Линн Каллен - Миссис По
– Я не смогла прийти.
– И вам никто ничего не рассказал?
– Пока нет.
– Дорогая, да вы просто были темой вечера. Все интересовались, не любовники ли вы с ним.
– Что?!
– Конечно, это они так шутили. Передайте своему очаровательному мужу, чтоб он не волновался. – Она рассмеялась и взяла меня за руку. – Давайте зайдем пообедать, и я обо всем вам расскажу.
– Я действительно не могу. – Я не была готова к встрече с администратором отеля, который вывел бы меня вон, едва завидев.
В этот миг с Барклай-стрит вывернули красивые сани, запряженные четверкой холеных лошадей. Их пассажиркой оказалась старуха, разодетая в великолепные меха.
– Вам не кажется, что она чересчур открыто злорадствует, построив свое счастье на женском страдании? – сказала мисс Фуллер, когда сани проехали мимо нас. Увидев недоумение на моем лице, она пояснила: – Мадам Рестелл.[29]
– Я ее не знаю.
– В прошлом году я написала о ней статью. Она дает рекламу в «Трибьюн», утверждая, что ей известен «европейский секрет» окончания нежелательной беременности. Знаете, что это за секрет? Я вам скажу: это аборт. И занимаются этим абсолютно неподготовленные люди.
Я проводила взглядом несущиеся по Бродвею сани, которые так нарядно смотрелись в общем сером потоке. Мадам Рестелл нашла золотую жилу. До тех пор, пока женщин не перестанут влечь мужские объятия, у нее будет много работы.
– Итак, – сказала мисс Фуллер, – что насчет обеда? Я угощаю. Вам же наверняка хочется услышать, что сказал о вас По.
Я позволила ей увлечь меня в отель.
* * *Когда нас поглотила чересчур жарко протопленная утроба холла, мисс Фуллер повысила голос, чтоб заглушить отражающееся от высоких потолков эхо разрозненных обрывков разговоров.
– И все-таки вам действительно следовало прийти на это выступление. По был вчера в своей редкой ипостаси. В странной, вежливой форме он раскритиковал все произведения антологии «Поэты Америки», а Лонгфелло обвинил в плагиате.
– Не впервые, – пробормотала я, озираясь по сторонам. Плюшевые драпировки скрывали окна, не давая даже лучику дневного света смешаться с оранжевым светом газовых ламп. В потустороннем мраке медленно, будто в какой-то жидкости, перемещались хорошо одетые дамы и господа. У меня отлегло от сердца, когда я не увидела среди них управляющего отелем, который наверняка пожелал бы вручить мне наши неоплаченные счета.
Она кивнула.
– О да. Он назвал Брайанта банальным. А бедные беззащитные покойные сестры Дэвидсон?[30] Боже, он их просто уничтожил. Ивы бы слышали, что он говорил о Руфусе Гризвольде, как разгромил бедняжку за то, что он выбрал для антологии такие слабенькие стихотворения. Руфус сидел рядом со мной, и нужно было видеть его лицо: оно стало краснее, чем обивка этих диванчиков.
– Какой стыд!
– Вот почему я так взволновалась, когда сейчас увидела По. Я хотела добыть у него материал для моей колонки, ведь он наверняка опять сказал бы что-нибудь возмутительное. Но он сбежал. Он не сказал вам, в чем дело?
– На самом деле, мы толком не разговаривали. Он только помог мне встать, когда я упала на льду.
В странном оранжевом свете нос мисс Фуллер стал еще более ястребиным.
– Вы уверены?
– Не думаю, чтобы он запомнил меня на вечере мисс Линч.
Она негромко хмыкнула.
– Не обманывайте себя. Красоток вроде вас всегда запоминают.
Мы заказали table d’hote. В здешней гостиной было излишне много мрамора и атласа, а в столовой наблюдался такой же переизбыток массивного дерева. Как я могла тут жить? Это место душило меня своей роскошью.
У нас взяли верхнюю одежду, и выяснилось, что мисс Фуллер в этот раз не надела свой индейский нагрудник, но на ней был браслет, подозрительно похожий на костяной.
– Никто не избежал сарказма мистера По, – сказала она после того, как мы уселись. – Никто, кроме одного человека. И этот человек – вы.
– Я действительно не понимаю.
Она резко засмеялась.
– Ваша скромность пойдет вам на пользу. Мужчинам нравятся такие вещи. Хотела бы я тоже так уметь.
