Курт Воннегут - Сейчас вылетит птичка!
— Когда?
— Только что… он открыл мне дверь.
Она удивилась.
— Поздравляю!
— Простите?
— Вы первый человек, с которым он общался после увольнения из школы, — пояснила Элси.
— Очень жаль, что его уволили…
— Вы как будто первый раз об этом слышите.
— Видите ли, я не местный, — начал оправдываться я, — живу на севере штата.
— О его увольнении знают все — от Чикахомини до Бангкока, — сказала она и вновь зарыдала.
Теперь я твердо уверился, что спятили оба: и муж, и жена. А если у них есть дети, то и они наверняка съехали с катушек. Вряд ли здесь можно найти надежных плательщиков по кредиту за противоураганные окна. Хорошенько оглядевшись по сторонам, я усомнился, что в этом доме хватит денег на первый взнос. Во дворе я заметил несколько цыплят на три доллара, «шевроле» за пятьдесят долларов и выстиранную одежду на сушилке. Наряд Элси — синие джинсы, кеды и шерстяная рубашка — в общей сложности стоил не больше полутора долларов на благотворительной распродаже в пожарной части.
— Миссис, — сказал я, готовясь уходить, — я вам очень сочувствую и был бы рад помочь, честное слово. Вы знаете, со временем все наладится, и тогда я с удовольствием покажу вам настоящий «Роллс-ройс» на рынке противоураганных окон, наши великолепные рамы «Американ три-трак» из анодированного алюминия, с убирающимися ставнями — очень прочными и долговечными.
— Погодите! — крикнула она, когда я отвернулся.
— Слушаю, мэм.
Тут она схватила рычаг насоса и опять выжала из него душераздирающий крик.
Многие спрашивают меня, какая она в жизни: неужели и впрямь такая суровая и могучая, как на задней обложке книги? Не понимаю, из каких соображений она выбрала этот снимок — разве что ей хотелось, чтобы все считали ее дальнобойщиком. В жизни она гораздо привлекательней и женственней — ни капли не похожа на Джимми Хоффу[6].
Центр тяжести у нее низковат, что правда, то правда. Возможно, она чуть полновата, но многим мужчинам это нравится. Самое главное — это ее лицо. Милое, доброе, любящее лицо. В жизни Элси не выглядит так, словно напряженно пытается вспомнить, куда дела свою сигару.
На сей раз насос заверещал так громко, что на шум вышел ее муж. В руке у него была кварта пива.
— Оно уже полное! — крикнул он.
— Что? — не переставая качать, спросила она.
— Ведро полное!
— Плевать!
Тогда он взялся за рычаг и остановил жену.
— Ей нездоровится, — пояснил он мне.
— Да, я богата и знаменита, — кивнула Элси. — И у меня не все дома.
— Я бы на вашем месте поскорей отсюда убрался, — сказал ее муж. — Или посреди следующей книги вы окажетесь в постели с… да бог знает с кем!
— Не будет никакой следующей книги! — крикнула Элси. — И вообще ничего не будет! Я уезжаю отсюда — навсегда! — Она села в «шевроле» и врубила зажигание, но ничего не произошло. Аккумулятор разрядился.
Она тоже разрядилась: закрыла глаза и уронила голову на руль. Складывалось впечатление, что она хочет провести так вечность.
Прошло больше минуты, и ее муж заволновался. Он босиком подошел к автомобилю, и я сразу увидел, как он ее любит.
— Милая? — позвал он. — Сладкая моя?
Она не поднимала головы. Шевелились только ее губы:
— Позвони тому продавцу из «Роллс-ройса». Я хочу «Роллс-ройс». Прямо сейчас.
— Милая? — опять окликнул ее муж.
Она подняла руку.
— Хочу! — Вид у нее стал по-настоящему суровый. — Еще я хочу норковую шубу. Нет, две! Сотню платьев от Бергдорфа Гудмана! Кругосветное путешествие! И бриллиантовую диадему «Картье»! — Она вылезла из машины. Самочувствие ее, очевидно, улучшилось. — Что вы продаете? — спросила она меня.
— Противоураганные окна, — ответил я.
— Их тоже хочу! Противоураганные окна на весь дом!
— Мэм? — переспросил я.
— Вы больше ничего не продаете? На кухне лежит чек на сто шестьдесят тысяч долларов, а вы к нему даже не притронулись.
— Ну… я могу предложить вам противоураганные двери, душевые кабинки и жалюзи.
— Отлично! Беру все! — Она остановилась рядом с мужем и окинула его взглядом. — Может, твоя жизнь и кончена, — заявила она, — а моя только начинается! Может, твоей любви мне больше не видать — если ты вообще меня любил, — но зато у меня будет все, что можно купить за деньги, а это немало!
Она вошла в дом и так хлопнула дверью, что там треснуло стекло.
Ее муж подошел к ведру с водой и вылил в него кварту пива.
— Спиртное не помогает, — сказал он.
— Досадно.
