Наталья Лайдинен - Другой Париж: изнанка города
– А что ты тут делаешь? На что семью кормишь? Откуда заработок?
– А все делаю! – разухабисто сообщил Гоша. – Я разнорабочий широкого профиля, абсолютный универсал. Берусь за любую халтуру. Надо – дерьмо из ямы выгребу, надо – забор поставлю, жилье отремонтирую. Тут нелегалов полно. Никто из французов, жмотов разэтаких, переплачивать не хочет, поэтому работы всегда много. Хотя, конечно, есть и конкуренция. Кто успел – того и тапки. Иммигрантов полно, все дерутся за место под солнцем!
– А из каких стран иммигрантов больше?
– Да я не знаю толком, есть дикие совсем африкосы, арабы наглые, – пожал плечами Гоша, – но мы тут больше со своими тусуемся: русские, казахи, туркмены. Вообще в Париже из СНГ ребят полно! Мы себя тут евробомжами называем. И в обиду своих не даем!
Мы как раз подошли к месту дислокации Гоши и его семейства. Издалека тоскливо залаяла собака – здоровая овчарка. Ей вторили еще несколько псин разных пород. Все без поводков, но с ошейниками. Я остановился.
– Не бойся! Сейчас их успокоят! – сказал мне Гоша.
Действительно, мальчик лет пятнадцати, заслышав лай, бросился успокаивать псов. Они немного порычали и отошли в сторону, а затем улеглись, потеряв ко мне всякий интерес.
– Наш маленький бизнес! – не без гордости сообщил мой знакомый. – Пока в России собак на живодерни сдают, тут с каждой псиной носятся как с писаной торбой. Приезжают люди, выдают ошейники и еще денег платят! Поэтому бездомных псов тут нет, всех нищие подбирают.
Бомжей в Гошином лагере обреталось человек двадцать пять, притом разных национальностей. Они сидели на одеялах и картонках под большим самодельным тентом. У многих нищих были затравленные, печальные глаза. На руках у женщин плакали чумазые дети. Неподалеку на растянутых веревках сушилось застиранное белье. Хмурые, небритые мужчины походили на недавно покинувших места не столь отдаленные. Мне эта компания сразу не понравилась. Да и на меня бомжи смотрели весьма недобро, настороженно. Чужой!
– Знакомься! – широким жестом указал Гоша на разномастный табор. – Наши люди. У нас тут сложился реальный интернационал. Здесь в основном выходцы из Казахстана, Татарстана и Таджикистана. И несколько русских есть, кто от своих отбился. Мы тут между собой все дружим. Через мост – украинцы. Они к себе никого не подпускают, говорят, что самостийные. Еще дальше белорусы живут. Сразу несколько деревень сюда понаехало. Прибалтов еще полно. Кто посостоятельнее – на периферике, в автомобилях благоденствуют. Но это не важно, все мы тут все равно – азюлянты.
– Кто?
– Азюлянты. Кто-то подал документы на получение статуса беженца, кто-то еще нет, а кто-то и не собирается: возможности нет. Попасть в Париж проще, чем в Лондон или Нью-Йорк, этим и пользуются. Квартиру с нашими бумагами снять невозможно. Чтобы официально нанять жилье, надо иметь действующий рабочий контракт. А где же его взять?
– Многие наши больше всего хотят служить во Французском легионе, заявки подают, – пробасил здоровенный верзила с внешностью «их разыскивает милиция». – Но мало кому везет. Одному из пятидесяти, а то и реже. Я вот уже третий год пытаюсь…
– Грузинам многие завидуют, – сказал, вздохнув, немолодой чернявый мужичок. – У них обычно получение статуса легче проходит. И у западных украинцев… Конечно, многие хотели бы получить сразу британскую визу. Но там слишком сложно. Молдаванам, например, виз и статуса вообще практически не дают. Вот и остается Париж. Но это тоже неплохо. Не жалуемся.
– Короче, держим свою территорию! – подытожил Гоша.
– А что, бывают на нее покушения? – усмехнулся я. – С чьей стороны?
– Ничего смешного! – обиделся Гоша. – За свое драться будем до последнего! Ни пяди, так сказать. Это наш ответ всяким местным арабам. Кстати, знакомься. Это моя жена, Акбота. И детишки мои вон там бегают! Эй, жена, дай чай нашему гостю Тимохе!
Через пять минут мне принесли грязноватую, треснувшую в нескольких местах чашку. Я быстро проглотил горячий, только что с костерка, чай, присев на замызганное старое одеяло. Вокруг нас с Гошей собрался целый кружок любопытствующих мужчин и женщин.
– И много тут вас… на Сене, выходцев из бывшего СНГ? – спросил я.
– Очень! – с гордостью махнул рукой Гоша. – Скоро весь Париж будет нашими заселен! Тут и молдаване живут, и армяне, которые тнанками себя называют. У всех своя территория. Денег там чужим у туристов просить нельзя, воровать тоже, а то побьют. У нас все поделено.
– Воровать? – удивился я.
