Рут Джабвала - Жара и пыль
— Можно подумать, я не догадываюсь, что у них на уме.
— И что же это? — спросила Оливия.
— Уж эти мне вечные шуточки. Не одно, так другое. Думают, что очень хитры, но на самом же деле — просто дети. — Он улыбнулся и постучал трубкой по медной каминной решетке.
— Вот как? — строго переспросила Оливия.
— Прости, дорогая, — он решил, что ее недовольство вызвано трубкой и рассыпанным пеплом, — Дуглас начинал курить, причем не слишком умело, — но оказался не прав. Она сказала:
— А мне они показались вполне взрослыми.
— Еще бы, — засмеялся он. — Обманчивое впечатление. Стоит раскусить их (а уж это они всегда чувствуют), и с ними можно неплохо ладить. Главное, не дать обвести себя вокруг пальца. Все это довольно забавно.
Он посмотрел на ее золотистую головку и изгиб белой шеи. Он любил, когда она вот так сидела напротив него за вышиванием. На ней было что-то мягкое, в бежевых тонах. Он не очень хорошо разбирался в женских нарядах и знал только, что ему нравилось, а что нет, и вот это ему нравилось.
— На тебе что-то новое? — спросил он.
— Боже, дорогой, я это сто лет ношу… А почему они смеялись? Что ты им сказал?
— Я им сказал, не прямо, конечно, что они шайка жуликов.
— И это им нравится?
— Если сказать на хиндустани, то да.
— Мне обязательно нужно выучить язык!
— Да, обязательно, — сказал Дуглас без энтузиазма. — Это единственный язык, на котором можно нанести смертельное оскорбление абсолютно изысканным способом. Речь не о тебе, конечно. — Эта мысль его рассмешила. — Вот было бы для них потрясение!
— Отчего же? Миссис Кроуфорд говорит на хиндустани, да и миссис Минниз тоже.
— Да, но не с мужчинами. И потом, они никого не оскорбляют. Это исключительно мужское занятие.
— Как и все остальное, — сказала Оливия.
Он пососал трубку, причмокивая от удовольствия, что заставило ее резко вскрикнуть:
— Прекрати, пожалуйста! — Дуглас вынул трубку изо рта и с удивлением уставился на Оливию. — Я не выношу, когда ты так делаешь, — объяснила она.
Хотя он не совсем понял, почему, но заметил, что Оливия расстроена, и отложил трубку.
— Мне и самому не нравится, — откровенно признался он. Они помолчали.
Оливия перестала шить и смотрела в пространство, нижняя губа у нее обиженно оттопырилась.
— Будет легче, когда ты переедешь в горы. Это просто жара тебя донимает, милая, — сказал он.
— Знаю, что жара… А ты когда сможешь приехать?
— Обо мне не волнуйся, это о тебе мы должны позаботиться. Я говорил с Бет сегодня. Они планируют уехать семнадцатого, и я спросил, не будут ли они так любезны зарезервировать и для тебя спальное место на то же число. Это ночной поезд из Калки, но, честное слово, он не так уж плох. — Дуглас был так доволен, что все устроил, ему и в голову не приходило, что она может отнестись к этому по-другому. — Еще четыре часа в горы, но что за путешествие! Тебе очень понравится. Пейзаж, не говоря уже о смене климата…
— Не думаешь же ты, что я поеду без тебя!
— Ну, там будут Бет Кроуфорд и Мэри Минниз. Они о тебе позаботятся. — Взглянув на ее лицо, он добавил: — Но это же глупо, Оливия. Моя мать по четыре месяца в году проводила вдали от отца, год за годом. С апреля по сентябрь. Ей тоже это не нравилось, но когда работаешь в округе, то ничего нельзя сделать.
— Я никуда не поеду, — сказала Оливия, выпрямившись и глядя ему в лицо. А затем добавила: — Принц Наваб хочет пригласить нас в гости.
— Очень мило с его стороны, — сухо сказал Дуглас. Он снова взял трубку, чтобы выколотить ее о каминную решетку.
— Да, мило, — сказала Оливия. — Он специально прислал Гарри, чтобы передать приглашение. Не каждый день августейшие особы устраивают приемы для младших офицеров.
— Верно, но я подозреваю, что старшие офицеры нагоняют на него такую же тоску, как и на всех нас.
— На нас?
— На меня.
Она все еще смотрела прямо на него, но уже смягчилась: смотрела не с боязнью, а с любовью, потому что и он так глядел на нее. Она всегда любила его глаза. Их взгляд был совершенно чист и неколебим — взгляд мальчика, который читал книги о приключениях и следует вычитанным в них законам храбрости и чести.
— Почему мы ссоримся? — спросила она.
