Маша Спивак - Год черной луны
— При наших отношениях…
— А какие у нас отношения? — спросила Тата.
Я задумался.
— Пожалуй, семейные, только без детей.
Она промолчала и лишь много позже призналась, что мои слова очень ее удивили: мол, без секса — еще понимаю, но дети при чем?
Кстати, именно благодаря Тате я, достигнув соответствующего возраста, продолжал хранить верность жене и не думал ни о каких молодых девушках, точнее, думал, но очень умозрительно, прекрасно понимая, что если не Тата, остальное неинтересно. Я даже начал гордиться своим нерушимым браком, хотя немножко завидовал тем, кто разводится, и временами огорчался: неужели у меня будет только одна жена? И один ребенок? Но не знаю, я как-то так устроен, что все измеряю и подсчитываю; когда стаж семейной жизни перевалил за двадцать лет, он стал для меня важен сам по себе.
Так продолжалось двенадцать лет. Я привык к своей роли в ее жизни и ее роли в моей, знал, что, не став ее любовником в самом начале, уже никогда им не стану. Мне казалось, что существующее положение вещей, этот наш слегка перевернутый «Гранатовый браслет», — наиболее удачный и единственно возможный вариант. Да и по большому счету, я настолько сросся со своей влюбленностью, что перестал ее замечать.
И вдруг, позвонив поздравить Тату с днем рождения, услышал: «Мы с Ваней расстались». И физически ощутил, как мир переворачивается с ног на голову.
Первое, что я сделал, — попытался отогнать нахлынувшую надежду. Мысленно закрыл руками голову: нет, нет, нет! Все равно невозможно! И вообще, надо ей сочувствовать, а не ликовать как последняя сволочь. Уже через пару секунд мне удалось убедить себя, что я испытываю все самые правильные, благородные чувства. И я предложил:
— Пойдем куда-нибудь сходим. Тебе надо отвлечься.
Мы пошли на выставку, а после — в кафе. Едва увидев ее, я сразу ощутил сострадание, которого не мог найти в себе до того. Мне захотелось немедленно разыскать Ивана и вернуть домой, лишь бы не видеть этих несчастных глаз, этого выжженного лица. Но уже в кафе, когда она выпила вина и чуточку повеселела, я понял: бесполезно бороться. Теперь, когда она свободна, я хочу ее. Всю. Себе.
Она заметила. В ответ на мои слова, что, возможно, все правильно, им с Иваном пора было расстаться, а двадцать пять совместных лет останутся чудесными воспоминаниями, она подняла голову, пристально посмотрела мне в глаза и спросила:
— А сам бы ты чего для меня хотел?
— Можно не отвечать на этот вопрос? — пробормотал я.
— Ясно, — сказала она. — Уже строишь планы. — И горько рассмеялась. Она всегда меня видела насквозь, понимала раньше, чем я понимал сам себя.
Неделю спустя она уехала в квартиру родителей. Они предложили ей пожить одной и попробовать прийти в себя, предаваясь детским воспоминаниям и глядя из окон на реку: вода успокаивает. Квартира эта, как на грех, совсем недалеко от моей. Впрочем, в центре все рядом… Я начал бывать у Таты каждый день и даже чаще. Наши встречи стали истинным смыслом моего существования. В уединении, в самой его возможности, прежде незнакомой и ненужной, таилось особое, сюрреалистическое очарование. Меня влекло к ней, я едва мог заставить себя отойти на пару шагов, тем более что повод приблизиться возникал постоянно: она то и дело плакала, и я гладил ее по голове, прижимал к себе, утешал. Но чем дальше, тем больше понимал, что сейчас не имею права ее трогать, досаждать собственными чувствами. Она была так растерянна, что могла сдаться, а потом возненавидеть меня. Опасаясь этого и не доверяя себе, я начал привозить что-нибудь вкусненькое, на скорую руку накрывал стол и усаживал Тату, — она ужасно похудела, стремление накормить ее было вполне естественно и к тому же отвлекало от дурацких мыслей. За едой она рассказывала про какую-то Сашу, астролога и колдунью, про ясновидящую бабку и порчу, наведенную на Ивана молодой подругой. Мне, если честно, от таких разговоров делалось дурно. И это — моя умница Тата? Как же ее умудрились заморочить! Но я не решался высказаться напрямую: ей было явно легче верить в любую чушь, чем в то, что Иван мог по-настоящему в кого-то влюбиться. К тому же в ее чудесном голосе звучала такая убежденность, а поведение Ивана было настолько безумно — он совсем исчез с горизонта, а когда изредка звонил, то нес форменный бред, — что я невольно начал сомневаться: вдруг в самом деле порча? Хотя уж кому-кому, а мне всякая мистика совершенно чужда; я — стопроцентный материалист и верю только в вещественное, в то, что можно увидеть, услышать, пощупать, попробовать на вкус, купить за деньги. Конечно, поведение Ивана было достойно всяческого осуждения и воистину поражало своей нелепостью, но все же я по мере возможности пытался разубедить Тату, заставить внять голосу рассудка.
