Виль Липатов - Письма из Тольятти
После этого разговора Юрий Семенович пригляделся к работе мастеров и на других участках завода – побывал на кузнечно-прессовом производстве, поинтересовался алюминиевым литьем, работой цеха номер сорок шесть, где производилась окончательная доводка автомобиля. На всех этих участках мастера не сидели без дела, не стояли истуканами за спинами работающих членов бригады.
Юрий Семенович не торопился делать выводы, но жизнь сама наталкивала его на мысль о том, что все его терзания объясняются местом работы его бригады. Главный конвейер!.. Главный конвейер – вот где мастер значил так мало, что возникло чувство собственной неполноценности, неудовлетворенности. Главный конвейер – вот где мастер, человек с высшим образованием, не мог реализовать и тысячной доли своих знаний и способностей. И все это имело очень простое объяснение – на главном конвейере производственные операции были упрощены до предела, расчленены предельно, и все действия работающих диктовались жесткой волей перечисленных обстоятельств. Именно на главном конвейере в распоряжении мастера не было сложного оборудования и инструмента.
– На главном конвейере должность мастера не нужна! – решительно сказал Юрий Семенович жене после того, как в одну из смен прошел почти весь конвейер. – На главном конвейере вполне достаточно иметь хорошего бригадира, такого, например, как наш Папуля… Мало того, я могу доказать, что на главном конвейере мастер иногда мешает бригаде работать…
Галина Сергеевна удивленно глядела на мужа. Так вот почему он был так мрачен последнее время, совсем перестал улыбаться, плохо спал и почти ничего не читал? Галина Сергеевна уже подумывала о том, не болен ли Юрий, а он, оказывается, занят грандиозными проблемами… Долой мастера с главного конвейера – это было неожиданно, невероятно. Как же жить и работать без мастера, когда чуть ли не с рождества христова мастер существовал на любом производстве?
– Я могу доказать, – упрямо продолжал Юрий Семенович, – что иной мастер вреден на главном конвейере… Вот что мне рассказали знакомые ребята-социологи. Они выработали анонимную анкету увольняющегося с завода, и в одной из них я прочел такое… – Он вынул из кармана записную книжку. – На вопрос: «Просим Вас искренне указать причину увольнения», неизвестный отвечал так: «А желание работать на главном конвейере отбили у меня и у многих других такие мастера, как мастер Еськин А. М. с первого участка, цех 42-2. С такими людьми очень трудно работать…»
К этому времени Юрий Семенович успел познакомиться с мастером Еськиным, узнал, какой это грубый, нетактичный человек. Он без причины и нужды кричал на рабочих, командовал, когда не надо было командовать, отдавал распоряжения, когда в них не было нужды; одним словом, мастер, Еськин старался быть мастером в очень старом понятии этого слова, и дела в его бригаде шли отвратительно – люди убегали из нее, а те, кто еще оставался, давали много бракованной продукции.
– На главном конвейере мастер не нужен, – тихо и медленно повторила слова мужа Галина Сергеевна. – Звучит так, что не веришь в произнесенное.
В один из обеденных перерывов, когда члены бригады отдыхали, Юрий Семенович попросил Папулю выйти вместе с ним на заводской двор.
День был жаркий и душноватый, там, где располагалось Куйбышевское море, висели сизые неопасные облака, трава зеленела ярко, настырно; шумели автомобили, пролетая по заводским магистралям.
– Андрей, – сказал Юрий Семенович, – послушайте, Андрей, удивит ли вас вот такая мысль… – Он помолчал, прищурился на солнце. – Мне думается, что в производственных бригадах главного конвейера должность мастера не нужна, так как с его обязанностями вполне может справиться бригадир… Что вы скажете в ответ на это? – Юрий Семенович увидел такие же удивленные глаза, какие были у жены.
– Не нужна должность мастера? – тоже повторил Папуля. – Вы говорите, должность мастера не нужна…
Юрий Семенович улыбнулся.
