Джефф Дайер - Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси
— …без ключиц, — словно и не хотел сказать ничего иного.
Она явно расслабилась — он не оказался полным тупицей! — и была польщена.
— Что ж, спасибо еще раз.
Он говорил искренне. Плечи ее были нешироки и хрупки, но выглядели сильными.
— Полагаю, мне следовало бы вернуть комплимент…
— Умоляю, не чувствуйте себя обязанной.
— Нет, мне бы и вправду хотелось.
— Ну хорошо. Рубашка подойдет?
Он раскинул руки. Жест получился довольно неопределенный — не то красуется, не то плечами пожимает.
— Рубашка хороша.
— Спасибо. Вижу, мне придется вытаскивать его из вас по кусочкам, но это моя любимая рубашка. Она такая…
— Голубая?
— Нет.
— Мятая?
— Эээ… нет. Хотя да, можно было складывать поаккуратнее. Нет, я искал слово… «мужественная», что ли. Извините, мне не следовало это говорить. Вы и так к этому шли.
— Неужели? Я-то думала, я иду к «дешевая с виду».
— Так это и есть синоним к «мужественная». Вот ваше платье как раз выглядит дорого.
— Что, в свою очередь, есть синоним к…
— Именно.
Ого, он уже ловил все на лету. От былого паралича не осталось и следа. Если Джефф что и чувствовал сейчас, так это чрезмерную самоуверенность.
— Пятьдесят долларов, эконом-магазин.
— Да что вы! А смотрится так, будто стоит, ну, не знаю, вдвое дороже.
К ним подплыл официант.
— Желаете беллини? — галантно вопросил Джефф.
Они поменяли свои пустые бокалы на полные. Покончив с этими вводными упражнениями, они заговорили о биеннале, о том, кто где остановился и насколько. Она улетала в воскресенье. Джефф разглядел ее поближе. Родинка на скуле, сережки (маленькие, золотые), довольно полные губы.
Тут к ним обернулись Фрэнк и ее подруга.
— Мы идем посмотреть, не даст ли нам аудиенцию Брюс Нойман[37]. Пойдете с нами?
Фрэнк явно обращался к ним обоим. В других обстоятельствах Джефф не раздумывая воспользовался бы шансом приблизиться к такой величине, но сейчас — хотя он заставил себя промолчать — каждая молекула в нем вопила «мы останемся тут, спасибо Фрэнк».
— Мы останемся тут, — сказала Лора.
— Мы скоро вернемся, — сказала ее подруга.
— Как зовут вашу подругу? — осторожно спросил Джефф, провожая глазами Фрэнка.
— Ивонн.
— Ивонн… ну да. Разумеется.
Облегчение от возможности побыть немного наедине с Лорой было таким сильным, что у него снова отнялся язык. Как было бы славно вернуть разговор к ее платью и его рубашке и прочим метонимам — если это то самое слово — женственности и мужественности. Вместо этого он довольно тупо спросил, чем она занимается.
— Работаю в галерее, — отвечала Лора.
Внезапное желание немедленно перебраться в Лос-Анджелес вновь дало о себе знать. Боже, что же у него за жизнь, если он готов вот так, с полуоборота, все перечеркнуть? Хотя, возможно, дело в том, что «все» здесь на самом деле значит «ничего».
— А вы? Что вы делаете?
— Я журналист. Фрилансер. Если бы это была нормальная работа, я бы ее бросил и занялся чем-то еще, но фриланс, увы, и есть то самое «что-то еще», чем занимаешься, когда бросишь работу, так что возможности у меня довольно ограниченны. Или так, или никак — хотя одно от другого подчас не слишком отличается.
— А я вот как раз бросаю работу. Хотя галерея пока об этом не догадывается.
— А почему? Что случилось?
— Я отправляюсь путешествовать. Делаю то, что обычно делает молодежь в двадцать лет. Только я — с опозданием лет на десять.
Ага, он был прав, ей тридцать один или тридцать два. Ничто сегодня не может укрыться от него. Ей-богу, таким проницательным он не был уже много лет.
— И куда же вы едете?
— А, куда все, туда и я. Юго-Восточная Азия, Индия.
Да что же с ним такое! Через две минуты после Лос-Анджелеса он уже был готов продираться с рюкзаком через джунгли Вьетнама, Камбоджи и Таиланда. Ну да, если никакой более достойной цели у тебя нет, поневоле хватаешься за каждую проплывающую мимо соломинку. Скажи она, что подумывает о переезде в Румынию, он и тут был бы «за». Ну, или на Марс, чего мелочиться.
— А вы уже бывали в Индии? — спросил он.
— Однажды. В Гоа и Керале. На этот раз я хочу в Раджастан и Варанаси, который Бенарес.