— Средневековье какое-то, — говорил я.
— Допустим. А чем еще объяснить такие странности? И почему все, что они говорят, сбывается? — возражала она, приводя в пример очередной подтвердившийся прогноз Саши или бабы Нюры.
— В твоей ситуации всего два прогноза: вернется и не вернется. Любой вариант с вероятностью пятьдесят процентов сбудется.
В ответ Тата лишь снисходительно улыбалась: мол, поварись в этом супе с мое, тогда говори. А пока слушать ничего не хочу.
— Почему ты не видишь более простого объяснения: Ванюха устал вкушать ананасы в шампанском, и ему захотелось простой жирной котлеты?
— В твоей метафоре прокол: он эту котлету не ест, а бегает с ней, сунув за пазуху и вытаращив глаза, чтобы не отобрали. Согласись, это ненормально.
— Согласен, но… Ладно, к черту котлеты… Молодая девица, сколько ей?.. двадцать два. А ему сорок восемь, это же классика! Потерял голову, обычное дело. Побегает и успокоится.
— Ты что, забыл, как он возвращался домой на три дня? Я же рассказывала. Псих психом. Маялся, постоянно жег ароматические палочки и ходил по квартире, словно кого-то выкуривал. Буквально как Иван Бездомный в «Мастере» — с иконкой и свечечкой. Сам весь в каплях пота, глаза стеклянные и разве что красным не загораются. И взгляд, знаешь, такой странный… Представь, что я смотрю на тебя в упор, а потом, не поворачивая головы и не опуская глаз, отвожу их сильно-сильно в сторону. Зрачки как будто уезжают. Да-да, вот так. Ничего ужаснее в жизни не видела. А еще он каждые пять минут принимался плакать, смотрел по сторонам и твердил: «Я тут все так люблю, а меня отсюда забирают, я должен все оставить». Кто его забирает, кому он должен, скажи? Натуральный зомби. В последний день ему совсем было плохо, и я предложила позвонить одному человеку, который занимается восстановлением энергетики, говорю: давай съездим, тебе лучше станет. Ваня вроде бы согласился, но, когда я позвонила и стала договариваться, у него прямо корчи начались. Катается по дивану, вопит: «Не хочу, не поеду, он меня заколдует!» В голос орал — на том конце провода слышали. Я чуть со стыда не сгорела. В жизни он себя так не вел. А когда я трубку повесила, вскочил, крикнул: «Прости меня, больше не могу здесь!» — и умчался, причем, знаешь, казалось, что бежит он задом наперед. Когда, как говорится, ноги из дома несут. Это, по-твоему, нормально?
— Все равно должно быть разумное объяснение. В крайнем случае, это сумасшествие. Почему обязательно порча?
— Не знаю почему и ничего не утверждаю. Только другие объяснения с многочисленными «но», а если поверить в порчу, все сходится. Если б ты сам его тогда видел, давно бы в церкви прятался и молился, а так легко рассуждать.
— Не легко, просто я не хочу, чтобы ты…
— Все! Хватит! Не принимаю укоризны от человека без имени! — шутливо замахала на меня руками Тата.
— В каком смысле «без имени»?
— Ты что, никогда не замечал, что тебя все зовут исключительно по фамилии?
Я оторопел. Что называется, вы будете смеяться. Не замечал.
6
Лео
— А ты подумала, ведь у него жена? — Это мать мне говорит.
Нет, забыла. Ну, жена. Кому нужна такая жена, которая дома сидит, книжки за копейки иллюстрирует, а суп сварить ей некогда. Когда у нас с Ванюшей только закрутилось и он первый раз при мне домой звонил, я чуть не опухла. «Тусенька, что на ужин будешь?» Сю-сю-сю. Слушать тошно.
Нет, блин, прикиньте: директор фирмы после работы по магазинам скачет! А потом к плите несется: Туся готовить не любит и вообще устает. Скажите пожалуйста! И чего она ждала, Туся эта дурковатая?
Иван говорит, она вообще вся в своих картинках и мало что вокруг замечает. В койке тоже. Не понимаю: такой мужик под боком, а у нее не допросишься. Дура. Пусть теперь локти грызет.
Я его как увидела, сразу решила: мой будет. Чего греха таить, я ко всем мужикам в возрасте присматривалась, на которых в принципе смотреть стоит. У меня так несколько подруг в Москве устроились. Но на абы чего я соглашаться не собиралась, и вообще у меня жених был, мы уже и свадьбу планировали. Жили, правда, на съемной квартире, но лиха беда начало, правильно? А тут Иван подвернулся. Я в свою удачу верю.
