Мартин Винклер - Женский хор
— Я тоже не вижу.
Проклятие! Придется делать УЗИ, чтобы проверить, не потеряла ли она его.
Но Карма невозмутимо улыбнулся:
— И это совершенно нормально, ведь я подрезал его очень, очень коротко. — Он поспешно взглянул на пациентку. — Так было лучше…
— Да, — согласилась она, рассмеявшись.
Почему это кажется им забавным?
Он засунул кисточку для мазка в зеркало, положил ее на шейку матки и повернул четыре или пять раз между большим и указательным пальцами, после чего осторожно извлек и поместил во флакон, наполовину заполненный жидкостью.
— А спираль может перевернуться? — спросила она.
— В матке, вы имеете в виду? Да, конечно, такое случается. Матка постоянно сокращается, так что ВКС может развернуться.
— Это плохо?
Я услышала, как пробормотала: «Ну конечно, придется его извлечь и вставить новое», но Карма, поморщившись, покачал головой и сказал:
— Вовсе нет. В перевернутом виде оно не менее эффективно. Медь или прогестиноген обладают контрацептивными свойствами и распространяются во всех направлениях. Но когда ВКС поворачивается, ниточку больше не видно, так что время от времени приходится проверять, по-прежнему ли оно в матке, не выпало ли.
— Ааа… — протянула женщина. — И как это делают?
Карма повернулся ко мне:
— Да, как это делают?
— Ну… с помощью УЗИ…
— УЗИ, ну разумеется! Отличный ответ! Вы переходите в следующий класс! Что вы думаете об этом, мадам? — спросил он, извлекая зеркало и помогая пациентке подняться. — Мы переведем ее в следующий класс, нашего маленького стажера?
— Конечно. Ей ведь нужно всему научиться!
Я посмотрела на них.
Наш маленький стажер? Но… да они надо мной издеваются!
«Этвуд!»
(Речитатив)[12]
— Спасибо, доктор, — сказала пациентка, пожимая ему руку. И, проходя мимо меня, добавила: — До свидания и успехов в учебе!
Она что, не рассмотрела меня как следует? Она думает, что я начала учиться на прошлой неделе?
Я вежливо улыбнулась. Карма проводил ее, после чего вернулся и встал передо мной:
— Вопросы?
Его подчеркнуто любезная улыбка была мне невыносима.
Если он думает, что сможет вырвать из меня всю подноготную, как из них…
— Нет. Вопросов нет.
— Все понятно?
— Все понятно.
Вид у него был немного разочарованный, но он продолжал улыбаться. Он секунду поразмыслил, затем вернулся в кабинет, положил карту пациентки, указал мне на кресло и предложил сесть.
Я присела на подлокотник кресла. Карма устроился на своем кресле на колесиках, склонился над картой и скрестил руки на животе. Он вдруг показался мне высоким и худым, почти тощим, хотя теперь старательно изображал из себя старого пузатого врача.
— Чему вы собираетесь здесь научиться?
И снова он застал меня врасплох. Я не знала, что ответить, мне хотелось дать волю чувствам и сказать: Я не хотела сюда идти. Я не должна здесь находиться. Я даже не должна находиться в Турмане, черт побери! В октябре прошлого года декан сказал: «Этвуд! У тебя есть все для того, чтобы занять должность руководителя клинической практики в акушерской клинике Бреннса, лучшей во Франции». Но все было занято. Мой руководитель позвонил декану Бреннса, которого знал уже сорок лет, и тот сообщил ему, что должность освободится в феврале. А пока он мог устроить так, чтобы пятый год я провела, заняв одно из свободных мест в Турмане, поскольку Коллино, заведующий акушерской клиникой, — один из его учеников. Я задалась вопросом, почему здесь так много свободных должностей, и теперь я это знаю. Коллино — маньяк. Он хочет, чтобы интерны прошли через все отделы. В том числе побывали на ДПБ[13] и плановых консультациях. Но меня совсем не радует перспектива просиживать здесь часами и выслушивать, как всякие клуши рассказывают о проблемах со своим «нижним этажом», ожидая, что их погладят по головке. И потом, меня раздражают ваша борода и торчащие вихры на голове… и ваш рот, который постоянно двигается, даже тогда, когда вы молчите, и ваша слащавая любезность, от которой так и веет фальшью. Но полгода прошли, и в Бреннсе не освободилось ни одного места, так что мне пришлось остаться на новый срок на своем месте, и это начало мне жутко надоедать, я вкалывала как сумасшедшая, и, даже если здешние хирурги не самые лучшие