– А вы не заметили, Андрей, – негромко сказал он, – что в течение последней недели я не дал ни единого распоряжения, ни разу не вмешался в дела бригады, а просто просидел шесть дней на дерматиновом диване… Ну-ка, вспомните события этой недели! Слышали ли вы от меня хоть одно указующее слово? И видели ли вы, чтобы я хоть раз улыбнулся?.. Нет, нет, про улыбку я говорю к тому, чтобы вы поняли – мне не до улыбок…
Теперь на мастера смотрели серьезные, задумчивые, напряженные глаза. Папуля, то бишь Андрей Андреевич Зубков, думал о словах мастера…
Возможно, ставить вопрос – нужна ли должность мастера в производственных бригадах главного конвейера – преждевременно. Вопрос этот не простой и требует всестороннего рассмотрения. Наверное, многое зависит от самой фигуры мастера, от отношений, в которые он ставит себя с людьми, от задач производства и многого другого.
Письмо четвертое
ЭРГОНОМИКИ
1
Этот человек никогда не будет полным; поджарый, с горящими глазами, стремительный, с растянутыми в улыбке губами, он за день появляется в десятке мест. Минуту назад Виктора Степановича Мацука видели на главном конвейере, через полчаса он сидит на профсоюзном заседании, а вот уже полный идей и нетерпения делает два дела – разговаривает по-итальянски (не очень уверенно) с фиатовским специалистом и диктует машинистке теоретическую часть доклада, цитируя наизусть целые куски из малоизвестных широкому читателю изданий.
Виктор Степанович Мацук родился под Киевом, в его речи без акцента все-таки слышна украинская мягкость, поэтому, согласно утверждению чеховского Беликова, представляется, что «малороссийский язык по звучности напоминает греческий». Улыбка у Мацука открытая, говорит он складно, его рассказ увлекает сразу, так как говорит Виктор Степанович о делах необычных, неординарных, новых даже для специалиста широкого профиля. И лаборатория, которой он заведует, носит экстравагантное название – на одном из участков главного конвейера видна на белой двери загадочная табличка «Лаборатория эргономики». Что за эргономика? С чем ее едят?
Перед дверью кипят страсти – работает главный конвейер, один из самых производительных в мире, мчатся «Жигули» – пикапы, автопогрузчики и черные машины руководящих товарищей; иногда медленно проходят автобусы с туристами, которым теперь завод показывают только из окна машины; главный конвейер струится в три могучих полноводных ручья, на глазах у пораженного наблюдателя каждые 42 секунды сходит с конвейера готовый автомобиль; два конвейерных километра автомобиль сопровождают спокойно работающие люди в спецовках с эмблемой на груди – ладья с туго надутым парусом.
Первый разговор с Виктором Степановичем Мацуком скучноват. Дверь кабинета начальника лаборатории эргономики заперта, слышно, как стучит машинка секретарши, как погуживает главный конвейер… Так с чем же ее едят, эту самую эргономику?
– Объектом изучения эргономики является трудовая деятельность человека, а предметом исследования – система: человек, орудия труда, производственная среда, – мягко, напевно, но соответственно моменту серьезно рассказывает начальник лаборатории. – Эргономика изучает функциональные возможности и особенности человека в трудовых процессах с целью создания таких условий, которые делают труд человека высокопроизводительным и вместе с тем способствуют его всестороннему духовному и физическому развитию…
Он говорит в такой манере, наверное, оттого, что сотни раз повторял в статьях и докладах эти слова, объясняя неразумеющим предмет своего увлечения. Однако, как и следовало ожидать от человека страстного темперамента, через полминуты Виктор Степанович переходит на человеческий язык. Он умудряется расхаживать по тесной комнатенке, не умеющий долго сидеть на одном месте, обильно жестикулирует.
– Вот вы говорите машины, научно-техническая революция, стремительное наступление будущего, – восклицает он, – а опыт высокоразвитого производства показал необычное… – Он загадочно прищуривается. – Как это ни парадоксально, во время свершения научно-технической революции человек не мельчает, не заслоняется машиной, а, наоборот, значительно заметнее и впечатляюще, чем в прошлом, выходит на первый план, занимает место у самой рампы, где его обильно поливают светом мощные «юпитеры»… А?! Каково? У рампы ныне человек… Человек, живой человек – с мускулами, нервами, любопытными глазами, огромной жаждой поспеть за событиями…
Начальник лаборатории с каждой секундой веселеет.
– Дело, видите ли, в том, что в системе человек – орудия труда – производственная среда человек представляет собой ту единственную часть системы, которая не может быть изменена. И мы, эргономики, как раз тем и занимаемся, что приспосабливаем все части системы к Его Величеству Человеку… Да, да, так обстоит дело только в нашей социалистической системе, где поставлена задача сделать человека пупом Вселенной…
