Лебедев Andrew - Любовь и смерть Геночки Сайнова
Укрепляя свое здоровье, Генрих старался принимать участие во всех спортивных соревнованиях, организуемых "Гитлерюгендом". Особенно его привлекали вело и мотоспорт. Позже он стал выдающимся мото и автогонщиком и если бы не война, кто знает, он бы стал чемпионом мира в автогонках!
Княгиня Вальпурга цу Сайн-Витгенштэйн вспоминала: его школьные тетради повсеместно пестрели рисунками гоночных автомобилей и аэропланов. Звук пролетающего самолета, едва донесшийся из окна, подымал его из-за завтрака, и ничто не могло его удержать. Однажды доктор сказал мне после осмотра Генриха: мадам, это возможно, трудный ребенок, но будет разумным – не мешать ему расти, тогда все будет хорошо… Позднее я полностью стала следовать этому совету.
Когда он начал копить деньги на свой первый мотоцикл, Генрих принялся отказывать себе во всем. Он не покупал сладостей, не ездил на автобусе и поездах, передвигаясь либо пешком, либо на велосипеде. Однажды на велосипеде он проделал путь в триста километров, и когда его спросили, где он спал ночью, он просто ответил – в лесу, а на вопрос, что ел – сказал, что у него было два куска хлеба.
Наконец у него скопилась сумма, необходимая для приобретения легкого мотоцикла, не требующего прав на управление. На этом мотоцикле Генрих совершил свое первое большое самостоятельное путешествие из Фрейбурга к Северному морю.
Его мать вспоминала: Мы умоляли его не ехать в форме "Гитлерюгенда", но к тому времени он уже был банфюрером, и поэтому он не мог сопротивляться искушению.
Поэтому в пути с ним едва не приключилось несчастье. Из-за придорожных деревьев кто то выстрелил в него. Пуля застряла в привязанном за спиной чемодане. Генрих не сказал нам об этом, и только несколько лет спустя мы узнали, что с ним случилось по дороге к морю.
При этом с учебой дела у князя шли не очень гладко. Так в одном письме домой он сообщал, что латынь его оценивается между двойкой и единицей, а по французскому за упражнения он получает только двойки и колы. В свидетельстве об окончании гимназии у Генриха – Александера не было ни одной отличной оценки. По семи предметам у него было "удовлетворительно". И только по шести "хорошо".
Как и большинство его сверстников, князь Генрих Витгенштейн был безграничным патриотом Германии, и сразу после окончания гимназии хотел только одного – вступить в Вермахт и сделать карьеру офицера. Зная, насколько большие требования предъявляются на военной службе к здоровью, Генрих совершеннейшим образом презрел все мужские удовольствия в виде курения и спиртных напитков. Он систематически тренировал и закаливал свое тело, и добился в этом хороших результатов.
В 1936 году Генрих Витгенштейн начал свою военную службу в 17-ом Баварском рейтарском полку, расквартированном в Бамберге. Затем он перешел в Люфтваффе, и в октябре 1937 года был направлен в летную школу в Брауншвейге.
В июне 1938 года ему было присвоено звание лейтенанта, и в качестве штурмана-стрелка на Не-45 лейтенанта Вернера Релла он поучаствовал в оккупации Судетов.
Зимой 1938-1939 года его штурманом перевели в бомбардировочную авиацию в КG-254.
Карл-Теодор Хюлсхорф, бывший тогда офицером по техническому обеспечению, вспоминал: Мы видели, какие огромные усилия прикладывает Генрих к тому, чтобы получить квалификацию пилота.
.Я помню, как он был горд, когда сказал, что выполнил самостоятельный полет на Аr-66. В то время никто в полку не мог сравняться с ним в желании летать.
Впервые Хюлсхофф познакомился с Генрихом в марте 1938 года. Он вспоминал: Генрих был скромным и выдержанным офицером, выполнявшим свои обязанности крайне добросовестно. Он был немногословен, предпочитая выслушать мнение других.Мне показалось, что ко всему он относится критически, предпочитая выждать и смотреть, что будет дальше. Только по ироничной улыбке на его губах, можно было определить, что он не просто безучастный наблюдатель. Благодаря необычайной выдержке, Генрих был очень популярен среди своих товарищей.
В составе Кампфгешвадер -54 Витгенштейн участвовал во Французской кампании, потом в битве за Англию, а потом и на Восточном фронте. Всего в качестве пилота бомбардировщика Ju-88 он совершил 150 боевых вылетов.
Однако полеты на бомбардировщике не могли принести ему удовлетворения.
Когда англичане начали массированные ночные бомбардировки германских городов, Генрих стал часто повторять: Я хочу защищать. Я хочу быть защитником Германии.