— Что бы вы сделали на моем месте? — спросил он. — Как бы поступили?
— Наверное, рано или поздно совершил бы самоубийство, — ответил я. — Потому что в этом доме творится какое-то безумие. Человеческая психика долго такого не выдержит.
— Хотите сказать, мы ведем себя неразумно? — спросил он. — Что наши беды — надуманные? Да вы хоть на минутку представьте, какому испытанию подверглась наша семья!
— Как же я могу представить, если совсем вас не знаю?
Он не поверил собственным ушам.
— Не знаете? Вы не знаете, как меня зовут? — Он показал пальцем на дверь. — И ее имени тоже не знаете?
— Нет, — сознался я. — Но очень хотел бы, ведь она только что сделала мне самый большой заказ со времен гостиницы «Зеленая гора». Или она пошутила?
Теперь он смотрел на меня как на невероятно красивую диковинку, способную испариться в любую секунду.
— Я для вас — самый заурядный и обыкновенный человек? — уточнил он.
— Да. — Впрочем, это было не совсем так — после концерта, который они мне устроили.
— Заходите, заходите! — воскликнул он. — Чем вас угостить? Пивом? Кофе?
Меня устраивало что угодно. Ланс затолкал меня на кухню: я непременно должен был провести с ним этот день. Первый раз я видел человека, который так истосковался по обычной беседе. Примерно за полчаса мы обсудили все: от любви до литературы.
А потом пришла его жена: в полной боевой готовности к скандалу, самому большому скандалу в ее жизни.
— Я заказала «Роллс-ройс», — заявила она, — и новый аккумулятор для «шевроле». Когда его привезут, я уеду на «шевроле» в Нью-Йорк, а тебе останется «Роллс-ройс» — компенсация за моральный ущерб.
— Да ты с ума сошла, Элси…
— Сошла, но теперь вернулась. Хватит с меня этого безумия. Я начинаю жить!
— Что ж, бог в помощь.
— Рада, что ты нашел себе друга, — сказала Элси, поглядев на меня. — У меня, к сожалению, пока нет друзей, но в Нью-Йорке они появятся — это будут чудесные люди, которые не боятся принимать жизнь такой, какая она есть!
— Ты знаешь, кто этот человек? — спросил ее муж.
— Он хотел продать нам противоураганные окна, — ответила она, а потом обратилась ко мне: — Что ж, ты их продал, мальчик. Целый акр противоураганных окон — надеюсь, они защитят моего первого мужа от простуды. Чтобы покинуть этот жилище с чистой совестью, я должна убедиться, что оно абсолютно безопасно и пригодно для жизни человека, который не вылезает из пижамы.
— Элси, послушай… — начал Ланс. — Этот человек — одно из немногих живых существ на всем белом свете, которые еще не слышали ни про тебя, ни про меня, ни про книгу. Он еще видит в нас обычных людей, а не предмет насмешек, негодования, зависти, бесстыдных сплетен…
Элси Морган обдумала слова мужа. Чем дольше она думала, тем сильнее менялась. Из безумной женщины она превратилась в тихую волоокую домохозяйку.
— Как поживаете? — осведомилась она.
— Хорошо, спасибо, мэм.
— Вы, верно, подумали, что попали в сумасшедший дом.
— Ну что вы, мэм. — Ложь выбила меня из колеи, и я, не зная куда деть руки, схватился за стоявшую на столе сахарницу. Под ней оказался чек на сто шестьдесят тысяч долларов. Я не шучу, ей-богу: под треснувшей пятнадцатицентовой сахарницей лежал чек, который Элси получила за права на экранизацию романа.
От удивления я сшиб чашку и вылил на чек кофе.
Знаете, сколько человек кинулось его спасать?
Один.
Я.
Я вытащил чек из лужи и обтер, а Элси Стрэнг Морган и ее муж все это время безразлично глазели на меня, ничего не предпринимая. Чек — билет в новую жизнь, полную роскоши и развлечений — значил для них не больше, чем шанс выиграть индейку на деревенской лотерее.
— Вот, — сказал я, передавая чек мужу. — Спрячьте подальше.
— Еще чего! — Он скрестил руки на груди, отказываясь брать чек.
Тогда я протянул его Элси. Она тоже не захотела его взять.
— Отдайте в свой любимый благотворительный фонд, — сказала она. — То, что мне нужно, за деньги не купишь.
— А что тебе нужно, Элси? — спросил ее муж.
— Я хочу, чтобы все стало как раньше, — ответила она, мрачнея, — и как уже никогда не будет. Я снова хочу быть глупенькой, робкой, милой домохозяйкой. Женой школьного учителя, едва сводящего концы с концами. Я хочу опять любить своих соседей, и чтобы они тоже меня любили. Хочу радоваться всяким глупым пустякам — солнцу, подешевевшему мясу, трехдолларовой прибавке к жалованью моего мужа. — Она показала пальцем на окно. — Там сейчас весна. Ручаюсь, все женщины мира ей радуются — кроме меня.
