Игорь Гриньков - Белый пиджак ; Люди из тени

Был еще один наркоман-студент, которого я лично знал, Слава Ткачев, однокурсник моих сожителей по комнате в общежитии. Но это был элитный потребитель. Единственный сын обеспеченных родителей, Слава проживал в отдельной большой комнате роскошной номенклатурной квартиры и имел все, о чем мог мечтать обычный студент: ежедневные деньги на карманные расходы, превышающие размеры месячной стипендии, стереосистему, лучшие импортные пластинки, редкие книги, модную одежду и обувь. Он был умен, дороден телом, по-мужски красив в своих дымчатых очках в солидной роговой оправе, начитан и хорошо воспитан. Его мать работала большим начальником в Управлении аптеками области, и Слава имел возможность пользоваться чистым заводским «марафетом»-морфином, а не каким-то ужасным варевом вроде «ханки» или «химки», от которых мозги выворачиваются набекрень минимум через полгода.

Но «чистота» наркотика вовсе не обозначает его безопасность и безвредность. Уже на первом курсе Слава женился, и каждая очередная беременность его жены заканчивалась выкидышем, что, я думаю, напрямую было связано с пагубным пристрастием мужа. В конце концов, они развелись. Как и большинство наркоманов, Слава не перешагнул 40-летний жизненный рубеж.

Коля Погорелов (Никсон) пригоршнями (жменями, как любил говаривать один мой друг) глотал таблетки кодеина, запивая их вином. И таких было немало. Три-четыре личных эксперимента с анашой мне понравились, но эйфория от спиртного доставляла мне большее удовольствие, так что, к счастью, дружбы с наркотой у меня не получилось.

Более того, я испытывал какой-то необъяснимый безотчетный подсознательный страх перед инъекционными наркотиками. Во время медсестринской практики после 3-го курса мы дежурили в качестве ночных палатных медсестер-медбратьев в хирургическом отделении Кировской больницы. Нынешних строгостей с учетом использованных медикаментов тогда не было, все было достаточно формально и строилось на доверии и предпосылке, что никаких злоупотреблений с лекарствами по природе у медиков быть не может. Перед началом очередного ночного дежурства старшая медсестра выдала мне вместе с остальными медикаментами два бумажных пакета, в одном из которых находились ампулы с промедолом, в другом — ампулы с омнопоном. Я должен был в определенные часы сделать обезболивающие уколы тяжелым послеоперационным больным и расписаться в специальном журнале. Использованные ампулы наутро никто скрупулезно не пересчитывал, да и технически существовала простая манипуляция: вколи больному анальгин с димедролом, себе — наркотик, а надломленные ампулы помести в нужные пакеты. Лишь бы с отчетностью было все в ажуре!

Когда часть процедур была выполнена, в моем мозгу внезапно промелькнула быстрая и острая, словно молния, импульс-мысль: «А, может, попробовать!?» Мне стало страшно оттого, что эта мысль вообще смогла появиться, даже в такой предположительной форме. Долго сидел у ночного окна за процедурным столиком, пока окончательно не пришел в чувство, убедив самого себя, что мысль эта не моя, чужая и дикая.

Внутреннее животное ощущение того факта, что мой организм не в силах противостоять никакому препарату, вызывающему привыкание (алкоголь в расчет вообще не принимался, ведь он легально продавался в магазинах), уберегло меня от наркомании.

Кстати, от многих коллег я слышал впоследствии, что на том или ином этапе соблазн «ширнуться» возникал и у них; к счастью, многие его преодолели.

Сдается мне, что такая беспечность царила не только в Кировской больнице, так что ручеек оттока наркотиков из лечебных учреждений имел именно такую природу. Некоторые наши коллеги даже не хотели задуматься над тем, а каково же приходится онкологическому больному, раздираемому ужасными болями, которому вместо промедола, хоть на короткое время утоляющего страдание, вкалывали пустышку?

Сейчас распространение наркомании в нашей стране приняло характер неуправляемой эпидемии, грозящей национальной безопасности государства. Всемирная Организация Здравоохранения в конце 90-х — начале 2000 годов провела фундаментальное исследование с привлечением множества специалистов, с обработкой статистического материала по многим странам и использованием метода математического анализа и моделирования. Результатом этого исследования стал вывод: любая страна, в которой около 7 % населения пристрастилось к наркотикам, не имеет будущего, она обречена на деградацию и медленное вымирание. По официальным данным Российской статистики (а все знают, что за лукавая штучка — наша официальная статистика), почти 4 % россиян являются наркоманами. На самом деле этот процент, безусловно, выше.