Пилот Хайнц Ринг, хорошо знавший Генриха, говорил потом: Он не мог примирить себя с бомбардировщиком. Он мечтал о переходе в истребительную авиацию, причем именно в ночную. Именно в этом он видел реализацию своего понятия об идеальном солдате абсолютно чистого неба. Быть не нападающим, а защитником. Не бомбить, а сбивать бомбардировщики, несущие смерть мирным гражданам внизу…
Княгиня фон Витгенштейн говорила: Он перешел в ночные истребители, потому что понял, что его бомбы убивают не только солдат, но и мирных людей.
Второе письмо Аллы Давыдович – Фернанделес Борис!
Вот уже год, как я здесь, в Европе. Я все время думаю о тебе, о нас. Думаю, как много ты для меня сделал, и как сильно ты повлиял на мое становление, как личности. Я чувствую себя бесконечно благодарной тебе, и знаешь, тем, что я теперь здесь, и тем, что я здесь чего то добилась, я обязана тебе. И не удивляйся, это именно так. Я всегда восхищалась твоим умом, твоей образованностью, и рядом с тобой чувствовала себя такой несовершенной, такой неуклюжей. Я понимала, что не стою тебя, но ты заставил мое самолюбие совершить этот маленький подвиг – достичь чего то самостоятельно, достичь такой планки, чтобы ты наконец заметил меня и оценил. Мы прожили с тобой шесть лет. Это большой срок. Находясь рядом, я многому научилась. И прежде всего, я научилась относиться ко всему критически, как делаешь это ты. Меня всегда восхищал твой ум, я ценила каждую минуту общения с тобой, почитая за счастье быть глупой и недостойной собеседницей обладателя столь великого, да, я так действительно считаю, великого интеллекта.
Но все проходит. Я недоговаривала тебе, прости, и когда уезжала, я знала, что вряд ли вернусь. Думаю, и ты тоже все понимал. И вот я уже устроилась. У меня работа, по местным меркам даже не плохая. Знаешь, даже местные аборигенки и с образованием не всегда могут получить такую работу, какую удалось найти мне.
Конечно же мне помогли, вернее помог… И вот, теперь о самом главном, наверное…
Ты понимаешь, что я не могу быть одна. И вот уже почти год со мною рядом человек, которого я безумно уважаю, который по широте своей души – столь несвойственному явлению в здешних местах – дал мне все необходимое для комфортной и что самое важное – легальной жизни здесь.
Да, я замужем. Он сразу сделал мне предложение, как только мы с ним близко познакомились. Он сказал, что это любовь с первого взгляда. Я не могла сразу ответить на его чувство, я была слишком долго и слишком сильно увлечена и даже поглощена тобой. Но жизнь есть жизнь. Я дала свое согласие, и вот я уже гражданка другой страны. Я – европейка.
Он очень милый и хороший. Он самый обыкновенный – и в смысле внешности и в смысле талантов. Жильберт (так его зовут) работает бухгалтером в местном отделении крупного международного банка. У него свой дом в пригороде и в принципе его денег хватило бы на то, чтобы я не работала, но продолжала бы учиться, однако я настояла на том, что буду работать хотя бы пол дня – или двадцать часов в неделю.
Жильберт (так его зовут) он очень мил, он окружил меня той заботой и вниманием, которых мне так не доставало, когда я была с тобой. Да. Он не так умен, ему, безусловно далеко до тебя, но он заботливый и внимательный муж, готовый терпеть многие неудобства ради того, чтобы хорошо было мне.
Прости меня. Если можешь.
Мне бы очень хотелось сохранить ту ниточку общения, которая нас с тобой до сих пор связывала. Для меня это очень важно. Ты знаешь, как я ценила (и поверь, ценю и сейчас) те до сих пор волнующие меня минуты общения.
Я надеюсь, что со временем ты простишь мой маленький обман, простишь, и мы останемся хорошими друзьями, которым есть что вспомнить. А я навсегда запомню только хорошее, что было у нас с тобой.
Прости.
Алла.
Колдовство Как то жарким Сибирским летом, уже на втором году службы, когда дозволительны были некоторые вольности, Гена Сайнов пошел искупаться в Иртыше. Вообще, самовольные отлучки из части, не говоря уже о купаниях, формально считались большими проступками, но старослужащему сержанту – "дедушке Советской Армии" полагались некоторые поблажки. Даже начальник штаба, и тот, увидев Сайнова, неспешно бредущим в сторону поселка, не тормозил свой "Уазик", а проносился мимо, нещадно пыля. Другое дело было в первое лето. Тогда, едва заслышав за спиной шум знакомого мотора, молодой боец Сайнов порою бросался плашмя в не всегда сухой кювет…