Прежде чем я успела запротестовать, она продолжила:
– Вы были единственным поэтом, о котором он неизменно хорошо отзывался на протяжении всей лекции. Он сказал, что вас ждет «лучезарное будущее». Вы понимаете, какая это роскошная вишенка на ваш торт? Мне сразу захотелось побороться за то, чтоб обзавестись копией ваших работ. Между вами наверняка есть какая-то связь. По не станет никого воспевать просто так, ради собственного удовольствия – этот человек ненавидит нахваливать кого бы то ни было. Давайте, Френсис, скажите. Не для печати, если вам так будет угодно.
Отрицать связь с По значило отказаться от возможности подняться на несколько ступенек по лестнице, ведущей к признанию. Но воспоминание о его искренней улыбке вдруг вызвало у меня приступ покровительственного отношения.
– К несчастью, между нами нет никакой связи. Мы недолго поговорили в салоне мисс Линч, вот и все. Я же сказала, не думаю, что он узнал меня сейчас, на улице, хотя он был почти что любезен.
– По? Любезен? Я знала, между вами что-то произошло. По никогда не бывает любезен.
Подошел официант. Я съежилась, потому что он знал меня по тому времени, когда я тут жила. К моему величайшему облегчению, он вежливо осведомился о моем муже и дочерях, словно мы были вполне благонадежными постояльцами. Между делом я подумала: что мисс Фуллер знает о Сэмюэле? Она явно насторожилась, словно бы ожидая скандала.
Когда официант уже подавал нам суп, к нашему столику подошел метрдотель и, поклонившись, словно ему тоже ничего не было известно о моих неоплаченных счетах, подал мне сложенную газету.
– Это от того господина, мадам.
Я оглянулась через плечо. Расположившийся у самого входа тщедушный партнер мистера Морриса, мистер Уиллис, торопливо отсалютовал мне. Благодаря слегка приплюснутой лысой голове и несколько наклоненному вперед туловищу он напоминал крупного кузнечика.
– Пригласите его к нам присоединиться, – велела метрдотелю мисс Фуллер.
Я развернула газету, и она раскрылась на странице с «Вороном». Волоски у меня на руках встали дыбом.
Мисс Фуллер одарила меня заговорщической улыбкой:
– Последний шанс внести ясность относительно мистера По.
Мистер Уиллис вприскочку пересек комнату и подошел к нам.
– Простите, что прервал вас. Я как раз выходил из редакции, когда пришел мистер По. Он попросил меня вручить вам, миссис Осгуд, его стихотворение и узнать ваше мнение о нем.
– Мое мнение?
Он скрестил руки, потом развел их, а потом сложил их и опустил вниз, словно зная, какими нервными выглядят его суетливые движения.
– Он сказал, что свои впечатления вы могли бы высказать лично ему. Я думаю, миссис Осгуд, что наш дорогой мистер По таким образом извещает вас о своем желании с вами побеседовать.
Что?
Мисс Фуллер подняла брови.
– Если вы действительно его не знаете, Френсис, вы должны с ним встретиться. Вам будет полезно подобное знакомство. Ваш муж ведь не станет возражать, не так ли?
– Не думаю.
– Итак? – напомнил о себе мистер Уиллис.
Мне хотелось сказать, что я нахожу птичьи стихи По ребячливыми и странными. Если бы я оказалась способна понять, как писать «волнующие, мрачные» произведения для мистера Морриса, я постаралась бы придать им глубину и заставила бы сказать что-то о человеческой душе. Они не должны быть всего лишь пустой игрой слов.
Но мой муж сбежал, и, даже если я подам на развод, это не изменит моего финансового положения – у него просто нет денег, чтоб выплачивать мне содержание. Я была не в том положении, чтоб воротить нос от мистера Эдгара А. По и поддержки, которую он может мне оказать. Во всяком случае, вреда от этого наверняка не будет.
– Пожалуйста, передайте ему, что я просто восхищена его стихотворением.
5
Две недели спустя я, укрытая полостью из буйволиной кожи, ехала по деловому центру в экипаже мисс Фуллер. Я слишком нервничала, чтобы наслаждаться поездкой или по достоинству оценить запряженную гнедой лошадью карету. В этот миг для меня не имело значения то, что мисс Фуллер – единственная в Нью-Йорке женщина, которая обеспечивает себя литературным трудом, да так, что имеет возможность купить экипаж. Почему я согласилась встретиться с По? И почему он захотел меня видеть? Он уже назначил встречу на прошлой неделе и отменил ее. Когда это произошло, я почувствовала облегчение, но тем сильнее разволновалась, когда вновь получила приглашение. Раз он принялся так внезапно и необъяснимо воспевать мою поэзию на лекции в библиотеке, что помешает ему так же внезапно перестать меня поддерживать, если я скажу что-то не то? Кто знает, по какому поводу этот человек может выкопать свой томагавк?