в мире, я стала одной из лучших, и мне бы очень хотелось ее заполучить, эту проклятую должность заведующей в Бреннсе, я достаточно долго для этого пахала. К счастью, Коллино меня любит, так что он меня наверняка поддержит. Но поскольку он уважает правила, он сказал, что, даже если я хочу заниматься исключительно хирургией, я недостаточно изучила медицину, и он подготовит мне очень хорошие рекомендации, но требует, чтобы я провела полгода или в родильных залах (нет, этого я больше не вынесу), или здесь, где я буду присутствовать на консультациях, видеть пациенток, два раза в неделю по утрам ассистировать на ДПБ. Поскольку в предпоследнем семестре я этого не сделала, нужно сделать это сейчас… если в октябре я стану заведующей, я сразу окажусь в операционном блоке… Он сказал мне это очень спокойно, но твердо, и я поняла, что отсечь это не смогу — даже очень острым скальпелем — и что без этого он не подпишет мое утверждение: он довольно щепетильный в таких вопросах… и даже невыносимый. Так вот, я позлилась, но подумала, что, если нужно это пройти, я проявлю терпение и возьму себя в руки, а потом подумала, что это пойдет мне на пользу — ведь эти часы работы более совместимы с Жоэлем, потому что его начало бесить, что я каждый день возвращаюсь домой поздно и регулярно остаюсь в блоке на дежурство, и я сказала ему, что скоро это кончится, что, как только я получу должность заведующей, все уладится. Я знаю, что он мне не очень-то поверил, но тут я ничем ему помочь не могла, раз уж он не понимал мою профессию, однако я попыталась ему объяснить, но он ничего не хотел знать — когда работаешь в строго установленные часы, вероятно, этого не поймешь. Когда я наконец должна была получить более спокойную должность, чтобы мы могли чаще видеться, он мне сказал, что проблема не в этом, и это меня настолько вывело из себя, я сказала, что мне плевать на его замечания, вздохи и нелепые требования и что ему лучше уйти, а он, вместо того чтобы извиниться, как ему следовало бы сделать, взял и ушел! Дурак! В любом случае все рухнуло, мы больше не разговаривали, и даже если целовались, как боги… почему я думаю об этом сейчас, ведь момент не самый подходящий…
Карма смотрел на меня своим полусочувствующим-полуиспытующим взглядом, но о том, чтобы ему обо всем этом рассказать, не могло быть и речи, ведь это его не касалось, а девушки, которые рассказывают о своих переживаниях, чтобы смягчить мужчину, — это не про меня, ведь я заканчиваю пятый год и я — интерн, у которого самые лучшие оценки в отделении и даже во всем УГЦ, так что черта с два. Я сделала глубокий вдох и ответила, глядя ему прямо в глаза:
— Честно говоря, меня интересует исключительно хирургия, но я считаю, что узнать немного обо всем остальном тоже полезно.
Я приготовилась к тому, что он застрелит меня взглядом, но он рассмеялся.
И я увидела, что один из его верхних резцов очень заострен.
— Здесь нужно как минимум научиться… — Он выдвинул один из ящиков металлического письменного стола, порылся в нем, не нашел того, что искал, закрыл его, открыл нижний шкаф, достал из него толстую книгу в яркой обложке и протянул ее мне. — Вот этому!.
Я прочла название: «Женское тело».
Я подняла голову.
— Это седьмое издание, исправленное и дополненное. Оно вышло в прошлом месяце. Если у вас есть адрес электронной почты, сегодня вечером я могу отправить вам PDF-версию, и тогда вы начнете читать ее сегодня и управитесь до конца недели. А в понедельник мы ее обсудим.
Я пыталась понять, шутит он или говорит серьезно, но, прежде чем я успела что-либо сказать, он поднялся и вышел. Я услышала, как он вызвал следующую пациентку.
Я пролистала книгу и почти сразу положила обратно на стол. Шестьсот страниц, испещренных мелкими буковками. Он что, действительно думает, что я стану это читать?
Таблетки
Пациенты — персонажи вовсе не второстепенные.
Они учат тебя твоей профессии.
— Здравствуйте, мадемуазель. Не позволите ли вы нашему интерну, доктору Этвуд, присутствовать на консультации?
Я вскочила на ноги. Карма ввел в кабинет молодую женщину лет двадцати трех — двадцати пяти. Она посмотрела на меня, на него, снова на меня и замялась:
— Ну… ладно, почему бы и нет?
