Екатерина Асмус - Избыток подсознания
Аська не бывала еще на море. Наверное, там так же хорошо, как в Африке! Потому что солнце и тепло. А может, и пальмы есть? Вытаскивала из памяти картинку: зеленая лужайка, синее небо, пальма силуэтом — и она сама в ярко-желтом платьице с солнышком на груди! А солнышко — такое же яркое, как на небе! Платье было любимое, жаль, в Ленинграде не часто наденешь, холодное лето и дожди… В Хартуме плоская крыша дома (там дом назывался смешным словом «вилла») нагревалась к полудню так, что мамуля включала все «кондишены» на полную мощь. Она терпеть не могла жары. Садилась на первом этаже, в самом прохладном месте, и рисовала иллюстрации к детским книжкам недостижимыми в Ленинграде фломастерами и красками. А сама тосковала по российским пейзажам с березками и уютно покосившимися домиками… Аська с папой (тогда «Он» еще был любимым «папой») любили жару и радовались солнцу! Днем приходил помощник по хозяйству, и Аська с криком «дядя Джи пришел!» бежала по дорожке — встречать. Африканец Джи сам был большим ребенком и с радостью играл в игрушки с Аськой, вместо того чтоб заниматься своими прямыми обязанностями. Показывал вставной зуб на присоске, который можно было вытащить изо рта, а потом пристроить на то же место, и никто бы и не догадался, что зуб неродной. Аська, конечно, видела до этого бабушкину вставную челюсть, неизменно ночующую в стакане с водой, но зуб на присоске — это было особенное волшебство! Мамуля ворчала, перестирывая белье, а Аська играла с Джи на полянке. Вечером приезжал с работы папа, и на открытой террасе с вазонами собирались гости — мужчины в темных костюмах и белоснежных рубашках, красивые женщины в ярких платьях и меховых палантинах (к ночи холодало: +20 против дневных +50). И — в невыносимо прекрасных туфельках!
Смех. Звон бокалов, запах сигар, шутки на английском, милые, нарядные детишки. Разноязычная мелкота ладила легко, делились игрушками, которых было так много, что и не унести одному. Старшие рассказывали младшим истории и сказки. Мамуля пекла пироги — удивляла русской кухней. Соседка Шера, вальяжная красавица, томно наблюдала за мужчинами. Аська замерла, глядя на ее туфельки: белый бархат, расшитый блестками, а вместо пряжек — нежно-розовые «пуховочки», как у куколки. Компания хохотала: английский биолог Джеймс рассказывал о своих экспериментах в работе по изучению комаров. Аська, любящая «взрослые разговоры», удивляется: зачем комаров изучать, а тем более выращивать? На даче, в Новгородской области, их хоть пруд пруди, спасу от них нет. А кусают больнооо! «Но, может, в Англии у Джеймса нет комаров?» — задумывалась она.
А рассказ продолжался тем временем: лабораторных особей нужно было кормить и поить особенным способом — микрокапельным! Требовалось нечто вроде воздушного шарика, заполненного жидкостью, но чтобы резина была тоньше… Джеймс попросил русского коллегу привезти из России тысячу презервативов, ибо они отличались особой прочностью!
— А этого человека три дня продержали на таможне, выясняя: зачем ему такое количество «кондомс»? — веселился Джеймс.
Слово было незнакомое, но взрослые «кисли» от смеха, поэтому хотелось слушать дальше.
Элегантный Алекс, хозяин сети обувных магазинов, уговаривает мамочку поработать на него — нарисовать рекламу для новой партии обуви. Мамочка смеется, она, конечно, нарисует, но деньги не возьмет: у нас в России не принято. Мамочка улыбается, Алекс изумлен: как не берут деньги — а на что живут тогда? Вмешивается Шера: «Коммунистам деньги не нужны! — жеманно говорит она. — У них медведи с балалайками на улицах водку пьют!» Под общий хохот мамочка хмурится, губы превратились в ниточку, и со змеиной улыбочкой, ангельским голоском она произносит: «Ах, сегодня ездила в город, по магазинам пройтись! Как много нищих! Я чуть не заплакала на улице, мы не привыкли к такому…» Тут вмешивается папа: он пытается предотвратить бурю, следующую обычно за подобными матушкиными высказываниями.
— Недавно на рынке видел смешную картину. Торговец овощами, услышав русскую речь, закричал: «Пакупай памыдор, красный как Маасква!»
Услышав слово «Москва», пожилая, очень бойкая француженка мадам Прето затягивает любимую иностранцами «Катюшу».
— Асенька, пора накрывать к ужину! — голос бабушки врезается в воспоминания. Аська стряхивает с себя мысли об Африке и об этих ненавистных туфлях с розовыми пуховками, из-за которых никогда уже не будет все так, «как было».