— Одно и то же место, да?
— Да.
— Санскрит, так? «Наси» — место; «вара» — много. Место, у которого много имен.
Она рассмеялась. У нее были идеальные зубы, довольно крупные, — настоящие американские зубы.
— Понятия не имею, потрясающе это или натуральное «бен» как «полное» и «арес» как «дерьмо». Возможно, сразу и то и другое, как оно часто бывает.
Они еще раз чокнулись. Джефф смотрел, как ее губы касаются краешка стекла, смотрел, как она пьет. Ни тени розового не осталось на бокале — она не пользовалась губной помадой. Он глотнул из своего, и это простое действие сразу же вернуло ощущение жары, от которой должно было принести облегчение.
— Бог мой! — сказала она. — Какая невыносимая жара.
Она прижала холодный бокал ко лбу. Взгляд Джеффа скользнул вдоль гладкой подмышки. Стекло оставило на лбу несколько бисеринок влаги.
— Завтра, очевидно, будет еще жарче.
Он не хотел сказать ничего такого этим метеорологическим комментарием, но в нем прозвучал смутный намек на более тонкую ткань, осыпающиеся лепестки одежды, влагу пота. Белье, нагота… Жара.
— На самом деле все не так. У меня в отеле не говорят «жара» — это «’ара». А завтра у них будет «’арче».
— ‘Ара будет еще ‘арче?
— Именно.
— Куда же еще. Мне и так сдается, что здесь все испарится еще до наступления утра.
Ничего невозможного в этом явно не было. Очень легко представлялось, что просыпаешься утром — и обнаруживаешь этот полузатонувший город пустым и по щиколотку в гнусно пахнущей грязи: широко раскинувшееся ничто на месте лагуны, влажная бурая пустыня и последние рыбы, трепыхающиеся и хватающие ртом воздух. Хотя, с другой стороны, можно будет наконец-то вычистить каналы и хорошенько отремонтировать фундаменты зданий. Удивительно, что ничего подобного еще не сделали в порядке арт-проекта, вроде знаменитых «оберток от Христо»[38]. Если бы все это носило временный и обратимый характер, получился бы отличный аттракцион для туристов.
— …писать очень интересно, хотя… — говорила тем временем Лора.
— Да нет, какая это литература, это так…
Он пожал плечами и замолчал, гадая, есть ли у него при всем словарном богатстве английского языка шанс закончить предложение не тем термином, который вертелся на языке. Увы, шанса не было.
— …хренотень какая-то, — покорно закончил он.
За это время слово успело созреть, набрать вес и вырваться наружу с двойным смыслом — характеристикой его работы в целом и осознанием того ужасного факта, что никакой альтернативы у него нет.
— А, хренотень, — засмеялась она. — Самая суть англичан.
— Факт, у вас есть свобода и стремление к счастью. У нас… сплошная хренотень.
— Вы пишете о биеннале?
— Да. Вы знаете такую певицу, Ники Морисон?
— Дочку художника Стива Морисона?
— И Джулии Берман, которая, кстати, должна быть где-то здесь. Мне нужно взять у нее интервью и выманить ее портрет, сделанный Морисоном. В графике. Издатель журнала, на который я работаю, просто чокнулся на этой картинке, хотя в глаза ее не видел.
— А что в ней такого особенного?
— Понятия не имею.
На этой ноте у Джеффа снова пропал дар речи. Абсурдность его работы, всей этой хренотени, которую он вынужден писать, затопила его целиком и неизбежно пролилась бы наружу, рискни он сказать еще хоть слово. И снова она пришла ему на помощь:
— Но вы же пишете в основном об искусстве?
— На самом деле нет. Я вообще по визуальной части слабоват.
Это был его главный козырь. Он заготовил его еще до поездки в Венецию, решив, что сделает из него главную шутку биеннале, которую можно будет повторять при каждом случае. Правда Джефф совершенно не рассчитывал, что сможет опробовать его в таких идеальных обстоятельствах.
— Да и я не очень, — сказала она.
О нет! Она была совершенно серьезна и сказала именно то, что хотела сказать. Она даже не поняла, что он шутит. Патологически искренняя калифорнийка в чистом виде. Его разочарование было столь очевидным, — возможно, он даже опять шевелил губами, беззвучно проговаривая свои мысли, — что Лора со смехом ткнула его в плечо.
— Шучу, — на всякий случай объяснила она.
Джефф был сражен наповал. Она не только выдержала его лучший удар, но и легко парировала, заткнув его за пояс.
— Извиняюсь. Как я уже говорил, я только что приехал и еще не вошел в ритм.
— Все в порядке. Отмотаем назад. Итак, вы пишете в основном об искусстве?