– А ты думаешь, как мы тут живем? – с вызовом спросил беззубый мужчина неопределенных лет, представившийся Мансуром. – Разве тут нормально заработать можно? Турист жадный пошел, денег мало дает. Ходит, пялится, фотографирует, а платить за просмотр не хочет. Вот и приходится изворачиваться. Женщины иногда крадут в магазинах трусы, носки. Еще – косметику… Потом перепродаем. Есть каналы налаженные. Бизнес мелкий, но на еду хватает.
– А вот как раз наши спонсоры приехали! – провозгласила радостно нарумяненная дама с рыжеватым перманентом, на лице которой отражалась вся ее безвременно ушедшая, но, без всяких сомнений, бурная молодость.
Она проворно вскочила на ноги и вместе с парой бомжей бросилась навстречу припарковавшемуся неподалеку на аварийке грузовичку «ситроен», на борту которого была нарисована собака.
– Куда это они? – спросил я у Гоши.
– Это нашим псам гуманитарии еду привезли! Каждый день такое бывает. Везет же некоторым!
Из «ситроена» выскочил ловкий мужичок, взмахом руки поприветствовал нищих и проворно выгрузил из машины несколько мешков, после чего быстро ретировался. Бомжи подхватили поклажу и спустились обратно под мост. Одновременно неподалеку радостно залаяли собаки.
– Радуются – знают, сволочи, что к ним жратва приехала! – ухмыльнулся Гоша. – Но мы не идиоты, им все не отдаем. Только сухой корм. Бывает, их консервы сами едим. Душок от них, конечно, не очень, но на закусь очень даже ничего.
Дама с перманентом тем временем деловито поковырялась в мешках, извлекла оттуда пакеты с кормом, открыла их и отправилась к животным.
– Ну что, родненькие, ужинать пора! Собирайтесь, песики!
Собаки окружили ее, весело повизгивая и помахивая хвостами.
– Еще у нас тут есть карманники высочайшего класса, – вернулся к предыдущей теме Мансур, который за это время разогрелся вином. – Работают в основном в автобусах и метро. Тут весьма приличные люди в общественном транспорте попадаются, да и туристов хоть отбавляй! Ротозеев среди них хватает. У нас общак: кто сколько добудет – то и наше. Один за всех, все – за одного.
Сверху снова донеслись призывные выкрики из мегафона:
– Долой нелегальных иммигрантов! Они позорят Париж!
Мои новые знакомые поморщились и отвернулись:
– Да пошли вы! Буржуи зажравшиеся!
– А вообще, здорово, что президентом Саркози избрали! – подал голос худосочный мужичок в залатанной рубашке.
– Это почему? – спросил я.
– Могло быть хуже, – отозвался он, показывая пальцем на митингующих. – Особенно если бы та самоуверенная социалистка выиграла – Сеголен Руаяль. Все-таки Саркоша для нас – свой парень. Он же сын венгерского иммигранта! Должен врубаться в наши проблемы, не обижать своих! Хотя круто, конечно, с арабами обошелся. Они ему еще припомнят.
По кругу пошла самокрутка с травой. Усталая женщина с прозрачными глазами разлила по стаканам разбавленное вино. Вино было вперемешку белое и розовое, из больших бутылок.
– И что вы дальше думаете делать? – спросил я, затянувшись.
– Ничего. Жить! – ответил один из мужиков, огромный Фарид. – Все лучше, чем там… Мы клошары, живем на шару!
– Чем же лучше? – Я окинул взглядом жалкие подстилки на набережной, натянутый над лежбищем тент и костерок.
– Всем! – хором ответили мне сразу несколько человек.
Я посмотрел на них с удивлением.
– Знаешь, – сказал мне бородатый мужик со слезящимися глазами, представившийся Сашей. – Пока я срок мотал, у меня родственники в Москве квартиру отобрали, на улицу выгнали. Ну, жил я потом год в Битцевском парке. Хорошо так жил, мирно, никого не трогал. Вырыли с пацанами землянку, внутри буржуйку поставили. Зиму перезимовали по-человечески, хлеб ели, картошку пекли. На жизнь честным трудом зарабатывали – бутылки собирали, милостыню в переходах просили. Но однажды пришли менты, всех повязали, в кутузку бросили. А потом надо было куда-то деваться. С корешами вот на счастье стусовался. Они помогли… А здесь – настоящая жизнь! Помойки в Париже – просто супер, не голодаем, детей есть чем кормить. Я работаю на стройке, вечерами жена брата с детьми эмигрантов сидит, по квартирам убирает, а своих детишек нам оставляет. Ночью на рынке мусор убираем, улицы метем. Неплохие деньги иногда выходят. В общем, хорошее житье-бытье!
– Можно просто у церкви с картонкой встать: берусь за все! Церквей в Париже много – кто-нибудь откликнется, – робко сказал интеллигентный мужчина в очках, представившийся Петром Андреевичем. – Особенно рядом с церковью Александра Невского, на улице Дарю. Там еще два ресторана рядом, всегда туристов русских много, денег хорошо дают. Я им истории рассказываю про то, что тут отпевали Кандинского, Бунина, Тарковского… Все-таки я научный сотрудник в прошлом, искусствовед, кандидат наук. А они радуются, благодарят, жалеют…