Он на мгновение задумался и резонно ответил:
— Потому что этот климат приводит тебя в раздражение. Это совершенно естественно, со всеми так бывает. А дома сидеть без дела еще хуже. Поэтому я и хочу, чтобы ты поехала. — Через секунду он добавил: — Ты же не думаешь, что мне это по душе?
Тут уж она совершенно расклеилась, и только его сильные руки могли поддержать ее. Пусть, сказала она, пусть ей будет скучно и жарко, и они будут ссориться, пусть! Но только, пожалуйста, не надо отправлять ее в эту поездку одну.
Наваб сказал: «Дом без гостей — несчастливый дом». И хотя эта фраза, наверное, звучала естественней на урду, Оливия поняла, что он имел в виду, и была польщена и смущена одновременно.
— Вот и я, — заявил Наваб и широко раскинул руки, показывая, что он тут и душой и телом.
Он прибыл, как и прежде, с целой свитой. Только на этот раз отказался остаться, нет, теперь его очередь, он не мог более злоупотреблять ее гостеприимством. Это смутило ее еще больше, ибо как же было объяснить ему, почему она отказывается от его приглашения? Но, как человек, понимающий все с полуслова, он повернул дело так, что ей не пришлось ничего объяснять. Сказал, что проделал весь этот путь, чтобы пригласить ее прокатиться на автомобиле и, возможно, если ей будет так угодно, устроить небольшой пикник где-нибудь в тени. Нет, он не может принять никаких отговорок. Вся поездка займет лишь полчаса, пятнадцать минут, и пусть это приглашение будет символическим жестом — он умоляет позволить ему: он должен загладить вину. Он объяснил это так, словно пострадали замысловатые законы индусской чести и, возможно, в самом деле пострадали — откуда ей было знать? А ведь ей так хотелось поехать!
Он прибыл на двух автомобилях: «роллс-ройсе» и «альфа-ромео». Все молодые люди, приехавшие с ним, набились в «альфа-ромео», а он сам, Оливия и Гарри уселись в «роллс-ройс». Гарри сидел впереди рядом с шофером. Они миновали дома Кроуфордов и Сондерсов, церковь и кладбище. Затем выбрались на открытое место. Они ехали и ехали. Наваб в свободной позе устроился рядом с ней на жемчужно-сером сиденье, положив одну ногу на другую и беспечно вытянув одну руку вдоль спинки. Он не вымолвил ни слова, только курил несчетное количество сигарет. Местность, которую они пересекали, расстилалась под палящим солнцем. Она блестела, как стекло, и, казалось, ей не было конца. В какой-то момент Наваб дотянулся через Оливию до окна и опустил шторку, словно защищая свою гостью от вида этой выжженной земли. Но теперь это были его владения: они покинули Сатипур и ехали по его Хатму. Никто не сказал, куда они направляются, и Оливии казалось глупым спрашивать. Молчание Наваба ее беспокоило. Было ли это скукой или плохим настроением? Но в этом случае, зачем он так настаивал на поездке? И теперь, согласившись, она чувствовала себя целиком в его власти и должна была подчиняться любому его капризу. Платье прилипло сзади к ногам, и она волновалась, что, когда настанет время выходить из автомобиля, оно будет все в складках оттого, что она сидела на нем, и будет ужасно выглядеть.
Машина свернула с дороги на узкую колею. Здесь ехать было труднее: их трясло и кидало туда-сюда, Оливия отчаянно вцепилась в ремень, боясь, что ее швырнет прямо на Наваба. Эта мысль ее очень пугала по самым разным причинам. Через некоторое время ехать стало невозможно, и всем пришлось выбраться из машины и идти пешком. Тропа становилась уже и уже, взбегая все выше по холму. Наваб так и не произнес ни слова и лишь иногда придерживал рукой ветки, чтобы Оливии было легче идти. Но она все равно оцарапалась колючками, ее кусали какие-то насекомые, соломенная шляпа съехала набок, и ей было жарко до слез. Оглянувшись, она увидела Гарри, пыхтевшего сзади, ему тоже было не до смеха. Остальные следовали на почтительном расстоянии. Наваб в белоснежных брюках и кремовых с белым туфлях возглавлял процессию.
Он отодвинул ветви ежевики и пропустил Оливию вперед. Они прибыли в тенистую рощицу, в центре которой находился маленький каменный храм. Здесь было прохладно и зелено; где-то даже журчала вода. К тому же их уже ждала целая команда дворцовых слуг, которые приготовили место для отдыха. Землю устилали ковры и подушки, на которые Оливию пригласили присесть. Наваб и Гарри присоединились к ней, а молодых людей отослали развлекаться самостоятельно. Слуги суетились, распаковывая корзины с едой и охлаждая бутылки вина.
Теперь Наваб снова пустил в ход свое обаяние. Он принес извинения за путешествие:
