Алла Калинина - Как ты ко мне добра…

— Мне кажется, Вета, что ты неправильно читаешь.

— Почему это неправильно? — удивилась Вета.

— Ну, не то. Тебе сейчас надо классику прорабатывать…

— Откуда ты это знаешь, что мне надо?

— Ну прости, не тебе, а всем нам.

— Ну и все равно, читаю я классику не хуже твоего…

— Конечно, но ты сейчас совсем другим увлекаешься. А то совсем неподходящее чтение.

— Это почему еще? Что ты такой за пророк? Там красота сама и поэзия, а ты… ты дура! — И, развернувшись, отлетела от Ляльки.

Но Лялька не отстала, и обидеть ее оказалось невозможным. На следующий день притащила Флобера, подсунула и глаза таращит.

— Ну, Вета, не сердись, прочитай…

И Вета смолчала, взяла, Лялька и тут своего добилась.

Ведь и правда — поссорила ее с Зойкой и еще перевоспитывать взялась. Есть же такие дуры.

И теперь Флобер нарочно, назло не нравился Вете. Ирка долбила на пианино. А Вета не стала учиться музыке, бросила, и родители не настаивали, не заставляли ее. Вообще что ее интересует? За сколько разных вещей она бралась и все бросала. То рисовать она ходила в Дом пионеров, и очень ее хвалили, говорили, что способная. Но она бросила, надоело рисовать гипсовое ухо — все ухо да ухо, ей совсем другого хотелось. А чего — она и сама не знала. И английским бросила заниматься — учительница не понравилась, старая она была, и усталая, и разговаривала с ней, как с маленьким ребенком, песенки какие-то заставляла учить.

«Наверное, я бесталанная», — думала Вета, но нет, она сама не верила в это, что-то было важное внутри нее, что-то там дрожало и готовилось, что-то прекрасное, ни на что на свете не похожее, для чего она и родилась на свет. Только пока она еще не знала, что это было.

Зазвонил телефон.

— Вета, тебя! — крикнула мама.

Это оказалась Зойка. Они с Ветой давно уже избегали друг друга, и вот неожиданно Зойка позвонила.

— Привет! — сказала Зойка. — Я тебе хотела сказать, я твою книжку прочитала… и вообще много его прочитала. Ты человек, Ветка. Я думала, ты так, воображаешь, но это правда здорово…

— Конечно, здорово! — обрадовалась Вета.

— Пойдем потреплемся, — предложила Зойка.

— Давай! Я сейчас выйду к остановке пятого, к скверику.

— Жду, — сказала Зойка и повесила трубку.

И вот торопилась Вета к скверу.

Зеленое небо догорало над церковью. И только сейчас заметила Вета, как сползались туда со всех сторон старушки с белыми узелками, а из узелков торчали бумажные цветы и свечки. И возле ограды церкви целая толпа их стояла, и в сумерках теплились огоньки свечей, и так красиво это было — глаз не оторвать.

Ну конечно, там шла пасхальная служба, ведь Елоховская церковь — кафедральный собор, и здесь служил сам митрополит всея Руси Алексий, а по случаю пасхи бывали там необыкновенные хоры, и говорили, будто бы приедет сам Козловский.

Вот бы послушать! Но не протолкаться было у церкви, только виделся в открытые двери золотой и коричневый дымный свечной свет. Хотела еще она поглазеть, но вдруг из толпы прямо на нее, казалось, выехал верховой на серой взмокшей лошади.

— Проходи, проходи, — сказал он, — чего тебе здесь?

И Вета отошла. Так вот почему толпилась сегодня в школьном дворе конная милиция. И девчонки целый день висели на окнах. Пасха, оказывается. Как интересно!

Зойка уже ждала ее.

— Поедем в центр, — предложила она.

— Поедем. Видела, что там делается?

— Ага. Завтра будут все колокола бить. Послушаем.

Они сели в пустой троллейбус сзади и ждали. И наконец он тронулся и поплыл по предпраздничной предмайской Москве. Дрожали в стеклах огни, кое-где готовилась уже иллюминация, висели портреты и красные полотнища. Они вышли у площади Революции, прошли Охотным рядом и свернули на улицу Горького. Почему-то здесь интереснее всего было гулять — от Манежа до Маяковской, а там садились они на метро и ехали домой.

Вечер такой был свежий, и с непривычки после зимнего пальто такая голая и незащищенная была шея, и дышалось глубоко, и так интересно было ловить взгляды идущих навстречу людей. Они разговаривали обо всем на свете, и оказалось, так они друг друга понимают, что больше и невозможно. Только ночью уже, когда ложилась спать, вспомнила Вета, что нет, недоговоренность все-таки была: был Витька Молочков, была Лялька Шарапова, были еще намеки на какую-то непонятную ей Зойкину опытность, но интересно было с Зойкой, это была личность, и очень хотелось с ней дружить.

