Герман Брох - 1903 - Эш, или Анархия
Он явно был хорошим отцом, и не только фрейлейн Эрна, но и Эш были тронуты проявлением его сердечной доброты. Может, ощущая свое одиночество, Эш сказал: "Я сирота и почти не помню своей матери". "О Боже", — пролепетала фрейлейн Эрна. Но господин Тельчер, которому эти грустные разговоры, казалось, недоставляли удовольствия, запустил кофейную чашечку крутиться на кончике пальца, да так, что все не смогли сдержаться дабы не расхохотаться, все, за исключением Илоны, которая с невозмутимым видом сидела на стуле, отдыхая, наверное, от той массы улыбок, которыми ей приходится украшать вечер. Сейчас вблизи она была далеко не столь милой и очаровательной, как на сцене, возможно даже немножечко грузноватой; ее лицо, слегка обрюзгшее, с тяжелыми слезными мешками было густо усыпано веснушками, и Эш, испытав разочарование, заподозрил, что прелестные белокурые волосы тоже были не настоящими, а всего лишь париком; но мысль эта улетучилась, поскольку у него перед глазами опять засвистели ножи, втыкающиеся рядом с ее телом. Затем он заметил, что Корн тоже обшаривает глазами эту фигурку, и поэтому, пытаясь привлечь внимание Илоны к себе, спросил, нравится ли ей в Мангейме, познакомилась ли она уже с Рейном, задал еще пару подобных географических вопросов. Эта попытка, к сожалению, не увенчалась успехом, потому что Илона реагировала на все одной единственной фразой и то невпопад: "Да, пожалуйста", возникало впечатление, что она не хочет никаких отношений ни с ним, ни с Корном; напряженно и со всей серьезностью она пила свой кофе, и даже когда сам Тельчер что-то шептал ей на своем языке- очевидно, какие-то неприятные вещи, — она к нему практически не прислушивалась, Между тем фрейлейн Эрна обратилась к Гернерту, сказав, что хорошая семейная жизнь — это самое прекрасное, что есть на свете, при этом она слегка ткнула Эша носком ноги, было это сделано, дабы побудить Эша к тому, чтобы он приободрил Гернерта, а может, она преследовала иную цель — отвлечь его внимание от венгерки, красоту которой она тем не менее признала, от ее внимательного змеиного взгляда не ускользнула та страстность, с которой смотрел на эту женщину ее брат, и она считала вполне приемлемым, чтобы эта красавица досталась брату, а не Эшу. Она поглаживала руку Илоны, восхищаясь ее белизной, она даже слегка закатила ей рукав и сказала, что у фрейлейн прекрасная кожа, Бальтазар может в этом убедиться. Бальтазар положил сверху свою волосатую лапу, Тельчер засмеялся и заметил, что у всех венгерок кожа, словно шелк, на что Эрна, которая сидела тоже вроде бы не без кожи, ответила, что это зависит всего лишь от ухода за кожей — она же ежедневно моет лицо молочком. Ну конечно, вмешался Гернерт, у нее изумительная, прямо-таки высшего класса кожа, и дряблая физиономия фрейлейн Эрны расплылась в широкой улыбке, открыв желтоватые зубы и щербину слева вверху, она залилась краской до корней редких коричневатых волос, которые были собраны в довольно безликую прическу.
Опустились сумерки; Корн все крепче сжимал в своем кулаке руку Илоны, а фрейлейн Эрна томилась ожиданием, что Эш или по крайней мере Гернерт сделают то же самое с ее рукой, Она медлила зажигать лампу, не в последнюю очередь потому, что Бальтазар основательно воспротивился бы такой помехе, но в конце концов ей все же пришлось подняться, чтобы принести самодельный ликер, который красовался в голубом графинчике на комоде. С гордым видом она заявила, что рецепт приготовления ликера — ее секрет, она налила этой бурды, которая по вкусу напоминала выдохшееся пиво, Гернерт, правда, нашел ее очень вкусной; в подтверждение своих слов он приложился губами к ее ручке. Эшу вдруг вспомнилось, что матушка Хентьен не очень жаловала любителей шнапса, особое удовлетворение он испытывал от мысли, что Корн в любом случае не пользовался бы у нее популярностью, поскольку опрокидывал рюмочку за рюмочкой, каждый раз при этом причмокивая и облизывая кустистые темные усы, Корн налил и Илоне, ее невозмутимой безучастности и неподвижности целиком соответствовало то, что она позволила ему поднести рюмку к ее устам и не отреагировала на то, что он сам разок отхлебнул из этой же рюмки, обмакнув туда свой ус и заявив, что это поцелуй. Илона, очевидно, этого не поняла, но Тельчеру, в отличие от нее, должно было быть понятно, к чему все это идет. Просто непостижимо, что он наблюдал за всем этим с таким спокойствием. Может быть, он страдал внутренне, но был слишком воспитан, чтобы устраивать скандал. Эшу доставило бы неимоверное удовольствие учинить сцену ревности вместо него, но тут он вспомнил, как грубо обращался Тельчер с отважной девушкой на сцене; или он