Предлагаю угадать с трех раз: какое будущее ожидает нас и наших детей?..

Но давайте вернемся в не столь далекое прошлое и продолжим наше повествование. Учиться на четвертом курсе стало гораздо легче, так как за спиной остались предметы, для которых надобна чугунная задница. Латынь, анатомию, гистологию логикой не поймешь, тут требуется элементарная зубрежка. С четвертого курса пошли в основном клинические дисциплины, контакты с пациентами, а это довольно интересно.

На «фирме» Романа Давидовича Козлова я наконец-то перешел на водку (просто другое там не пили). Это самый «честный» из спиртных напитков, если такое употребление уместно в данном случае. Другие алкогольные изделия прикрываются всяческими вкусами, букетами, ароматами, запахами. Противная, горькая водка честно выпивается для достижения основной и единственной задачи — как можно быстрее опьянеть без всяких там красивых прикрытий. Поэтому она в России — лидер в мире спиртного.

Или от того, что я стал пить крепкие напитки или по логике развития болезни, у меня появились пугающие провалы в памяти. Сидишь, бывало, за столом в окружении любимых или незнакомых людей, тебе хорошо, пьешь, как положено, не опережая членов коллектива, душа начинает воспарять в космические выси или погружаться в гинекологические глубины, и вдруг… Черная Пустота. Провал. Утром первым делом ориентируешься на местности, выясняешь, где ты хотя бы приблизительно находишься. Обнаружив оторопело рядом чье-то женское тело, после осмотра-обследования досадливо и болезненно морщишься: «И где я вчера мог подцепить такого крокодила?»

Осторожно, дабы не разбудить ненароком «рептилию», начинаешь лихорадочный поиск чего-нибудь для опехмелки. Если везло, и ты находил искомое, то после употребления наступал период занятия умеренной самокритикой, не переходящей еще в самобичевание: «Нет, раньше я куда более избирательней был!»

Кроме головной боли и общей муторности, стали ощущаться, как выражаются медицинские работники, вегетативные расстройства: легкая дрожь в пальцах (пока еще не до такой степени, чтобы не застегнуть гульфик на брюках), учащенное сердцебиение, повышенная потливость — гипергидроз. Пока все эти неприятные симптомы моментально купировались одной 50-100-граммовой дозой «лекарства». Вот когда бы насторожиться, да куда там!..

Тем временем, коммуникабельный Роман Козлов познакомился с коллегой по «цеху» — Дмитрием Мурашко, художником-фотографом гайдаевской киногруппы из «Мосфильма», снимавшей в городе одну из новелл Михаила Зощенко в фильме «Не может быть». Почетный гость сначала посетил «фирму», а затем пригласил нас в свой номер в гостинице «Лотос»; угощение, естественно, — за счет «аборигенов», которые и так должны были быть счастливы от одного лицезрения столичной знаменитости. Кстати, таких знаменитостей на Москве хоть пруд пруди!

Но знаменитость, толстый седовласый мужчина в возрасте слегка за сорок, вела себя достаточно просто, представившись нам, молодежи, коротко: «Дима!»

Пока мэтр с набитым нежным малосольным заломом ртом, не забывая опрокидывать через равные промежутки времени очередную стопку, вещал нам всяческие мосфильмовские байки, мы смиренно делали вид, что нам все это очень интересно. Роман поддерживал беседу, задавая коллеге вопросы. Мурашко неожиданно спросил у Козлова: «Роман, скажите, а Вы еще не пишете книгу?»

Роман слегка опешил и как-то пристально посмотрел на Диму; они, что там, в Москве все на собственных книгах помешались? Ну что мог написать 26-летний Роман Давидович Козлов, в детстве мечтавший поступить в медицинский институт, но залетевший по малолетке за хулиганку, немного посидевший на «киче», прошедший курсы фотографов и ныне делающий «халтуру» (его собственное выражение) на Новогодних елках, летних туристах и на передовиках производства предприятий города? В глубине души Рома, конечно, не был удовлетворен своим положением разъездного фотографа, хотя материально был обеспечен хорошо: натура у него действительно была художественная, артистическая.

Тем не менее, он с полной серьезностью ответил, что пока только занимается сбором материала.