КухняВ необъятной кухне с линолеумными шашечками на полу — шесть газовых плит. Бабушка готовит, а Аськина работа — наполненные тарелки носить в комнату. Продукты хранятся за окном. Холодильники есть не у всех: очень трудно достать, только «по Блату». Кто такой Блат, Аська не знает, но отношение у нее к нему двойственное. Мамочка ненавидит его и запрещает даже упоминать его имя в ее присутствии. «Он» любит Блат и пользуется им, за что мамочка частенько обливает его презрительными тирадами. Бабушка никогда не вмешивается, смотрит телевизор — и все! А Аське Блат нравится! От него же красивые вещи приносят и вкусности разные. Но мамочка против этого, и Аська таится выражать свою радость, чтобы ее не огорчать.
В кухне — дверки и двери, вожделенные кладовки и антресоли. Когда идет генеральная уборка, удается подглядеть, что там хранится: какие-то допотопные тазы, огромные корыта, сундуки, одежда стародавняя. Ух, как интересно, так бы и сидела-рассматривала. Но! Гонят! Гонят! «Не мешай!»
Рассказывают, что раньше на антресолях няньки жили. Вот бы и ей! А кто такие няньки? У них есть в садике нянечки, их дело — посуду убирать, пол мыть и ругаться.
«Наверное, их раньше на антресоли сажали, чтобы ругани не слышать», — думает Аська.
И вновь поражается тому, как же раньше все устроено было правильно. Вот, к примеру: лепной узор на потолке в бабушкиной комнате разделен напополам — вторая половина у соседей. Это потому, что раньше перегородки не было, а была огромная столовая с хрустальной люстрой, камином и бархатными занавесками (Аська на фотографии видела, у бабушки висит).
Вот должно быть — красиииво, как у мадам Прето! А может, даже и лучше. В детском саду тоже есть столовая, но совсем невзрачная: столики из пластика и кривые табуретки. И пахнет всегда застоялыми щами. А на кухне, говорят, раньше была огромная печь! И там колдовали приходящие кухарки, изготавливая массу вкуснейших блюд для хозяйского стола по знаменитой в те времена поваренной книге «Подарок молодым хозяйкам» Елены Молоховец. Аська как-то пробовала читать — ни слова не поняла, а как же кухарки-то разбирались, говорят — они и вовсе были безграмотны?? Ну вот хотя бы совет, который любит со смехом цитировать мамуля: «Если к вам неожиданно пришли гости, пошлите прислугу в подпол, пусть принесут остатки холодной говядины, шесть золотников сливок, муки и масла…» Далее следует рецепт пирога, который можно быстро изготовить из принесенных продуктов. И — напоследок указание: «Что останется — отдайте людям!» Это значит, что ли, что нужно выйти на улицу и раздавать куски пирога всем встречным? Загадочны правила прежней жизни. И кушанья перечислены невиданные: миндальное молоко, артишоки, спаржа — такого теперь не попробуешь, да и в магазинах не увидишь. А бабушка так вкусно рассказывает! На праздники Аське все же удается полакомиться старинной вкуснятиной. Бабушка печет торт «Наполеон». Она не признает современной техники — миксера — и сбивает белки вручную, перетирает желтки с сахаром, пока не станет все это вместе белоснежной пеной. За «хорошим» маслом охотится по магазинам заранее. Тесто замешивается густо, а потом долго раскатываются тонюсенькие коржи. Бабушкины руки в муке, деревянная скалка ровно гуляет по мраморной столешнице кухонного стола. Стол — бывший умывальник, или иначе, по-старинному, — «туалет». Это сравнение неизменно вызывает Аськин хохот. А выглядит точь-в-точь, как знаменитый Мойдодыр — «умывальников начальник и мочалок командир» на картинке одной из ее детских книжек.
Коржей много. Их долго пекут в духовке, они румянятся, пузырятся, источая невыносимо вкусные запахи. В такие дни Аська из кухни ни на шаг, караулит сломавшиеся коржики, которые отдаются ей на съеденье. Выпеченные кругляши промазывают заранее приготовленным кремом. И когда получается штук пять аппетитных тортиков, как в любимых диснеевских мультиках, их запирают в холодильник, а Аська получает награду — теперь можно дочиста выскрести миску, в которой готовился нежнейший крем. Пока печется вся эта вкуснотища, бабушка рассказывает Аське чудесные истории о своем детстве и о том, как жили раньше.
РаньшеРаньше женщины не работали. И в семьях было по двенадцать детей! Вот должно быть весело! Аська, например, одна целыми днями или с чужими детьми в «дрянском» (слово собственного сочинения, но точно отражающее действительность) детском садике. А были бы братик или сестричка — тогда совсем другое дело! Какое «другое», Аська понимает смутно, но точно — «другое»! Но в коммунальной комнате «жить негде» и «не развернуться», — так мамочка говорит; а вот раньше все жили в больших, красивых многокомнатных квартирах и детей могли иметь сколько захотят! «Не все, — поправляет бабушка. — Только богатые. А рабочие и крестьяне жили бедно и тесно». Аська на это только отмахивается. Видала она в деревне, как сейчас живут крестьяне! Беднее бедного! Беднее Ленки-беспризорницы, чьи родители — алкоголики — позор всего двора! А теснотища у деревенских — теснее тесного! Спят по четверо, по пятеро, на одной кровати, и все это — в одной комнате, углы грязными тряпками отгорожены, так что бабушкина коммунальная жилплощадь, считай, — хоромы.