совершенно осознанно стремился к тому, чтобы унизить ее? Что-то должно было произойти, необходимо было помешать этому! Но Тельчер с веселым видом хлопнул его по плечу, назвал его своим коллегой и confrure[3], а когда Эш с недоуменным видом уставился на него, тот кивнул в сторону обеих пар и сказал: "Нам, холостякам, следует держаться вместе, не так ли". "Ну, тут уж, видимо, мне придется сжалиться над вами", — проворковала фрейлейн Эрна и пересела так, что оказалась теперь между Тельчером и Эшем, на что господин Гернерт обиженным тоном протянул: "Вот так вот всегда, как бедный комедиант, так по носу… да, деловые люди". Тельчер задумчиво проговорил, что Эшу, должно быть, не так-то просто узреть в чисто предпринимательском положении солидность и хорошую перспективу. А к театральному делу тоже неплохо было бы относиться, как к предпринимательству, причем в самой сложной его форме, и он не может не высказать своего всецелого уважения к господину Гернерту, который является не только его директором, но в определенной степени и компаньоном и который в своей области по праву пользуется репутацией толкового предпринимателя, даже если и не всегда надлежащим образом использует те возможности, которые ему предоставляет успех. Он, Тельчер-Тельтини, может судить об этом достаточно компетентно, ибо сам, прежде чем стать актером, начинал предпринимателем. "И что же в конце этой повести? Я сижу здесь, где мне могли бы предложить первоклассный ангажемент в Америку… или я не номер первый в своем деле?" В душе у Эша взбунтовалось какое-то смутное воспоминание: зачем им нужно так уж возносить это предпринимательское сословие; не столь много у него той пресловутой солидности. И он выдал им все, что думал по этому поводу, в заключение сказав: "Встречаются, конечно, разные люди, например Нентвиг и президент фон Бертранд, оба предприниматели, только один отъявленная свинья, а другой… кое-что получше". Корн пренебрежительно буркнул, что Бертранд- сбежавший со службы офицер, и это всем известно, так что нечем тут особо восхищаться. Ну что ж, Эш воспринял эту информацию не без удовольствия, значит, различия не столь уж велики. Но это ничего не меняло; Бертранд все же чуть получше, и вообще это были мысли, о которых, если честно, Эшу не очень хотелось распространяться дальше. А Тельчер между тем продолжал об Америке: там красота, там можно сделать карьеру, там нет необходимости бесцельно надрываться так, как здесь, И он продекламировал: "Америка, ты — лучше".
Гернерт вздохнул; да, будь он просто коммерсантом до мозга костей, сейчас кое-что было бы совсем по-другому; сказочно богатым он уже однажды был, но, невзирая на всю свою предпринимательскую хватку, он страдал всего лишь детской доверчивостью комедианта и благодаря мошенникам снова лишился всего капитала, почти миллиона марок. Так что господин Эш может себе только представить, каким богачом был директор Гернерт! Tempi passati![4]. Но он снова добьется своего. Он планирует создать театральный трест, крупное акционерное общество, за право участия в котором люди еще и будут конкурировать между собой. Просто потребуется время, и нужно достать денег, Поцеловав еще раз ручку фрейлейн Эрны, он позволил еще разочек наполнить свою рюмку и полным блаженства тоном проворковал:
"Очаровательно", руку он уже больше не отпускал, и она охотно и с удовлетворением была оставлена в его распоряжении, Эш же, впавший под впечатлением услышанного в задумчивое настроение, почти что не замечал, что туфля фрейлейн Эрны устроилась на его ноге, в сумерках он видел лишь желтую руку Корна, она, собственно, лежала на плече Илоны, и несложно было догадаться, что Бальтазар Корн обнял своей крепкой pyкой Илону за плечи.
В конце концов все же пришлось зажечь свет, завязалась; беседа, участия в которой не принимала одна Илона. А поскольку приблизилось время представления, а расходиться нехотелось, то Гернерт пригласил гостеприимных хозяев посетить представление. Они собрались и на трамвае отправились в город. Обе дамы прошли в вагон, мужчины же устроились на платформе, дабы покурить сигары, Холодные капли дождя по падали на их разгоряченные лица, и это было приятно.
Август Эш покупал обыкновенно свои дешевые сигары у торговца Фрица Лоберга. Это был молодой человек приблизительно возраста Эша, и это вполне могло быть причиной, по которой Эш, постоянно общавшийся с людьми более старшего возраста, обращался с ним, словно с идиотом. Тем не менее идиот этот занял, должно быть, определенное место в жизни, конечно, не ахти какое, однако Эш, как, собственно, и многие другие, был озадачен тем, что столь быстро привык именно к этому магазинчику и стал постоянным клиентом Лоберга.