На следующий день было комсомольское собрание. Настроение у всех было приподнятое, потому что день был яркий и действительно с утра, не замолкая, гудели и звенели колокола. Все уроки шли впопыхах, и учителя и девочки дурели от этого звона, а когда он кончился, головы стали такие пустые, что казалось — повылетают сейчас в окна, как воздушные шары. Собрание вела Светка Петрова, раскосенькая, серьезная, интеллигентная. Все шло по порядку, одно за другим, но тут вдруг вылезла Зойка, и сразу, конечно, все пошло кувырком.

— У меня вот какое предложение есть, — обстоятельно начала Зойка. — Давайте официально подъедем к директрисе, чтобы нам разрешили на демонстрацию идти без формы, а в нормальных платьях и носках. Вы меня хоть убейте, но я в белом фартуке на улицу не выйду.

И сразу начался тарарам.

— Правильно, Комаровская! — орали девчонки.

— У нас же праздник, а от формы и так тошнит!

— Долой!

— Тем более мы в первой колонне идем…

— Пиши резолюцию!

Вета сидела спокойно. Ей наплевать было, она могла и в фартуке прогуляться, это они из-за мальчишек с ума сходили, перед ними боялись осрамиться.

Светка Петрова металась, стараясь вернуться к плану, написанному у нее на бумажке. Но это уже невозможно было. Хохот и визг стояли, и возник самодеятельный комитет, конечно, с Зойкой во главе, и хоть сейчас готовы были они идти к Надежде.

— Девчонки, — чуть не плакала Светка, — у нас же комсомольское собрание, мне в комитете попадет.

Но ее никто не слушал.

Толпой с топотом повалили вниз, прямо в директорский кабинет, и с лету вломились туда.

Надежда Петровна, монументальная, брюзгливая, с ледяным презрительным взглядом поднялась из-за стола им навстречу.

— Опять восьмой «Б»? Что такое? Что за делегация?

И девочки рассеялись и тихо стали вытекать из кабинета, и чуть не одна осталась Зойка.

— Комаровская, подойди сюда, остальные выйдите.

И все послушались молча.

— В чем дело, Комаровская?

И пока Зойка мужественно излагала свои дерзкие мысли, директриса все так же холодно с прищуром смотрела на нее, потом повела рукой: садись, и села сама.

— Прежде всего посмотри на себя. На кого ты похожа? Лохматая, красная. Ты не похожа на советских учащихся.

— На кого же я похожа? — буркнула Зойка.

— Ты нарушаешь правила поведения и внутреннего распорядка для учащихся, — возвысила голос Надежда.

— Чем же я нарушаю?

— Иди, Комаровская, ты свободна.

— Надежда Петровна, но вы же ничего не ответили по существу! — сорвавшись, завопила Зойка.

— Я не обязана тебе отчитываться в своих действиях. О распорядке проведения демонстрации вы узнаете в свое время от классного руководителя. А тебе, Комаровская, я советую подумать о своем поведении. Тебя видели вечером под руку с мальчиком.

— Ну и что такого?

— Как это — что такого? Как ты разговариваешь с директором? — яростно заколыхалась Надежда. — Вон отсюда, и советую тебе серьезно подумать обо всем!

И Зойка вылетела прямо в объятия своего класса, который чуть не в полном составе торчал тут под дверями.

— Ну что теперь будет? Я же говорила, — мучилась Светка Петрова.

— Ладно, Комаровская, как-нибудь обойдется!

— Расскажи Елене, она за тебя заступится, — утешали девчонки.

— Нет, вы подумайте, — кипятилась Зойка, — даже не удостоила меня ответом. Она обеспокоена, что я под ручку хожу, зараза.

— Тише ты!

— Напрасно ты к ней пошла, — сказала Вета, — что, ты ее не знаешь?

— Вот бы кого я своими руками задушила, — мечтала Зойка, — нисколько бы не пожалела.

— Боюсь, она тебя раньше придушит.

— Тоже может быть. Перевестись, что ли, в другую школу?

— Трусишь?

— Нет, — заорала Зойка, — это вы все струсили, разбежались!

— Так это она выгнала…

— Все равно, сговаривались вместе, а осталась я одна, всегда так получается.

— А ты не лезь всюду, — сказала Света Петрова, — было нормальное собрание, а что теперь будет?

— Ладно, не ваше дело. — Зойка крутанула плечом и затопала по коридору одна, высокая, сильная, размашистая.

И снова загалдели, заметались девчонки, но уж ничего нельзя было исправить, а на Вете повисла довольная Лялька Шарапова.