-ха), так беспокоится.
Я было опять заспорил с ним, но потом остановился. Я подумал, что, наверное, по телефону не надо (и совершенно не удивился этой своей мысли), и, кроме того, мне нужно было куда-то спешить. Я сказал, что мы поговорим потом, и мы попрощались. Он сказал, что отложит этот номер газеты для меня.
А на следующий день, вечером, убили депутата Ю-ва. Помните, был такой демократический депутат, из бывших офицеров, начинавший еще с Ельциным у Белого дома? Вечная память.
Но представляете, совпадение!.. По телевизору было много разговоров на эту тему, и я не выдержал (дурак) и позвонил ему.
- Ну и что? - удивленно сказал он. - Ю-в запутался в каких-то коммерческих делах, депутатов в России довольно часто убивают, такие уж у нас депутаты. - Он искренне удивился моему звонку. - Перестаньте смотреть телевизор - смотрите, какая хорошая погода!..
И я, повесив трубку, подумал, что, во-первых, в конце концов может быть он и прав, и Ю-в, безалаберный, как и все интеллигенты, правда в чем-то запутался, а во-вторых, возможно, он искренне заботился обо мне - действительно, зачем смотреть телевизор в такую замечательную погоду?
5
В следующий раз я позвонил ему быстро, месяца через три, где-то в середине августа. Я собирался в Киев, а он хотел передать свои книги старому приятелю, еще весной просил меня об этом. Мы договорились встретиться у Бородинской панорамы. Была очень хорошая погода, только что кончилась летняя жара, шли дожди, город выглядел будто промытым, сочная зелень после пыльного и душного июля прямо светилась на солнце. Когда я подошел, старая черная «волга» уже была припаркована у памятника Кутузову, а он нетерпеливо прохаживался неподалеку.
- Историческое место, - сказал я, подходя.
Он усмехнулся:
- Этот господин не любил либералов вроде вас…
Мы немного поговорили. Он опять выглядел усталым и чуть-чуть грустным. И я, не знаю почему, вдруг сказал: вы знаете, а ведь вы в общем-то являетесь для меня ну… не учителем, разумеется, но чем-то вроде учителя. Исполняющим обязанности. Вы сознаете свою ответственность? - Я засмеялся.
- А я не червонец, чтобы всем нравиться, - неожиданно раздраженно сказал он. - Я недавно поссорился с поэтом И-м. Знаете такого? - Я кивнул. - А мы дружили 20 лет. Он тоже вроде вас, все ожидает погромов, а сам при этом строит себе дом под Москвой. Это уже в отличие от вас. - Я удивился: а почему бы ему не строить себе дом? Какая связь? Или дома могут строить уже только «свои»?.. Он не ответил. Потом сказал, оглядывая залитый вечерним солнцем Кутузовский и шевелящиеся под легким ветерком тополя на той стороне проспекта: - С., все будет нормально, все постепенно образуется, уверяю вас. Посмотрите, какой покой разлит в воздухе!..
Я протянул ему журнал, который принес с собой. Почему-то я до сих пор считал необходимым отчитываться перед ним о своих успехах. В журнале было интервью с одним известным поэтом старшего поколения, ныне, увы, уже покойным. Поэт тоже считал, что все «будет хорошо». В отдаленной перспективе. О нынешних проблемах он говорил, как об очередном печальном анахронизме русской истории.
- А русская история вся состоит из анахронизмов, вы не обратили внимания? - опять сердито сказал наш герой.
